- Господа, если все сложиться благополучно, и мы займем Брест в конце недели, то, если не будут мешать интриганы из стольного града, к концу месяца возьмем Варшаву.
- Добре! Здорово! Ура! Да здравствует Суворов! - понеслись крики со всех концов обеденного зала таверны, которую мы заняли полностью.
- Ваше высокоблагородие, там это, гонец, - заглянул часовой, стоящий у дверей таверны.
- Дак давай его, голубчик, сюда, поживее.
В зал вошел молодой паренек, лет восемнадцати, в мундире подпоручика. Мундир был весь в пыли, как и лицо самого подпоручика. Видимо он сразу направился к нам.
- Вина, - хрипло проговорил он.
Тут же перед молодым офицером появился кубок с вином, все с нетерпением ждали когда молодой человек допьет и поведает нам о случившемся.
- Господа, генерал Шевич взял Корбин.
Эта новость произвела настоящий фурор, все кинулись наперебой спрашивать, каким образом все случилось.
- Отставить, - громко, командным голосом, которого сложно ожидать от такого тщедушного человечка, каким кажется Александр Васильевич, произнес Суворов. - Господа, пусть молодой человек переведет дух, угощайтесь, затем нам все расскажете.
Как оказалось, один из отрядов Шевича, конные егеря под командой бригадира и кавалера Георга фон Стаала, или по нашему Егора Сталя, зашел в местечко Двин, пополнить запасы, а там, в это время околачивался передовой отряд поляков в триста сабель. Не долго думая, егеря вступили в бой. Поляки, посопротивлявшись, решили отходить, но на западную дорогу, куда стали вырываться поляки, подошел Черниговский карабинерный полк Поливанова Юрия Игнатьевича. Взяв несколько пленных и допросив, выяснили, что в Корбине, что в дне пути отсюда, находятся магазины Сераковского. А так как он не ожидал чтоль быстрого наступления Суворова, то на охрану оставил лишь полтыщи воинов. Отправив посыльного к Шивичу, сами бригадиры, с отрядами двинули к Корбину. Уже в предместье города, они встретились с Шевичем и остальной частью разведывательного войска. Генерал приказал атаковать на рассвете. Едва начало сереть небо, отряды Шевича ворвались в Корбин. Поляки, не ожидавшие противников (как же, их передовой отряд обязательно должен был заметить проклятых москалей) не выставили даже нормальных караулов. Все закончилось за двадцать минут, никто из поляков не ушел.
- Эх, орел Иван Егорович, орел! Обязательно на награду представлю, это надо же все магазины поляков отхватил. Господа офицеры, все расходимся, завтра утром выступаем, нужно поддержать Шевича, не дай бог подойдет Сераковский.
На следующее утро, толком не отдохнув после длительного перехода, с минимумом припасов, войско двинулось к Кобрину, где и собиралось частично пополнить запас, за счет поляков, не теряя времени. К Суворову уже шли донесения, как от разведки, так и от пленных, что Сераковский собрал до двадцати тысяч человек в районе Бреста, или как тут говорили, точнее не тут, а в этом времени Бржесць. Именно так, на польский манер.
Пятого сентября мы уже были в Кобрине. Польские магазины с припасами оказались как нельзя кстати. Здесь находился и пороховой запас, и пули и ядра, главное, здесь был провиант, который нам очень был нужен.
- Отдыхаем ночь, затем идем вперед, - огласил свое решение генерал-аншеф.
Под ночь заслышались свистки часовых, громкое переругивание.
Через пять минут в большую штабную палатку зашел казачек.
- Ваше вскопревосходительсто, - на одном дыхании выпалил он, - нашли ляхов. Они за речкой Тростяницей встали, возле Крупчицкого монастыря.
- На карте показать сумеешь? - спросил Суворов.
- А че не суметь то?
О какие у нас казаки ученые попались. И карты умеет читать. И с самим Суворовым как со своим общается. Позицию поляки выбрали крайне удачно, чтобы атаковать их, придется форсировать реку. А это уже предвещало не мало проблем. И хоть речка была мелкая, но местность вокруг нее была заболоченная.
Едва начало светать, полки выдвинулись в сторону Крупчиц.
Пятого числа мы уже подошли к Тростянице. А шестого утром, в 8 часов Суворов разворачивать корпус в боевой порядок. Войско было поставлено на линии двор Перки - Паевщина. Середину составляли 12 батальонов пехоты генерала Буксгевдена. Это были, считая справа: инфлянтские егеря - 2 батальона, белорусские егеря - 2, херсонские гренадеры - 4, азовские мушкетеры - 2 и рижские - 2 батальона. На флангах стояла кавалерия: на правом - 26 эскадронов генерала Шевича, на левом - переяславский конноегерский полк (10 эскадронов) генерала Исленева. Резервом командовал бригадир Владычин. Резерв состоял из 5 эскадронов глуховских карабинеров, и артиллерии, которой2 командовал я. Нас прикрывали две роты гренадер. В этом бою было решено использовать четырнадцать стволов артиллерии, те которые мы пристреляли и которые имели новые системы прицеливания.
