Одев холщовые рукавицы и войлочные "гречаники", парились до калёного тела, когда уже не было сил дышать ароматным раскалённым духом, выбрасывались на холодный воздух. Снега уже, почитай, не было, его заменил опрокинутый над собой ушат с ледяной родниковой водой.
Царь Берендей, как оказалось, был большим любителем русской бани. Парился он так, что сдался даже хозяин, перепаривший всех. А вот для гнома баня оказалась диковинкой. За его воспитание и приобщение к русской культуре взялся Его Величество. Люди, включая хозяина, уже дышали в предбаннике, как рыбы на берегу. Но из парилки по-прежнему доносилось уханье и рычание гнома.
Наконец, дверь распахнулась и вывалился багровый, облепленный листьями, Берендей. Схватив ушат с ледяной водой, он пулей вылетел на улицу. Послышался звук льющейся воды и довольное рычание. Он вошёл, плюхнулся на лавку и жадно припал к ковшику с квасом.
- Что камень парить, что гнома, - вымолвил он, переведя дух.
Лёгок на помине, из парилки шагнул коренастый косматый Дорин.
- Скажи лучше, что ты слабак против гнома, - добродушно прогудел он.
- Золотой веник - гному, серебряный - Берендею, - подвёл черту Акела. Интуитивно поняв подтекст, мужики захохотали и потихоньку стали одеваться.
- Здоровы же вы париться, братья, - сказал Андрей, когда они уже сидели дома за столом, - со мной редко кто долго выдерживает. Видать, в вашем мире тоже баньку уважают.
Акела, выскочивший из парилки первым, улыбнулся, но промолчал. Соловей, перепаривший даже Барса, кивнул.
- Брат Георгий, - повернулся к Акеле Андрей, - братья и сёстры поговорить с тобой хотят. Не удержался я, прости уж, ради Христа, рассказал про твои разговоры. У многих вопросы сразу появились, а я что? Я только рты могу затыкать, нутром вот чую, что прав, а высказать не знаю.
- Да Бога ради, - легко согласился Акела, - хоть как-то вам добром отплатить.
- Да, Борисыч, - тихо сказал Барс, - от своей кармы даже в параллельном мире не спрячешься. Не зря же ты у нас жеребячьей породы. У тебя же кто-то из предков священником был, если я ничего не путаю.
- Не путаешь, - кивнул он, - прадед был магистром богословия, до архимандрита дослужился. Расстреляли его в двадцать четвёртом.
- Вот видишь. Продолжаешь его дело.
- Да ладно тебе. Хотят люди узнать что-то, мне не жалко. Меньше мракобесия будет.
- Вот и дерзай.
…Братья и сёстры собрались в общинной избе. Чинно сидели бородатые мужики, разрумяненные с мороза бабы в пуховых платках с интересом оглядывали гостей, те кто помладше крутили головами, боясь чего то пропустить. В помещении висел сдержанный гул голосов. Словно в сельском клубе перед показом кино или лекцией, его позабавило это невольно пришедшее сравнение, но ведь и впрямь похоже. А вообще, вполне сытно живущая весь, кою в такой глухомани давно и никто не тревожит.
Сначала вопросы были, скажем так, не очень важными. Они не были принципиальными, скорее, уточняющими. Один юноша, например, затронул вопрос о том, как Христос превратил воду в вино. Как раз перед тем, как их всех забросило в этот мир, по центральному телевидению показали сенсационный фильм о чудесных свойствах воды. Единственно, что пришлось объяснять это попроще, избегая оборотов и терминов двадцать первого века, но с этим Акела легко справился.
На втором часу беседы поднялся мужчина лет тридцати с очень колоритной внешностью. Над высоким выпуклым лбом свисала чёрная косматая прядь, ястребиный нос, резко очерченный рот. Вот только щека и челюсть попорчена страшным шрамом, нанесённым, скорее всего, крупным зверем, даже борода не может скрыть. Как только выжить умудрился с такой раной?
- Ты мне вот что скажи, брат Георгий, что это за странный обычай - добром за зло воздавать? Очень уж он для всех лиходеев удобный. Бей христиан, пытай их, - ничего не будет.
- Как зовут тебя, брат?
- Ипполит.
- Брат Ипполит, это и есть самое сложное в христианстве. Только немногие, самые сильные, люди могут полностью положиться вот так на Бога, чтобы самим не делать зла. Бог-то их обязательно накажет, но очень трудно дождаться его приговора, тянет разобраться и отомстить самому, своими руками. Правда ведь?
- Ну. Та что ж теперь, коли тать или орк поганый на друга моего топором своим замахивается, мне, значится, что делать? Пониже спины его поцеловать? Али всё же шестопёром по голове пригладить?
- Если ты хочешь моё мнение знать, то шестопёром по голове.
- Так ведь грех же.
- Какой? - искренне удивился Акела.
- Так убийство же.
- Так, слушай меня. Зачем орк на твоего друга топором замахнулся, убить?
- Знамо дело.
- А ты его по головушке из чистой жажды крови или друга спасти?
- Знамо, друга.
- Вот и получается, - греху убийства ты совершиться не дал, а спасти друга - благое дело. Так?
- Ну, так…
- Чего ж тебе, детинушка, ещё надобно? Живи по правде, зла не делай, Бога чти и заповеди его, вот тебе и вся хитрость.
