Меня опять уложили на носилки, закрыли окно и автомобиль снова начал движение. Я посмотрел на старлея, открыл рот, но он сделал отрицательное движение рукой и я замолчал, не успев ничего сказать. Постепенно пропали городские звуки, опять мы меняли асфальтированную дорогу на грунтовку и, наконец, приехали назад. Повторилась та же дорога по коридору и я снова оказался в палате. Как только амбалы с носилками вышли, в дверь сразу же вошли два сержанта с подносами, заставленными тарелками от которых шёл одуряюще вкусный запах. Один поднос поставили на столик к старшему лейтенанту, второй мне на живот. Затем один из сержантов помог мне приподняться, подложил под спину подушку и они вышли, прикрыв за собой дверь так и не произнеся ни одного слова. Я повернулся к 'старшому', но он предваряя мой вопрос заявил:
-Сначала покушать! Все разговоры потом.,- и подал мне пример взявшись за ложку.
Вообще-то я не люблю борщ. Но этот я смёл за минуту! Густой, наваристый, м-м-м-м. Вкуснотища! На второе была гречка с котлетами. Обалденные! Чёрный хлеб, с которым я умял всё принесённое, неуловимо вкусно пах подсолнечным маслом. Такого вкусного хлеба мне не доводилось есть никогда. Компот был тоже выше всяких похвал. Наконец, сыто отдуваясь, я жалобно взглянул на чекиста и спросил:
-А закурить нельзя, товарищ старший лейтенант госбезопасности? Чтоб уж совсем счастливым быть?
Тот понятливо ухмыльнулся и протянул мне пачку 'Казбека' со спичками. Сделав первую затяжку, я закашлялся, но, переборов себя, с наслаждением втянул ароматный дым. Вернув папиросы и спички хозяину я просто наслаждался моментом, ни о чём не думая. Пока мы молча курили, в палату ненавязчиво просочились уже знакомые сержанты, забрали подносы с пустыми тарелками и исчезли за дверью. Старший лейтенант поставил свой стул рядом с кроватью и спросил:
- Так как вас зовут?
И я начал говорить. Как будто прорвалась какая-то плотина внутри меня. Слова лились потоком, я говорил, говорил. Наконец, выдохнувшись, я машинально полез рукой себе на грудь, как в карман за куревом. Чекист увидев мой жест опять протянул мне папиросы, поднёс зажжённую спичку, прикурил сам и задумался.
Затем встал, прошёлся по палате, выглянул в коридор. Дождавшись, когда кто то невидимый мне подойдёт, он отдал какое то распоряжение и снова закрыл дверь. Через несколько минут вошли уже знакомые амбалы с носилками и симпатичная молоденькая медсестра. Она ловко поставила мне какой то укол в 'пятую точку', потом амбалы переложили меня на носилки и я уснул.
Проснулся я уже в другой, гм, палате. Небольшая комната с выкрашенными ядовито-зелёной краской стенами, под потолком небольшое окно с решёткой, ярко горящая над дверью лампочка забрана сеткой , дверь металлическая, с глазком и кормушкой. Стол, с двумя прибитыми к полу табуретами, в углу унитаз и умывальник. То, что это не простая тюрьма доказывала и кровать. Никелированная, с панцирной сеткой, с белоснежной простынёй и наволочкой. Вот-так, Дмитрий Сергеевич. Добро пожаловать в уютную камеру!
Тут мой организм напомнил мне о том, что унитаз-великое достижение человечества! Сделав свои дела закинул кровать, лежащим на табурете, одеялом. Улёгся сверху и , уставившись на зарешеченное окно, задумался. Что же произошло с момента бомбёжки? Сколько времени прошло? Почему старший лейтенант уже точно знал, что я не Стасов? Опять вопросы, на которые нет ответов!
Блин, какое всё таки число сегодня! Твою мать! Не мог спросить у старлея! Идиот! Кретин! Что я помню из чисел то? Киев взяли в сентябре, 18 или 19 числа. Житомир, что то же с ним помнится? Вспоминай скотина! Вспомнил!!! Девятого июля немцы возьмут Житомир, а наши Вавилова к расстрелу приговорят!
Я кинулся к двери и замолотил по ней кулаками. Через минуту открылась 'кормушка' и на меня уставилось серьёзное лицо одного из уже знакомых мне амбалов.
-Какое сегодня число?,-едва сдерживаясь от крика прохрипел я.Ничего не ответив он начал снова закрывать окошечко.
-Позови начальника!,- уже не сдерживаясь заорал я,- Срочно!
Через несколько минут, показавшихся мне часами, щёлкнул замок и в открывшийся проход шагнул старший лейтенант, с которым я общался.
-Какое сегодня число?,-повторил я.
-Восьмое июля, вечер, а что?,- он с недоумением уставился на меня.
-К завтрашнему вечеру немцы возьмут город!
8 глава
Как ни странно, он спокойно отнёсся к моему заявлению, только щека дёрнулась, вот и вся реакция. Прикрыв дверь, он сел на один из табуретов и отвернувшись от меня глухо спросил:
-Вы считаете, что сообщив это, что-то измените?