После построения мы начали незамедлительно двигаться вперед. Опасаясь, чтобы польская конная гвардия, выдвинутая за Тростяницу, не фланкировала, Суворов бросил на нее свой левый фланг. Егеря Исленьева попытались окружить поляков, но гвадейские части не зря носили это звание. Резко развернувшись, они вырвались из окружения и отошли за речку, втянув переяславцев под огонь польской артиллерии. Кроме того, не зная бродов, они вязли в болоте. О дальнейшем продвижении не могло быть и речи. Поэтому переяславцы были вынуждены отступить со значительными потерями. Правда, при этом выполнив основную задачу, отогналь конную польскую гвардию. Точно выяснилось, что болота перед польскими позициями непроходимы для кавалерии. Тогда Суворов решил связать поляков своим центром, пехоте которого приказал провести главное наступление на левый фланг поляков, а кавалерии - обойти польские позиции с двух сторон.
В 9-м часу пехота Буксгевдена стала перед деревней Перки, кавалерия Шевича - между пехотой и выступающим на полкилометра изгибом Мухавца, а Исленьев разместился в километре с небольшим южнее деревни. Зато на восточном ее краю стоял резерв вместе с артиллерией корпуса. Маневр начинал обозначаться, русские вошли в зону обстрела польской артиллерии.
Русские приступили к исполнению маневра. От глаз поляков их заслонял лес, но трудности были сильные: на участке от Перок до Мухавца столпилась 9-тысячная масса людей, да так тесно, что не могла тронуться с места. Чтобы выйти из этого положения, на другую сторону реки были переброшены полки александрийский, мариупольский, а также половина ольвиопольских гусаров (всего 13 эскадронов), которые направились на Залузье-Савицкое, чтобы обойти устье Тростяницы и ниже его, форсировав Мухавец, через Филипповичи ударить в тылы поляков. Одновременно пехота Буксгевдена с полками черниговских и кинбурнских карабинеров, другая половина гусар и часть казаков на фланге должны были форсировать Тростяницу на участке между Ходосами и Рыковичами, собираясь, таким образом, напасть на польский фланг.
Тем временем Владычин приказал установить артиллерию на холмах, возле Ходосов. Разместив все четырнадцать стволов, мы обнаружили что нам открылась неплохая позиция.
- Алексей Андреевич, видите на правом фланге нашим дают ляхи прикурить. Надо накрыть их артиллерию, на том фланге, а затем ударим по их правому флангу, - это был мой первый опыт военных действий, и я очень сильно волновался. Если честно, то мандраж начался еще вчера вечером, когда я с Суворовым ходил на рекогносцировку, и увидел множество огней в лагере неприятеля. Затем еще было отступление от передового отряда польских конногвардейцев, находившихся по этой стороне Тростяницы. Когда слез с коня в лагере, то почувствовал, что ноги от дрожи меня не держат, и так, на подгибающихся пошел к себе в палатку. Тут на пути встретил хорунжего Степана Хабалова и старшего урядника Егора Шелихова, которые были из моего личного отряда казаков.
- Ваше высочество, может чарочку, - предложил мне Егор. Пьянствовать мне совсем не хотелось, к тому же завтра меня ожидал первый мой бой.
- Первый бой чай? - словно угадал мои мысли Егор.
Мы уже заходили в палатку, казаки, не спрашивая разрешения зашли со мной.
- Ничего, у всех бывает в первый раз, - это уже Степан, - я тоже когда по первой на осман ходил... это, короче коленки так тряслись, что с лошади падал, - выразился он. - Выпейте чарку, заснете хорошо, а бой будет, вся тряска сама то и выйдет. Так то.
Я решил последовать совету своих опытных телохранителей и сушил чашку залпом. Это было совсем не вино, но видимо в силу моего состояния я проглотил самогон и не поморщился. Тепло прошлось по всему телу, голова зашумела и я и вправду успокоился.
- Спасибо други, я на боковую.
Утром я проснулся нормально. Но чем ближе становился бой, тем явственнее я ощущал вчерашнюю дрожь. Правда во вчерашние чувства вплетались все новые и новые ощущения. Такие как нетерпение, когда же начнется бой, и желание самому в него вступить. Это было чем то новеньким. Оно только усилилось, когда бойцы Исленьева обрушились на конницу ляхов. Затем я услышал польскую артиллерию. Вообще, все звуки боя были прекрасно слышны, и они переполняли волнением мою душу. Когда же нам пришел приказ выдвигаться на позицию волнение достигло своего пика. Подзорная труба тряслась у меня в руках и мне не сразу удалось унять ее. Но увидев, то как польская артиллерия косит наших солдат, пытавшихся перейти брод, волнение стало уходить, на его место встало возбуждение, желание действовать.
Поляки не успели перенести достаточное количество орудий на свой левый фланг, и я решил их накрыть своей артиллерией.