Ипполит присел, запустив пятерню в космы, видимо, прогоняя ещё раз через своё понимание сказанное Акелой. На лице Андрея, хозяина дома, застыло непонятное выражение. Как если бы человек, выпустив джинна из сосуда, теперь и сам не рад его чудесам, но как ты его теперь закроешь?
Тут поднялся тщедушный мужичонка со слащавым выражением лица, по виду воплощённый фарисей и, щуря глаза, спросил: "Разъясни нам, тёмным, брат Георгий, вот разбойники с нас дань затребовали, так как же нам быть? Воевать несподручно, да и в грех впадём. А платить - по миру пойдём, волка ведь только привадь, потом не отстанет. Так как?"
Ишь, ты, хитрован. Не ответ тебе нужен, ты нас, фактически, на военную помощь подписать пытаешься. Но ведь не в этом жуке навозном дело. Вся деревня пострадает, а они нас как родных приняли. Андрей, Маша. Положеньице…
- Брат…
- Иувеналий, - подсказал хитрый.
"Эк тебя!" - чуть не вырвалось у Акелы.
- Брат Иувеналий, ты же сам себе ответил. Я и не понял - ты меня о чём спросил, коли сам знаешь, что волков приваживать нельзя?
- Дык… - заюлил мужичонка, - думал, может, подскажешь чего в учёности своей, мы-то люди тёмные, а ответ-то назавтра давать.
Акела встретился глазами с Барсом. Та же озабоченность - и не ко времени им всё это, но не бросать же их…
- Обсудим мы это с братом Андреем, хорошо? Волков действительно нужно на место ставить.
- Как же так, брат Георгий? - вскочил с места пухлый прыщавый юнец лет восемнадцати, - Господь ведь велел - если тебя ударят по левой щеке, подставь правую.
Толстовцы, вашу мать. Сколько же оправданий находит подлость и трусость. Ужо я тебя, щенок зажравшийся…
- Ничего такого Господь не говорил, это ты что-то напутал, отрок. Имел он в виду людей, у которых совесть есть, ибо устыдился тот, кому щёку подставили. Волкам же ненасытным Христос горло подставлять не учил. Всё, братья, простите меня, спаси вас Бог за честь великую. Пойдём мы с братом Андреем это дело обсудим.
- Чего молчал-то? - уже на улице спросил он у хозяина.
- А чего лезть-то к вам со своими заботами? У вас своих дел невпроворот, может ещё похлеще наших.
- Прав ты, тёзка, но и неправ. Ты нас, как друзей, встретил, а за помощью, как к друзьям, не обратился. Так я не понял - мы друзья или нет?
- Устыдил, - вздохнул Андрей, берясь за ручку двери.
- Неделю назад, - рассказывал он уже дома, - пришли пятеро. Мужики матёрые, с оружием. Не одни они были, охотники наши потом по следам посмотрели, - на опушке их ещё самое малое человек семь ждали. А у меня оружие держать человек пять всего может, да и то… Остальные либо старики, либо молодёжь зелёная. Биться, - полдеревни положу, а осилю ли - бабка надвое сказала. Платить невмочь, да и обнаглеют.
Прав этот хитрован Иувеналий, хотя, чует моё сердце, без него тут не обошлось. Грех это, - про брата плохое мыслить, но уж очень у него глаза бегают. Нутром чую, - он навёл, прости меня, Господи. Коли вы уж сами этот вопрос затронули, не стану скрывать, - без вас нам их не одолеть.
- Зачем же он к нам обратился, если хвост замаран? - вслух подумал Акела.
- А куда нас девать? - ухмыльнулся Барс, - он нас стравит, а, кто бы не победил - он у всех в фаворе.
- Резонно, - недобро оскалился Акела, - как обычно, хитрая лиса сама себя перехитрила.
- Ох, втравил я вас, - вздохнул тяжко Андрей.
- Да ладно, Андрей, - хохотнул Васька, - не переживай ты так. Этим двум волкодавам, - он кивнул на Барса с Акелой, - твои волки - закуска. Ну и я, глядишь, кого-нибудь за пятку цапну.
- Волкодавам? - озадаченно повторил Андрей, растерянно переводя взгляд с Акелы на тёзку.
- Да это так, тёзка, - улыбнулся Барс, - шуточка одна наша старая. Ты-то согласен, что на волков закон Божий не распространяется?
- Ну, так, знамо дело, волк - он волк и есть.
- Тогда слушай…
…В назначенный день из веси в сторону ближайшей опушки медленно выехали двое гружённых саней. Ветки кустов и деревьев обросли пушистым куржаком, белым одеялом укутана спящая земля, застыл лес в зимней шубе. В холодных лучах солнца, выкатившегося из-за кромки леса, эта застывшая красота вспыхнула, радужно засияв. Не хотелось верить, что скоро эта красота поблекнет. Взрытый и истоптанный ногами снег запятнается пролитой кровью, которую с жадностью слижут ночные хищники. Жаль поганить. Но! Первой телегой правил старшина деревни, второй - охотник-капканщик Иувеналий. Уже подъезжая к условленному месту, Андрей увидал - их ждут. Похоже, вся стая в сборе. Что ж, оно и к лучшему.