-Да, - не совсем уверенно ответил я, - Ведь я вам точно говорю..
-Да ни черта это не изменит! - взорвался он,- Ни черта! Нет у нас возможности отстоять город! Нет! Биться будем, но не сдюжим! И без тебя было понятно, что городу часы остались!
По напряжённой спине было видно, как тяжело ему давались эти слова. Я стоял в растерянности, не зная, что можно сказать и тут в камеру вошли всё те же амбалы, теперь вооружённые. Один из них занёс мой ремень с немецкой сбруей и автомат, другой - форму и сапоги.
Старший лейтенант устало повернулся ко мне и сказал:
-Собирайтесь, хватит бельём сотрудников запугивать. Через час выезжаем, а без оружия теперь нельзя,-потом глянул на амбалов и добавил,-За объект головами отвечаете. Через десять минут ко мне.
Проводив его обалдевшим взглядом я начал одеваться и попытался завязать разговор с моими ангелами-хранителями:
-Мужики, может хоть теперь познакомимся? А то как-то не по-человечески получается, может вместе воевать придётся, а даже имён ваших не знаю? Не шпион же я?
Тут один заржал:
-Ага, шпион, которому оружие возвращают и за гибель которого расстрелять обещают!
Второй добавил:
- Я Сергей Дорохов, младший сержант, а он Сашка Кошкин, расзвиздяй и сержант, непонятно почему.
-Ну наконец-то заговорили! Я уж думал вы немые оба.
-Не положено было разговаривать с тобой. Сам понимаешь. Ну, собрался? А то наш опаздунов не любит, пошли.
Идя по длинному коридору к лестнице в его конце, я задал давно интересующий меня вопрос:
- А кто этот 'страшный лейтенант'?
Гмыкнув на моё определение звания своего начальника, Дорохов пояснил:
- Это начальник Управления НКВД по Житомирской области Мартынов, Александр Николаевич. Хороший мужик, настоящий. И не старший лейтенант он, а капитан. Переодеться не успел после выезда, вот и ходит не по форме.
-Ясненько. Буду теперь хоть знать, как обращаться.
За разговором мы незаметно поднялись по лестнице и вышли в небольшой коридор, в который выходило несколько обитых дерматином дверей.
-Нам в последнюю,- пояснил 'расзвиздяй', идя передомной,-Щас конфет получим, килограмма по три монпасье, не меньше!
-За что?!,-возмутился Дорохов.
-Найдётся за что,-убеждённо заявил Кошкин и мы вошли в кабинет. Кошкин ошибся, конфет не дали.
В кабинете стоял большой Т-образный стол, покрытый тёмно-вишнёвым сукном, на котором громоздились картонные коробки. Рядом со столом, на полу, стояло несколько опечатанных сургучом мешков. Кроме этого в кабинете было больше десятка стульев, шкаф с книгами и портрет Дзержинского на стене. В тот момент, когда мы зашли, хозяин кабинета кого-то материл по телефону и обещал его пристрелить за саботаж. Вволю наоравшись, Мартынов зло посмотрел на нас и рявкнул:
-Кошкин, схватили мешки и в машину их! Через десять минут доложите о выполнении! Стасов останься.
Дорохов и Кошкин, подхватив по мешку испарились как духи, а я, вытянувшись, уставился на хозяина кабинета.
Тот раздражённо махнул в сторону стула, достал папиросы и закурив протянул пачку мне.
- Надеюсь ты им не говорил, что из,-тут он поперхнулся и явно пересиливая себя продолжил,-будущего?
-Н-н-ет. А откуда...
- Бредил ты сильно, пока без сознания был. Хорошо, что слышал всё это только один человек и тот уже погиб. А после твоего рассказа... Короче, из Москвы приказали доставить тебя в Киев, а уже оттуда в Москву. Для всех, ты остаёшься Стасовым. Понял? Никому не говори, даже мне ничего не рассказывай!
И тут я понял: он просто боится, боится узнать нечто такое, после чего и жить не стоит и сказал:
-Мы победим!
И сразу понял, ЭТО, он и боялся не услышать! Расслабился, даже усталость на его лице стала не так заметна. В это время в кабинет зашло сразу несколько бойцов, котрые стали вытаскивать коробки и мешки. После ухода последнего бойца появился Кошкин, и преувеличенно старательно доложил о завершении погрузки.
Спустившись по лестнице и пройдя знакомым коридором, через небольшой тамбур вышли в глухой двор с большими железными воротами. Во дворе стояли две 'эмки' и 'полуторка' в которую и погрузили мешки с коробками. Построив людей, Мартынов распределил всех по машинам, определив и порядок движения. Первой едет 'эмка' с четырьмя бойцами, во второй Мартынов, я, Дорохов и Кошкин. Третьей, в колонне, идёт 'полуторка', старшим в ней 'знакомый' мне сержант из госпиталя. Всего получалось семнадцать человек, все вооружены ППД, в 'полуторке' и у Дорохова ещё и по ручнику, плюс гранаты. Сила!
Расселись по машинам, два бойца открыли ворота и мы отправились в путь.