- Вот как?! - удивился Ицхак, с интересом воззрившись на меня.
- Не кажется, потому что я в этом уверен, - пояснил я.
- Ах вон оно что, - протянул он и разочарованно пробормотал себе под нос: - Жаль, а то я уж было подумал, будто одну малую каплю крови ты таки сумел унаследовать от своего отца. Хотя тогда, может быть, я бы и не привязался к тебе столь сильно, что до сих пор не устаю этому поражаться, - добавил он, с легкой грустинкой и удивленно покачивая головой, словно поражаясь парадоксальному факту.
По возвращении на его подворье пришлось задержаться еще на часок, рисуя схемы надежных убежищ, а главное, систему размещения отдушин, втолковывая основное правило - строго попарное расположение друг против друга.
Лишь покончив с этим, я вернулся в терем Воротынского и, не откладывая в долгий ящик, принялся втолковывать дворскому Елизарию, что требуется от него и прочей дворни, если у них еще имеется небольшое желание пожить на этом свете.
Разумеется, пришлось в очередной раз прибегнуть ко лжи, иначе Елизарий навряд ли мне поверил бы. Сославшись на некую ведьму, которая умеет предсказывать будущее, я заявил, что проклятые басурмане спалят Москву дотла, а потому надо немедленно углублять и расширять имеющийся ледник и делать в нем отдушины.
Слушал он меня недоверчиво, поскольку татар никто и в глаза не видел, но тут уж ничего нельзя было поделать. Оставалось надеяться, что когда крымчаки появятся в поле зрения, то дворский вспомнит мои слова и поверит "предсказанию ведьмы".
Мысли мои были заняты совсем иным - я же дал слово Балашке, тем более что войско земщины все-таки успело вернуться раньше и сейчас занимало позиции прямо возле Москвы-реки.
Полк Михаилы Ивановича располагался не на самом краю, но зато, как мне пояснили бывалые ратники, на самом опасном участке, где была наибольшая вероятность нападения врага. Причина проста - за нами находился брод, и крымчаки это знали. Точнее, знали те, кто их вел, безошибочно и грамотно выбирая дорогу для орд Девлет-Гирея.
Брод этот не был классическим, то есть по колено, по пояс или по грудь. Перейти его было нельзя - только переплыть. Но в сравнении с другими местами плыть предстояло гораздо меньше, да и сама река была чуть ли не в полтора раза уже, чем за спиной большого полка или полков правой и левой руки.
Князя "Вперед!", как я мысленно прозвал Воротынского, это нимало не смущало. Он был готов в любую секунду поднять людей в атаку, ибо, даже находясь тут, возле Москвы, Михаила Иванович помышлял только о нападении. А может, столица, замершая за его спиной в тревожном ожидании, раззадоривала его еще больше? Воспоминания о совсем недавнем бесславном отступлении с берегов Оки не давали ему покоя, и он явно стремился посчитаться с ворогами.
Мне он обрадовался, причем искренне, без всяких натяжек. Чувствовалось, что человек остро нуждается в поддержке, поскольку его заместитель, то есть второй воевода князь Петр Иванович Татев придерживался иной, более осторожной точки зрения, считая, что Воротынский перебарщивает со своим оптимизмом.
- Вот человек бывалый, - радостно заявил Михаила Иванович. - В гишпанских землях мавров бил так, что пух и перья от них летели, - (ей-богу, о таком я ему ни разу не говорил), - вот пущай он нас с тобой рассудит. К тому ж сам он фрязин, родичей у него ни среди твоих, ни среди моих нет, потому судить будет разумно. Да мы ему и не скажем, кто из нас как думает, пущай сам выбирает.
- Постараюсь судить объективно, - подтвердил я, давно и окончательно отринув жалкие попытки говорить в точности на языке того времени.
Сделано это было мною сознательно. Я уже давно приметил, как тот же Воротынский почему-то млеет от иноземных слов, хотя вообще в военном деле консерватор ужасный. "Лучше стрелы с луком может быть только вострая сабелька, но никак не пищаль, кою покамест сызнова зарядишь, тебя не просто убьют, но еще и на костре изжарят", - любил приговаривать он. Я исподтишка пытался с этим бороться, но дело шло худо. Да и не ставил я себе это целью. А вот непонятные слова Воротынский любил и сейчас просиял как ребенок:
- Слыхал, яко сказывает? Это мы с тобой все боле по правде да по совести, а он "объективно", стало быть, как господь бог.
Сухопарый Татев недоверчиво взглянул на меня - вид у "господа бога" был непритязателен, и на бравого вояку я походил мало.
- Но прежде, чем попытаться рассудить и высказать свою точку зрения, хотелось бы ознакомиться с ландшафтом местности впереди нас, - вежливо заметил я. - Если там ровное плато…
- Это поле, стало быть, по-нашенски, - донельзя довольный тем, что значения кое-каких слов ему известны, тут же пояснил Воротынский.
- …то тогда несколько хуже, и конница татар получает возможность для беспрепятственного тактического маневра, а если местность пересеченная…
- Ну с холмами да ложбинками, - снова счел нужным пояснить Михаила Иванович.
- …то можно быть не столь осторожным в своих действиях, - закончил я и восхитился собой.
Это ж только человек двадцать первого века может сказать столь много и в то же время не сказать ничего нового - одни банальные фразы, которые без того всем известны и на самом деле являются азбучной истиной для таких бывалых вояк, как Воротынский и Татев: два шрама от сабельных ударов на лице и один на шее Петра Ивановича говорили о многом. Я ведь ничего не сделал, разве что упаковал копеечную карамельку своих знаний в более цветистую и непривычно яркую упаковку слов, но тот же Татев смотрел на меня не скажу, что с восторгом, но с уважением точно.
"Такой молодой, а поди ж ты", - явственно читалось в его глазах. Я даже немного засмущался.
- Да чего тут глядеть-то на енти платы, - грубовато произнес он, используя новое словечко - мол, и мы не лыком шиты. - Луга да болота - вот и вся местаность, - с трудом, нещадно исковеркав, но все-таки выговорил он еще одно новое слово.
- А я сказываю, навалиться на них разом надобно! Аще бог с нами, никто же на ны! - тут же вспыхнул князь "Вперед!". - Тока дружно, а не так как Вельский мыслит да Мстиславский.
- Ну Иван Федорович у нас известный боягуз,- пренебрежительно отмахнулся Татев. - Его можно вовсе не поминать. А вот князь Иван Дмитриевич дело сказывает - оголяться негоже. Того и гляди с боков подомнут да от реки отрежут. Татаровья народ хитрой, с ими ухо востро держать надобно.
- А засадного полка нет? - поинтересовался я, вспомнив Куликовскую битву. - Ну как у князя Дмитрия Донского, когда он Мамая бил.
- Во, слыхал, что ученый муж сказывает? - пришел в неописуемый восторг Михаила Иванович. - И ведь не успел я ему ничего о задумке своей поведать, а он глядь - и все узрел сразу. Пес с ними, с задами. Нечего там князю Шуйскому со своим сторожевым полком отсиживаться. Вперед надобно. Токмо вперед, и никак иначе.
- Добрый лесок далече, да и болото пред ним. Не разгуляешься, - возразил Татев. - Где ж второго Волынца сыщешь, чтоб так вот все учинить наверняка.
- Ан есть у них Волынец, - усмехнулся Воротынский. - Пущай не Дмитрий Михалыч, а Михаила Иваныч, яко я, но есть. И тоже корешок свой от Дмитрия Михалыча Боброка тянет.
- Сам ведаешь, он на такое не годится, - не согласился Татев. - Волынский - да, но не Боброк, а Вороной. Хошь и его кровей, да замес пожиже.
- Иного поставили бы, - пожал плечами Воротынский и неожиданно мотнул головой в мою сторону. - Да вон хошь бы Константина Юрьича. А что? Мыслишь, коль фрязин, так не сумел бы? Ей-ей, сумел. Да я и сам бы туда пошел. Людишки меня знают, верят, а вера в таком деле ух - полпобеды заменит.
Я обомлел. Ноги разом подкосились, лавки поблизости не имелось - лишь стол, и я подался вперед, чтобы опереться хотя бы на него. Нет, я не трус, но такая ответственность, честно говоря, меня напугала. Однако мое стремление опереться сыграло дурную шутку.
- Вона, вишь, яко глазоньки-то разгорелись, - кивнул на меня Воротынский. - Будто яхонты. И сам весь вперед устремился - возрадовался, а стало быть, готов, верит, что все как надо у него выйдет. И болота не напужался. Что, Константин Юрьич, управились бы мы с тобой?
Да уж куда там, не напужался. Мне только полки в бой водить. Это с одним курсом Голицинского пограничного.
"Хотя если с князем вместе… - мелькнуло в голове. - А почему бы и нет? Вот только…"
- Боюсь, пресветлый князь, что в отличие от Боброка я тебя за богатырские плечи удержать не смогу, когда ты, подобно Владимиру Андреевичу Серпуховскому в бой рваться станешь. - И вежливо улыбнулся.
- А ведь и верно, не удержит, - хмыкнул Татев, оценивающе поглядев на меня. - Он хошь и повыше росточком, да узковат в кости.
- Мясо и нарастить можно, - нетерпеливо отмахнулся Воротынский.
- Не за один же день, - возразил его зам. - Да и что ныне о пустом речь вести. Будем ратиться, яко сказано, вот и все.
- Будем, - тоскливо заметил Воротынский. - А жаль. Можно было бы Девлетку за жабры ухватить. Есть силенка еще у Руси, вытянули бы жирненького налима на песочек да брюшинку-то ему бы и вспороли. А таперича что ж, и впрямь отбиваться придется, а кто вперед не идет - помяни мое слово - уже в убытке. По старине тягаться и мне любо, токмо и хитрецы малость добавить неплохо бы.
- Малость, - вновь не утерпел Татев. - От малости, вестимо, убытку не станет. Но ты ж об ином толкуешь - тут, ежели што, все потерять можно.
- А иначе не бывает, - развел руками Воротынский. - Вон хошь фрязина спроси, - автоматом записал он меня в свои союзники. - Он во многих землях побывал, но то ж тебе поведает. Так ли я реку, Константин Юрьич?
- Все так, - подтвердил я.