В приспособленной под казарму низкой людской дрожал от храпа вонючий и теплый портяночный туман. Алан простонал тонким голосом, пихая под новенькие сучковатые нары мешок со снаряжением:
- О, где ты, роскошная комнатка в доме Иегуды! Я чувствую себя здесь Иовом на гноище. Тьфу, как смердит!
- Нешто! С погани не треснешь, с чистого не воскреснешь! - хрипло провещал кто-то с соломы рядом.
Друзьям вдруг это показалось так смешно, что они долго хихикали, никак не мог ли остановиться, а пытаясь что-нибудь сказать, начинали сызнова. В конце концов они изнемогли и, кое-как выбравшись на воздух, захохотали во весь голос, под подозрительным и любопытным взглядом часового.
- Вы что, одурели?! - страж и сам начал улыбаться незнамо чему.
Ему попытались объяснить, но только снова закисли от смеха.
Часовой обиделся и в сознании своей неприкосновенности послал друзей Саладину в зад. Тут они и вовсе обессилели от смеха, и спать пошли выжатые, как после турецкой бани.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. РЫЦАРЬ
Глава десятая. Акколада[18]
Утром Алан проснулся первым. В углу казармы за разговором били вшей несколько полуголых норманнов. Когда гэл свесил всклокоченную рыжую голову с нар, они замолчали и удивленно уставились на него. Кто-то присвистнул. Здоровенный, с обросшим черной шерстью торсом, воин, выслушав чей-то шопот на ухо, двинулся к горцу.
- Так это ты, ржавый недоносок, убил брата?! - верзила огромными ручищами схватил Алана за плечи и рывком сдернул вниз.
Шотландец, в первую секунду оторопевший от неожиданности, опомнился и лбом боднул противника в нос. Похожее на большой окорок лицо того мгновенно залилось кровью, он взревел, но Алана не выпустил, а, плюясь красными брызгами, начал скручивать через бедро, стремясь сломать хребет. Гэл сопротивлялся изо всех сил, но никак не мог вырваться. Исход борьбы был предрешен звериной силой норманна.
Эдвард, вырванный из своего обычного сна с разговорами о каком-то умирающем сиплым ревом верзилы, понял, что надо вмешаться, пока не поздно. С дареным толедским мечом он босиком соскочил с нар и крикнул:
- А ну, оставь его в покое, плод греха сарацина с больной обезьяной, иначе тебе не жить!
Но тот даже не обернулся. Эдвард понял, что еще несколько мгновений, и Алану конец, и размахнулся.
Мелькнула мысль:
- Если перерублю этому быку шею с одного раза, значит, Иегуда не соврал, меч что надо. Нет! Лучше плашмя по макушке, чтобы не наповал, - он примерился поточнее и затормозил, услышав повелительный голос:
- Отставить! Бросай оружие, кончай драку! - в дверях стояли барон де Во и Дэн.
Эдвард сразу опустил меч, но разъяренный норманн, лишь мельком глянув на начальство, вновь занялся переламыванием Аланова позвоночника. Тут Дэн показал, что он недаром состоит в баронской свите. Только что он находился у входа рядом с милордом, но уже через мгновение вмешался в схватку. Молниеносный удар ребром ладони по шее, и здоровяк опрокинулся на спину, ловя ртом воздух. Глаза его закатились, и он потерял сознание.
Эдвард подошел к постели, поднял с одеяла ножны и вбросил в них меч. Алан с трудом разогнулся, держась за поясницу, багровое от натуги лицо шотландца исказила гримаса боли:
- Аспид ползучий! Чтоб ты сдох без покаяния! Почему он в меня вцепился?!
- Ты убил его брата, там, на дороге, пять дней назад! - злобно крикнул кто-то рядом. Только сейчас друзья заметили, что остальные норманны успели обступить место схватки.
- Тихо! - Дэн властно поднял руку. - Слушать милорда, головорезы! Все отступили на шаг, и взоры обратились на барона, по-прежнему стоявшего у двери, скрестив на широкой груди руки, но он сумрачно молчал. Оглушенный буян зашевелился на полу, приходя в себя, встал на четвереньки, на колени, потер ушибленную шею. Тяжело поднявшись на ноги, уставился в пол.
- Ну что, оклемался? - наконец, заговорил негромко барон. - Упрям же ты, Фенрир[19], недаром псиным именем прозвали. Но я не старик Один[20], не с такими справлялся! Предупреждал я, чтобы не смели трогать новичков? А?! Не их вина, что с проверкой вышла накладка… Приказ по армии о том, что любой поднявший оружие на товарища будет немедленно казнен, слушали? Обет драться в походе лишь с неверными давали? Так вот, следующий, кто решится таким образом свести счеты, сведет знакомство с топором палача! И ты, Винг, не слишком ли быстро за меч хватаешься? Дэн, распорядись на вечер, и за мной!
Барон вышел. Дэн показал на двоих норманнов:
- Ты, и ты, - палец переместился на друзей, - и вы двое, после обеда в полном вооружении к милорду, пешими. И не забудьте, вы все! Следующая драка будет последней в жизни зачинщика!
Он быстрым шагом отправился догонять своего господина.
Волосатый поднял голову. На щеках его слезы промыли дорожки в подсохшей крови.
