Вмешательство в конфликт вряд ли способствовало срочной доставке письма, но Эдварда поразило лицо седобородого. Одухотворенное, как у святого, оно светилось искренностью и силой. Голос его заворожил сакса, словно труба архангела. Молниеносный взгляд карих глаз, казалось, проник до самого сердца, призвал на помощь.
И юноша свершил поступок, решивший всю его судьбу. Он поднял руку и воскликнул:
- Именем короля Англии, я беру этого человека под защиту! Оставь его в покое, тевтонец!
- В покое?! Конечно, оставлю - в вечном! Вот только снесу и тебе голову, английский щенок! Защитник выискался, схизматики не лучше турок… - немец вздыбив, развернул коня. Послушники перенацелили в сакса стрелы.
Алан вклинился между соперниками:
- Ай-ай-ай! Ваше преподобие, а две роты, что идут за нами, вы тоже того… в капусту?
Грозный рыцарь ничего не слушал, отъехав, он готовился к атаке.
- Ну, что ж, коли так не терпится, бейтесь! - Алан взял в сторону, открывая тевтонцу дорогу, но, когда тот пригнулся и опустив копье двинулся вперед, внезапно бросил коня наперерез.
Не ожидавший подвоха рыцарь получил удар копьем в бок, потерял стремя, и загремел с коня кучей металлолома. Пока он силился подняться, Алан мгновенно спешился и приставил меч к его лицу.
К остолбеневшим от неожиданности братьям-послушникам, уставившимся, не веря очам, на поверженного командира, подлетели оставшиеся без присмотра гибкие как барсы сирийские юноши и вмиг сдернули одного из них с коня. Другому, опомнившемуся было, но поздно, пришлось поднять руки перед мечом сакса. Лекарь же, не обращая внимания на схватку, спрыгнул с облучка и склонился над убитым.
- Сдавайся, порождение содомского греха, не то выколю буркалы клеймором, клянусь святым Дунканом! - заорал на противника Алан, скорчив зверскую рожу. - А ну, вынь левой клешней свою тыкалку! Брось на землю! Так, отлично! Кинжал туда же!..
Неминуемая стальная смерть, смотрящая в лицо, сделала гордеца сговорчивее. Лежа на боку, он неуклюже выволок двуручный меч из ножен и уронил на землю. Увидев, как обернулось дело, Эдвард не удержался и залился звонким веселым смехом. Плененный рыцарь взглянул на него затравленным волком. Сложил оружие он, конечно, не из трусости, слишком уж безнадежным оказалось бы сопротивление. Сверзившись с высот могущества в беспомощность, лишь теперь он осознал всю глубину позора, столь неожиданно постигшего его, и на миг пожалел, что сдался, а не погиб, сопротивляясь. Но рыцарское счастье переменчиво, и надежда отомстить помогла ему сцепить зубы и молча снести все последовавшие унижения.
Неугомонный Алан с ехидными прибаутками сломал его ясеневое копье о ствол дерева, закинул подальше в чащу мечи и колчаны послушников, перерезал тетивы их луков и после этого разрешил всем троим сесть на коней и убраться вон. Обет воина Христа исключал возможность убийства союзников-крестоносцев или насилия над ними. Клинок немца он с сожалением швырнул под ноги владельцу. Меч считался вместилищем души рыцаря, скрыть его утрату немец вряд ли посмел бы, и капитул ордена мог пожаловаться в совет государей и раздуть историю к невыгоде Англии, а без иного оружия побежденный был не опасен. Тевтонец угрюмо подобрал свое опозоренное оружие, поднялся в седло и тронул коня вслед послушникам.
Но когда те исчезли за поворотом, мрачный воин остановился:
- Клянусь! - лязгнул выдернутый снова из ножен громадный клинок. Крестовина рукояти размахом чуть меньше фута воздвиглась распятием над головой немца. - Клянусь на моем униженном мече не знать покоя, пока ваша смерть, английские свиньи, не окровавит его сталь, не смоет темного пятна с имени комтура Тевтонского ордена барона Рейнвольфа фон Штолльберга! Берегитесь, ублюдки, посмевшие оскорбить меня, вам не остаться безнаказанными, я вас найду! Если я не сдержу клятву, пусть дьявол утащит мою душу в ад!
Старый лекарь выпрямился над покойником, потянул с облучка длинный предмет в козьем чехле, шагнул к немцу. Несколько секунд они смотрели друг на друга, затем белесые глаза тевтонца забегали, он опустил голову и ударил коня шпорами.
Поворот скрыл фон Штолльберга. Тишину нарушил голос Алана:
- Ого! Как страшно! Ну, все, я пошел менять штаны…
Глава пятая. Второе предопределение
Топот трех коней затих вдали. Эдвард спешился.
Алан ворчал:
- "Ублюдки"! Молчал бы уж! У самого на щите белая полоса, мать его шлюха! Зря мы их отпустили…
Спасенные приблизились. Не знающие европейских языков сирийцы, выражая признательность, могли только улыбаться и прикладывать ладони к сердцу. Старик с достоинством поклонился друзьям, внимательно их разглядывая. Эдвард снял шлем и откинул со лба влажные волосы. Честное лицо сакса еще больше расположило к нему лекаря.
Он чуть улыбнулся:
- И не знаю, молодые джентльмены, чем я сейчас смогу отплатить за вашу, такую своевременную, помощь, - и снова помрачнел. - Бессердечный железный истукан несомненно постарался бы нас всех отправить на тот свет следом за моим помощником, бедным Григорием. Мерзавцам в плащах с крестами, как волкам в овечьих шкурах, все равно кого резать, была бы добыча.
- Не все же они такие! - не согласился Алан.
- Все! - седобородый решительно кивнул. - Иные, честные и добрые, быстро захлебываются и тонут в болотах алчности и лицемерия, в которые превратились рыцарские ордены. Давно забыты благородные заветы основателей, теперь этих воинственных попов интересуют лишь деньги. Да что о них толковать! Своих же христиан четырнадцать тысяч туркам в рабство продали в Иерусалиме недавно…
- И вот так просто взял и убил, без всякой причины?
- Почему же без причины? - старик покачал головой. - Разбойник понял, что у меня есть деньги, решил завладеть ими и не оставлять ненужных свидетелей, дабы некому было обвинить его в грабеже. По кодексу святого Готфрида Бульонского за насилие над христианами, пусть и не католиками, он мог бы жестоко поплатиться. Сейчас в Палестине главная сила - король Ричард, влияние орденских монахов упало, и эти святоши побаиваются грешить через край.
- Он остановил нас вежливо, как бы для проверки, - продолжал старик, - а узнав, что я еду от предводителя мусульман, сразу сообразил, что есть шанс поживиться. Он внезапно пронзил моего помощника, так что я не успел ему помешать, и, несомненно, хотел убить и всех нас, но его остановило ваше появление.
- Хотел! - усмехнулся Алан. - Думаю, так и убил бы!
- Не столь непременно, как тебе мнится, благородный Алан. Я обычно неплохо могу за себя постоять, - старик горделиво выпрямился. - Но на этот раз, и вправду, начало сложилось не в мою пользу.
Лицо его казалось Эдварду чем-то смутно знакомым, вызывавшем доверие.
Сакс предложил было:
- Может, стоит пожаловаться королю Ричарду на убийцу?
- Эх! Григория этим не воскресишь… - вздохнул старик, - а монахи своего ни за какие коврижки не выдадут. Да и Ричард… сам за горшок с золотом удавится… со временем… - он махнул рукой. - А, пустое, ворон ворону глаз не выклюет! Нет, при возможности я сквитаюсь по-своему!
Алан предостерегающе поднял руку и прислушался:
- Ну-ка тихо!.. Нет, послышалось…
Эдвард понял его опасения, спросил с усмешкой:
- Что, дружище, боишься, что вернутся?
- Да ведь они не встретят обещанных стрелков! И сообразят… Долго ли вызвать подмогу? Прецептория-то рядом…
- Ба! Решат, что роты несколько отстали, - Эдвард весело засмеялся, - а потом уж будет поздно. Да и вообще, я думаю, немцы постараются утаить свой позор. Если братья-тамплиеры узнают об этом казусе, тевтонцев засмеют. Плакала тогда карьера комтура. Да и послушников в рыцари, пожалуй, не скоро посвятят.
- Кстати… Ну, ты и лгун, сквайр! Наплел - стрелки, Меркадэ…
- А сам ты, Ал! Где ты видел, чтоб так сражались на турнирах? За такой удар тебя бы прокатили верхом на собственном копье…
Алан охотно присоединился к веселому смеху друга:
- Это ты у нас дока по турнирным тонкостям, в рыцари метишь, а я по-простому, по-шотландски! В бою все хитрости годятся! Ну и дурацкий же у немца был вид, когда он грохнулся!
Старик тоже коротко рассмеялся и, снова посерьезнев, сказал:
- Надо ехать…
Он обратился к сирийцам на их языке, юноши закивали и бережно подняли тело Григория в повозку.
- Отпоем и похороним в городе, - старик горестно покачал головой. - Так жаль его! Проклятый волчина! Здесь моя наука бессильна - мозг успел умереть.
Слова его были странны и непонятны. Алан вопросительно посмотрел на друга. Эдвард недоуменно пожал плечами.
Старый лекарь сложил покойнику руки на груди, закрыл ему глаза и вернулся к друзьям:
- От всей души благодарю вас еще раз! Меня зовут Тигран-Исцелитель, мой дом в горах у озера Ван за истоками Тигра, там каждый знает. Если вас ранят, посылайте за мной. Я приеду обязательно! Человека можно вылечить почти всегда, коли цела голова. Иногда можно успеть и спасти, даже если сердце остановилось!
Британцы опять обменялись удивленными взглядами.
Врач предложил:
- Я возвращаюсь домой через Триполи и Алеппо. Если нам по дороге, и коли вы не против, давайте поедем вместе. Сообща будет и надежнее и веселее!
Эдвард замялся:
- До Триполи-то нам по пути, вот только мы спешим, да и в Бейрут заезжать нам не с руки. Боюсь, вам за нами не поспеть.
- Мы вас не задержим! Поближе к городу сделаете привал, поедите, мы-то уже пообедали. А нам часа два хватит, чтобы все устроить. Похороним беднягу Григория и к вам присоединимся, сразу и тронемся в путь. Согласны?
Алан посмотрел на Эдварда:
- Ты командир, ты и решай, а я не против.