– Кто же меня мог сюда засадить, вах? И за что? О, это, наверняка происки моих врагов-торговцев. Алчный Имрат-кызы давно зарился на мои мельницы… Мои яблоневые сады тоже ему покоя не давали. А еще мастерские… Гм-гм… А, может, не Имрат? Может, Халиф-бей? Он же должен мне триста цехинов…. Деньги невелики, но для него – и это сумма! Да-да! Не захотел выплачивать, вот и…
Рассказывая, Алексей пристально следил за реакцией надзирателей… которые стали явно задерживаться в камере чуть дольше, нежели требовалось для того, чтобы сначала принести еду, а потом забрать посуду. Чуть-чуть дольше… А затем – уже и не чуть-чуть… Причем – оба!
А при словах "триста цехинов" – в глазах Дылды явственно вспыхнул алчный огонь, а тонкие губы Слюнявого завистливо скривились.
Ага! Завидуйте, завидуйте, парни…
Хотя… Может быть, это просто-напросто показалось? Ну а если не показалось, так эти парни вполне могут подслушивать и под дверью…
Вдохновленный такими вот рассуждениями, Алексей начал фантазировать с таким воодушевлением, которое, наверное, и не снилось авторам научно-фантастических романов или какой-нибудь там фэнтэзи!
– Да! Да! Это Халиф-бей! Это ж надо, спровадить меня сюда… Из-за каких-то жалких трех сотен цехинов! А ведь прикидывался другом… Попросил бы – я б ему этот долг простил… Может быть…. А, может быть, это не Халиф и не Имрат-кызы? Тогда кто же, кто? А-а-а-а!!! Знаю! Это старый таракан Харитон! Вспомнил, что я заглядывался на его жену Елену… Ай, красива девка, зачем ей этот гнусный старикан? Ум-м-м… не женщина – персик! Из-за такой можно в любую тюрьму сесть… Ой, поделом мне, поделом!!! О, Елена, Елена… Поистине ты – прекрасная Елена… яблоко раздора… Да, я чувствую… это Харитон!!! Или все-таки – Халиф-бей. Нет, скорей уж – Имрат-кызы… Да-да, это он! Проклятый завистник. О, Елена, Елена… Как высока твоя грудь, как круты бедра… а какой стройный стан! Осиная талия, мягкая шелковистая кожа… А глаза – это же пылающие светила, а не глаза! О, Елена… Как же ты должна сейчас убиваться… эх, дать бы весточку…
Вот в таком вот роде и фантазировал узник, все больше упирая не на несчастную любовь, а на триста цехинов – именно это, похоже, и заинтересовало обоих тюремщиков. Ну, ясное дело – деньги – это деньги, а любовь – так, беллетристика.
– О-о-о!!! Гнусный шакал Халиф-бей! Какие-то несчастные триста цехинов!!! Эх, послать бы весточку моему другу… он поможет! Обязательно поможет! Деньги есть – даст мзду одному, другому, третьему… В конце концов поговорит с этими алчными типами – Халиф-беем, Имратом-кызы, Заливаном… Ах да! Заливан! Как же я мог забыть про этого чертового валаха? Он ведь тоже мне должен… я дал ему два корабля под залог дома. Корабли пошли на дно, и я забрал дом… А вы бы что сделали на моем месте, уважаемый?
"Уважаемый" Дылда отмолчался, а "Слюнявый" почмокал губами! Ага! Есть контакт… Теперь уж немного осталось! Почему-то верилось – что немного.
А допросов все не было, шли дни, и каждый день узник распинался то про корабли, то про мельницы, то про триста цехинов. И глаза надсмотрщиков пылали распаляемой алчностью… Или это просто так казалось?
Но наконец…
Стояла черная непроглядная ночь – по крайней мере, именно такой она здесь казалась – и протопроедр уже почти заснул, как вдруг… как вдруг снаружи лязгнул засов…
Узник распахнул глаза:
– Кто здесь? Кто явился во мраке? А, ну наконец-то допрос! Ну уж я много про кого расскажу, молчать не стану!
– Тихо, несчастный! – прошептал… гм-гм… неизвестно кто, но не Дылда и не Слюнявый – точно!
Для Дылды он был слишком уж низок, для Слюнявого – слишком широк в плечах. Да и голос звучал молодо, можно даже сказать – по-юношески задорно.
– Ты вправду так любишь чужую жену?
– Ха! Да я жить без нее не могу! О, Мари… Елена! Елена! Прекраснейшая Елена. Увы, нам никогда не быть вместе…
– Но, может так статься, что старый муж ее помрет…
– Он крепок здоровьем… И, похоже, я умру раньше.
– Как я тебя понимаю, несчастный!
Тюремщик произнес это настолько истово, с такой непреходящей грустью, что Алексей прикусил язык и больше уже ничего не говорил, только слушал щемяще-грустную историю о несчастной любви. Слушал и в нужных местах – поддакивал.
А потом попросил кое с кем встретиться, передать поклон от "любимца Гаркатиды".
– Ты же, кажется, только что говорил о Елене? – удивился тюремщик.
– Да, Елена… Елена Гаркатида, красавица, с очами, как звезды! Сейчас какой день?
– Пятница.
– В воскресенье, у церкви Апостолов, сразу после обедни будет ждать молодой парень – ее дальний родственник. Золотистые волосы, карие глаза, лицо такое… м-м-м… довольно приятное. Думаю, ты его узнаешь.
– У церкви Апостолов? – тюремщик мотнул головой. – Правоверному нечего там делать. Но… так уж и быть, схожу. Тем более – это рядом.
Ах вот как? Рядом! Так где же его все-таки держат? Не в старой ли тюрьме у стены Константина? Да, похоже на то.
– О, милостивый господин! – звякнув цепью, Алексей поклонился. – Ты только намекни – где я. Она ждет, ждет… а я не могу прийти. Наверное, уже подумала, что разлюбил.
– Сделаю. Раз уж обещал – сделаю.
– И, если тебе нужна награда… думаю, ты должен быть вознагражден.
– Награда? – тюремщик задержался в дверях. – Что ж, наверное, не помешала бы… Да, не помешала.
Снова лязгнул засов, на этот раз оставляя узника с терзаемой сомнениями надеждой. Выполнит ли тюремщик обещанное? Какой ему в этом смысл? Быть может, раздумает, ведь одно дело – поддаться эмоциям и совсем другое – для начала поразмышлять.
Алексей терзался подобными мыслями все оставшиеся дни, однако не переставал участвовать в театре одного актера – все так же произносил длинные и прочувстванные монологи – якобы про себя – все так же ругал Халиф-бея и всех прочих "шакалов, падких на чужое добро", а по ночам – иногда с грустью вспоминал "прекрасную Елену", естественно – вслух, громким прерывистым шепотом.
Никаких допросов по-прежнему не было, никто – за исключением тюремщиков – не приходил… Так прошла суббота, за ней – воскресенье, понедельник, вто…
А вот ночью со вторника на среду, снова лязгнул засов!
В камеру вошли сразу четверо – вальяжные, с факелами, при саблях… Вели себя уверенно, громко переговариваясь и смеясь. Один достал кузнечный инструмент, переносную наковальню… Два удара – и, звеня, пали оковы…
– Выходи! – громко приказал тучный мужчина в чалме и, больше не говоря ни слова, направился к выходу.
Те, что с саблями, встали по бокам узника. Конвой, однако…
Алексея долго вели темными коридорами, время от времени куда-то поднимаясь, спускаясь… Кругом пахло сыростью, и желтый свет свечей блестел на скользких, покрытых зеленоватой плесенью стенах.
Наконец пламя задрожало и едва не погасло – повеяло ветерком, и вот уже узник с удовольствием вдохнул полной грудью свежий ночной воздух. Осмотрелся… Слева, в свете луны и звезд, угадывалась темная полоса старой стены Константина, впереди, за домами, виднелась церковь… церковь Апостолов.
– Садись, – довольно грубо бросил один из воинов, кивая на закрытую повозку, стоявшую напротив тюрьмы, за кустами акации. – Руки назад!
Что это?…
Снова оковы? Нет, ременная петля…
Так, значит… Значит, что же, получается это никакая не помощь! Его просто вывели из одной тюрьмы, чтобы перевезти в другую. Или – повезли, наконец, на допрос! А, может статься – на казнь.
Бежать! Нужно было бежать еще до того, как усадили в повозку… Эх, поздно уже, раньше нужно было думать… Да ведь как подумать, когда так внезапно все…
Двое с саблями тоже забрались в повозку, усевшись напротив узника. Да… уж точно – не убежишь. Пока не убежишь, а вот там дальше посмотрим… Тронувшись, повозка почти сразу повернула направо, похоже, что к Месе… да, покатила гладко, значит – центральная улица. Через какое-то время повернули еще, на этот раз – направо… вот запахло рыбой… явственно пахнуло морской волной… Черт побери, куда они его везут? Стиснув зубы, узник во время всего пути пытался избавиться от пут… тщетно! Была бы простая веревка… а тут – тонкий сыромятный ремень. Да и вязали со знанием дела.
Проехав еще немного, повозка остановилась. Кажется, все…
Один из стражников ткнул узника кулаком в бок – мол, вылезай… Алексей послушно выбрался – ну, точно, море! И – мыс! Гавань Феодосия. Ну да – она самая и есть Новое узилище? Допрос? Или – казнь?
Нет, казнь – это вряд ли. Не может быть, чтоб вот так, без допроса. Интересно, кто будет до…
– Шагай! – хмуро оглянулся стражник.
За городом, за бухтой Золотой Рог, за Галатою вставало солнце, вызолачивая лучами верхушки минаретов и купола церквей… тех, что еще оставались церквями. Увы, Святой Софии не повезло…
Куда его ведут? Алексей с удивлением оглядывался по сторонам. Похоже, что на причал. Ну да – к пирсу. И дальше – мимо покачивающихся на утренней волне судов и рыбачьих лодок.
В самом конце причала, напротив пузатой двухмачтовой скафы, стояли двое матросов… даже – воинов, судя по короткому копью, которое сжимал в руках молодой усач. Второй же, с черной аккуратной бородкой, постарше, был вооружен мечом и кинжалом. Идущий впереди стражник остановился, что-то сказал. Оба воина разом кивнули. Один их них – пожилой – подошел к узнику и повелительно указал на перекинутые со скафы мостки. Протопроедр пожал плечами – что ж, корабль так корабль. Вообще-то – интересное местечко для допроса! И куда как подходящее для скорой и тайной казни, как говорится – все концы в воду.
Поднявшись на палубу, Алексей обернулся – приведшие его стражники ходко удалялись прочь. Передали, значит… Еще бы знать – кому. Ну, это уж, пожалуй, скоро…