- Все равно подкараулю ночью и убью за брата, скотина ты скоттская! Пусть тогда хоть вешают…
Свои оттеснили его в угол. Эдвард поймал себя на том, что опять тянется к мечу. Алан развернул друга спиной к норманнам:
- Не связывайся, пойдем-ка собираться!
Время до обеда друзья провели на нарах, готовя снаряжение. Вышли на улицу лишь ненадолго, осмотреть при ярком свете оружие, не завелась ли ржавчина от морского воздуха. Все было в полном ажуре, но на душе скребли кошки.
Алан мрачно обрисовал перспективы будущей службы:
- Да-а! Либо этот пес из норманнской преисподней нас прикончит, что паршиво, либо мы его, что вряд ли будет лучше по результатам. Чую носом, служба здесь у нас не пойдет! Придется что-нибудь другое подыскивать…
- Посмотрим! - Эдвард не желал думать о плохом, весь в радужных мечтах о Ноэми. - Жизнь покажет!
Жизнь показала в этот же день.
Друзей накормили с людьми барона, но никто из них не обратился к новичкам и с единым словом. Атмосфера недоброжелательства не рассеивалась. Они приуныли, но с отставкой пока решили потерпеть, сколь возможно.
Дэн явился сразу после обеда, заступающие в наряд едва успели надеть доспехи. Остальных воинов капеллан барона повлек на тематическую проповедь "Цели третьего крестового похода в свете решений последней энциклики папы Целестина". Выведя отобранную загодя четверку на улицу, Дэн придирчиво осмотрел снаряжение, броню, одобрительно цыкнул зубом, проверив на ногте остроту клеймора у Алана, и скомандовал:
- Попарно за мной, марш!
Остановив их во дворе цитадели у ворот, Дэн пояснил:
- Ждем государя и милорда. Сегодня у них совещание с другими их величествами.
Через десять минут из башни вышли король Ричард, Меркадэ, и де Во, все в легких парадных доспехах. По команде капитана десяток стрелков-гасконцев в полном вооружении выстроился впереди. Присоединились к свите епископ Солсбери, эрл Лейчестер, еще несколько рыцарей. Охрана барона под командой Дэна замкнула двинувшуюся к выходу процессию. Впереди Эдварда в просвете под сводами воротной арки качались страусовые перья на шлеме Ричарда и склоненное, чтобы не зацепить решетку под потолком, знамя с драконом.
Король несколько запоздал к условленному на нейтральной территории рандеву, нарочно, чтобы заставить ждать себя. Остальные участники встречи уже собрались. В центре пыльного пустыря под стеной цитадели лениво колыхались в жарком воздухе знамена государей под объединенной охраной. Ричард со свитой не присоединились к ним, а водрузили английский стяг отдельно на небольшом холмике, оцепив его лучниками Меркадэ. Король, де Во, остальные вельможи расположились перед их линией. Караул Дэна выстроился впереди. Обособляясь, Ричард опять продемонстрировал недоверие и неприязнь к венценосным партнерам в святом деле.
Король Филипп II Август Французский, эрцгерцог Леопольд Австрийский, маркиз Конрад Монферрат и временный глава тамплиеров маршал Жиль д'Амори растерянно застыли вчетвером перед толпой своих свитских, явно не зная, как реагировать на столь явную и неожиданную конфронтацию. Затем они оживленно негромко заговорили, поглядывая на короля Ричарда, будто боялись, что он услышит. Ситуация явно ускользала из-под их контроля.
Внезапно оглушительно взвыл рог возле английского знамени, исполняя соло гимн Плантагенетов[21]. Монархи пытались продолжить консультации, но перекричать сиплый, подобный ослиному, рев было трудно. Когда же он оборвался, во внезапной тишине все услышали, как маркиз, надсаживаясь, вопит:
- Нет! Никогда! - и умолк, внезапно осознав, что уже тихо.
Вперед двинулся епископ Солсбери, остановился в нескольких ярдах перед союзниками. И опять они оказались в дурацком положении: Ричард не желал сам с ними и говорить. Нервно посовещавшись, монархи вытолкнули к английскому прелату Жиля д'Амори, как духовное лицо к духовному.
Епископ развернул пергамент и звучным голосом зачитал список претензий. Несмотря на краткость перечня, нарекания были основательными: недостаточная поддержка в бою, невыполнение приказов короля, как главнокомандующего, присвоение чужих успехов и трофеев, натравливание ратников разных стран друг на друга, перехват снабжения английских войск в свою пользу, а в конце, когда, успокоенные рутинными оборотами, государи решили, что все обойдется мелочами, как-нибудь отговорятся, прямое обвинение в подготовке мятежа.
Восприняли столь тяжкое обвинение монархи по-разному. Филипп с кривой усмешкой отвернулся. Леопольд, размахивая ручищами в безвкусных красных перчатках, заорал с ужасным немецким акцентом, что вызовет Ричарда на поединок за клевету. Храмовник вытянул за шнурок из-за ворота ковчежец с мизинцем святого Готфрида Бульонского, видимо, желая на нем поклясться в невиновности, а Конрад Монферрат подбежал к Солсбери, отпихнул д'Амори в сторону и зашипел в лицо епископу: