- Твоим оруженосцем, как Алан! Ты видел, как я стреляю, Шимон учил меня фехтовать, я хорошо езжу верхом…
- Нет! Этого не будет! - Эдвард рассердился всерьез. - С ума сошла, да?! - он постучал себя по голове. - Ты не знаешь, что такое война! Это боль, кровь и пот! Это не для женщин! Ты не выдержишь в походе и дня!
- Выдержу! Тигран рассказывал о какой-то француженке, Дарк, что ли. Говорил, она командовала армией в шестнадцать лет.
- Не слышал о такой. Наверное, сказка… Все равно не возьму! Вдруг меня убьют? Страшно подумать, что с тобой станет! Солдаты не ангелы, ты не видела, как после штурма насилуют всех женщин подряд. Или в плен попадешь, в гарем к какому-нибудь… А если узнают, какой ты веры? Я и воевать-то от беспокойства за тебя не смогу. В Триполи ты хоть в безопасности.
- Мы, евреи, нигде и никогда не бываем в безопасности! - она вскочила со скамейки. - Эх, ты, рыцарь! Ну, сделай же что-нибудь!
Не дождалась ответа, махнув рукой, пошла к дому. Эдвард растерянно проводил ее взглядом:
- Нет, она точно сошла с ума! Еврейка в крестовом походе против мусульман! Какая чушь! - но скоро понял, что это отчаяние от близкой разлуки подсказало Ноэми такое.
Поздно ночью она пришла к нему грустной, но ласковой, на войну больше не просилась. Долго при свете ночника глядела в глаза, все не могла насмотреться.
Эдварду больше жизни хотелось закрыть глаза на все условности и переступить последнюю границу, разделяющую его и Ноэми, он чувствовал, что и она готова на все, но его останавливало понимание безнадежности любви разно верующих. Слишком грозные провидел он последствия. Никто не скрепил бы их союз узами брака, никто не принял в свою среду иноверца или иноверку. Им суждено было бы стать изгоями. Такой жизни для Ноэми сакс не хотел, так же, как и короткой, ни к чему не обязывающей, связи с ней. Менять же веру и убеждения ему ли, ей ли…
Все это было не для них, не для их большой любви.
Вырвать чувство из сердца, уехать из Триполи и исчезнуть из жизни Ноэми: другого выхода, совместимого с рыцарской честью, Эдвард не видел. Надеялся лишь, что расстанутся они, и время постепенно залечит, зарубцует сердечные раны…
Глава тринадцатая. Назад в ад
Настал последний день в Триполи.
Теперь Эдвард понял, что имела в виду Ноэми, говоря, что близкая разлука отравила ей всю радость встречи. Что бы он не делал - в голове бешеной крысой металась единственная мысль - завтра уезжать. Ноэми побледнела, осунулась, но держалась: не просила его ни остаться с ней, ни взять ее с собой. Эдвард решил почему-то, что она захочет проводить его на наве до Акры, заранее нашел возражения, мол, опасно - в море египетский флот, но они не пригодились - она и не упомянула об этом.
До вечера несчастные влюбленные сидели на галерее, смотрели друг на друга и молчали. Эдвард чувствовал, что, начни он разговор, не выдержит, сделает глупость и попросит разрешения остаться. Ноэми боялась открыть рот, так тянуло уговорить его не уезжать. Оба не желали делать другому больно и терзались каждый своей болью, жестокой и одинокой.
Даже заглянувший к ним Алан не смог как всегда поднять настроение.
Его громкое:
- Что это вы как на похоронах? - вызвало слезы на глазах Ноэми, заставившие гэла ретироваться со смущенным бормотанием.
И прощальный ужин прошел, как поминки. Не звучал обычный в семье Иегуды смех, все были подавлены. В конце трапезы старый банкир встал и со вздохом сказал:
- Мальчики, вы стали нам, как родные! Видите, нам сегодня невесело. Это из-за расставания с вами. Вы уезжаете, и у нас печаль. Приезжайте еще, и у нас, таки, снова будет радость, - махнул рукой и сел, склонив голову. Ноэми подбежала к нему, обняла и уткнулась в седой пейс.
Последнюю ночь Эдвард и Ноэми, вопреки очевидному, промечтали о будущем. Строили воздушные замки, хотели перехитрить судьбу. Юноша намеревался, когда закончится война, попроситься в вассалы к графу Триполи Раймунду. Тогда он смог бы жить рядом с Ноэми, а она не меняла бы привычного уклада жизни. И Тигран находился неподалеку, в нескольких днях езды, мог бы помочь в случае нужды.
Мечты отчаяния… Призрачные планы… Кто бы позволил осуществить их?..
Они знали, понимали, что грезят вслух о несбыточном, лишь бы не молчать, как оставшиеся одни в темноте дети нарочно громко смеются и разговаривают, чтобы не заплакать.
В предрассветном мраке сэр Эдвард и его сквайр простились с гостеприимным домом Иегуды. Ноэми прижалась щекой к колену Эдварда. Он склонился с седла и поцеловал ее в мокрые соленые глаза. Бенони молча пожал друзьям руки. Все было сказано раньше. Лишь старый Иегуда махнул рукой и почти прошептал:
- Ну, мальчики, таки, с Ним!
Втроем с провожавшим их, чтобы привести лошадей с пристани, Шимоном друзья выехали со двора дома, ставшего родным, и, не сговариваясь, оглянулись. Ноэми стояла в воротах, а остальных не было видно, будто они исчезли из жизни Эдварда и Алана навсегда.
Глухо стучали в спящем городе копыта идущих шагом лошадей. Цокот отражался от стен домов и звучал попеременно со всех сторон. Вдруг эхо раздвоилось, одна его половина обрела самостоятельность. На дорогу легли багровые отблески. Навстречу из переулка медленно выехали три всадника, передний - настоящий великан на громадном, черном, как мрак ночи, коне.
Алан невольно осадил лошадь, но Эдвард не замедлил шага коня, ни на йоту не сдвинулся с середины улицы, надвигаясь на встречных, лишь звякнула латная перчатка о навершие рукояти меча. Чертыхнувшись вполголоса, Алан пристроился рядом, чуть сзади. Казалось, схватка неминуема, но противники внезапно приняли к стене и пропустили мимо маленький отряд Эдварда. Факел, высоко поднятый спутником черного рыцаря, поочередно высветил лица друзей и Шимона багровым прыгающим светом, озарил белые крылья в рыцарском гербе на щите Эдварда. Они ждали удара с тыла, но только железный скрежет издевательского хохота догнал их. Мороз продрал Алана по спине. Он тронул Эдварда за плечо:
- Узнал?!
- А как же?! Ну и голос! Как ржавым серпом…
- Я и то струхнул малость, как он выполз навстречу, аспид немецкий. Уж думал, сейчас сшибемся. Не пойму я его что-то… Или свидетелей боится, - гэл поежился.
- Какие ж ночью свидетели? Нет, видно, хочет наверняка, по одному, без риска. - Эдвард оглянулся, сзади еще брезжил красный отблеск факела. - Заметил, кто светил?
- Конечно! Толстомордый, что от меня сбежал и к шкиперу приставал с расспросами…
- А-а, ладно, черт с ними! Они сюда, а мы отсюда. Пускай у Аскалона ищет! Там-то убрать нас без свидетелей будет непросто.
Молодой рыцарь махнул рукой, подзывая провожатого:
- Эй, друг Шимон, ты хорошо запомнил рыцаря, что мы встретили? Поберегись на обратном пути, это он покушался убить Тиграна!
Рука иудея метнулась к сабле:
- Может, вернемся, сэр Эдвард?! Они еще недалеко… Трое на трое, авось справимся!
- Ага! Справимся! - Алан, как всегда, ехидничал. - И повесят нас за шею во имя Господа за зверское убиение духовного лица без уважительных причин. Вот если бы он сам начал…
- А уж то, что ты, жид, примешь участие в столь богоугодном деле, - поддал жару Эдвард, - точно сочтут за ересь, и тогда всему Иегудину семейству наверняка несдобровать. Нет, уж лучше мы уедем, немец за нами, и где-нибудь там мы с ним разберемся сами. Но только не здесь! И обратно поедешь, объезжай его десятой дорогой.
На пристани было светлее, чем в городе меж стен. Море тускло мерцало перед рассветом. Друзья через борт закинули вещи на палубу, Алан прыгнул следом. Шкипер стоял у руля, готовый дать команду отваливать. Эдвард повернулся к иудею:
- Шимон, друг! Прошу тебя, береги Ноэми! Прощай! - он коротко разбежался и перемахнул на наву. Алан подхватил его под руку. Матрос навалился, багром отводя нос судна от пристани. Друзья смотрели, как Шимон сел верхом и взял под уздцы освободившихся лошадей, обернулся к морю и прощально взмахнул рукой с зажатыми в ней поводьями.
Эдвард тихо сказал:
- Ох, Ал, что-то у меня муторно на душе… - и крикнул так, что гэл вздрогнул. - Шимон!! Береги Ноэми!!
К вечеру того же дня нава подходила к Акре. Эдвард стоял, опершись локтями на планшир, и смотрел на пенящиеся и шипящие усы, расходящиеся от форштевня. Непрерывный их бег, ритмичное плюханье днища судна о воду успокаивали юношу, отвлекали от мрачных мыслей, глухая неясная тревога за Ноэми немного отступала.
Сакс, думая о своем, рассеянно проводил глазами переваливающийся на волнах непонятный предмет, дальше к берегу маячил такой же. Внезапно еще один вынырнул из-под днища прямо под Эдвардом, дельфином кувырнулся на волне от носа навы, раскинув руки, лицом вверх, и рыцарь сообразил, что мимо один за другим проплывают трупы. Он вспомнил рассказ Тиграна о Стиксе[26] и содрогнулся…
- Эй, Алан! Иди сюда! Посмотри, что в море творится, - обернулся к другу Эдвард.
Гэл приподнял голову с канатной бухты. На щеке отпечатался красный витой след пеньковых волокон. Он протер заспанные глаза, вскочил на ноги и ухмыльнулся:
- Слушаю, сэр! Что прикажете, сэр! Есть, сэр!
- Не дурачься, тебе что, делать нечего? - Эдвард махнул рукой в море. - Вон, посмотри, что там?!
- Я не дурачусь, а тренируюсь, чтобы при посторонних не опозорить тебя фамильярностью! - Алан оперся о борт рядом с Эдвардом. - Что там, что там… Морская водичка там! - всмотрелся. - И голые покойнички по ней плывут… Интересно, откуда их столько?
Эдвард сумрачно кивнул:
- Где-то неподалеку битва была. И мы на нее опоздали…
- А, может, морское сражение, - предположил Алан.