Было это аккурат перед самой армией. Мы с моим одноклассником Пентти поехали свет посмотреть, аж в самый Хельсинки! Ну, вышли на Центральном, смотрим во все глаза, как настоящие келломякские пеньки… кругом все сияет, в огнях переливается! И тут мне приятель и говорит: пошли, Микки сКриптиз смотреть! Пошли, говорю… А что энто такое? Это, говорит мне друг, такое место, где девки за деньги раздеваются! Э нет, отвечаю! Я за это дело деньги платить не намерен! Пойду лучше дома в сауну, да бесплатно там посмотрю на наших деревенских девчат. Ишь, нашел чем меня удивить! А он мне - тюха ты деревенская! Ничего в искусстве не понимаешь! Пойдем да пойдем… Ну, мы и пошли…
- А при чем здесь переливание крови? - удивленно спросил звякавший какими-то железными штучками врач.
- Так я же и говорю. Пришли мы в зал, даже поболе, чем в нашей церкви. Темно, музыка играет, а на круглой сцене девка изгаляется… Да так здорово! И так она повернется, и этак… И потихоньку все с себя скидывает. Сама такая худенькая, талия у ней - ну, вот просто ладошкой обхватишь, но си-и-и-иськи зато-о-о-о…, - и Микки показал обеими руками что-то такое, по размерам, похожее на два арбуза.
- Плясала она значит, плясала… а потом прыг из зала прямо мне на колени! А на самой из одежды - только такой махонький треугольный золотой напиздничек. Обняла она меня, и жарко шепчет: Я тебя люблю! Приходи ко мне, Микки, и приноси сто марок! Я буду вся твоя… И упорхнула.
Что делать? Поскребли мы с друганом по карманам… Нет, не выходит! Даже если мы назад в деревню пешком пойдем.
Вышли мы, горюем… Может, думаем, гробануть нам какого - нибудь городского? Не вздумайте, говорит нам подошедший шуцман, я за вами слежу! а ежели вам, ребята, деньги срочно понадобились, то вот она, Töölö Hospital, прямо возле вокзала. Да на что, спрашиваем, нам та больничка? Мы ведь здоровы… Вот, говорит шуцман, и хорошо! Господа студенты, когда напьются, а денег на девок нет, всегда туда бегают кровь сдавать… О, думаю, тогда нам туда…
Пришли, здание, конечно, громадное, заходим в мраморные сени… Тетка в белом халате взяла с нас расписку, что мы не больны венерическими заболеваниями и гепатитом и что не пили в течении последних суток и пригласила в операционную… Захожу, там лежаки… А врач, ну вот вылитый как вы, и спрашивает - тебе иглу какую, потоньше или потолще?
Я тут и - брык… Приятель мой постоял, подумал, и вслед за мной тоже - брык…
Очнулся я - локоть перевязан, в руках полсотни марок. Откуда вы, чудики, такие? - медсестра нас спрашивает - Да неужели же по ним не видно? Дураки из КелломякИ, - отвечает ей врач… И как он догадался, откуда мы родом? Сразу видно, что ученый человек!
- Ну что, встретили вы свою прелестницу из стрип-бара? - со смехом спросил Скурник, держа в руке пинцет с йодной салфеткой.
- Встретили, а как же! Да толку что? Заходим в сКриптиз, а она на коленках уж у другого скачет! Что же ей, мои кровные отдавать? Да пошла она…, - ложась на пол рядом с впавшим в забытье парнем, проворчал Микки.
… Я вышел на морозный воздух. Над моей головой бесшумно разворачивался лилово-синий сполох полярного сияния. За моей спиной скрипнула дверца:
- Будет ЖИТЬ мальчишка! - утирая радостные слезы, тихо сказала медсестра.
… Да, ЭТОТ мальчик будет жить… А тот, первый… И я болезненно застонал от мучительного, смертного стыда.
… И вновь Сивка в такт мелкой рысце мотал своим коротко, по-армейски, подстриженным сивым хвостом слева направо и сверху вниз, будто крестился по-православному…
Сзади нас неровно взрыкивал мотор автобуса, еще вчера возившего теток с молочными бидонами из глухих лесных деревень на маленький крытый рынок в уездный городок, а теперь уносившего к теплу и жизни как не десяток человеческих душ. За рулем санитарной машины сидел доцент Скурник, что меня изрядно тревожило. Увидев, с каким профессиональным интересом хирург Лео смотрит на руль, я не удержался, и спросил, есть ли у него права. На что доцент с энтузиазмом ответил, что прав у него таки нет, и никогда уже не будет, потому что, сдавая в пятый раз экзамен по вождению, он умудрился как-то, правда, совсем не больно, переехать своего инструктора из автошколы и сбить с ног инспектора-экзаменатора из Дорожной полиции. Но Бог даст, все-таки, как-нибудь, авось доедет? (Доедет. Майор Лео Скурник, уроженец Одессы, станет единственным в Финляндии военным врачом, награжденным Крестом Маннергейма, за блистательную организацию системы эвакуации раненых прямо с поля боя, и незаурядное личное мужество, проявленное при этом. Его близкий друг, медицинская сестра Лайза Макконен будет удостоена международной медали Красного Креста имени Флоренс Найнтингейл, за то, что вынесла с поля боя сто пятьдесят три человека, Безногий парень выжил, выучился на часовщика. Прим. Редактора).
Рядом со мной поправлялся самогоном из фляжки подполковника Микки, с чисто детским удовольствием рассматривая приколотый ему на грудь симпатичной блондинкой Лайзой нарядный значок: красная капелька крови на сине-белом национальном фоне …
- Скажи, Пааво, а у тебя дети есть? - вдруг совершенно неожиданно для себя спросил я подполковника.
Тот на секунду отвлекся от тяжких дум:
- Что? Ах, дети… Да у меня и жены-то нет! То есть была, да… Убежала. Не могу, говорит, больше с тобою вместе жить, мне страшно! Ты, говорит, милый, какой-то нелюдь, садист. Из чего она такой странный вывод сделала, просто не понимаю…
- Да дурр-ра, вот и все! - вступил в разговор малость захмелевший после обильной кровопотери Микки. - Я вот, тоже, как со службы в первый свой отпуск в родную деревню приехал, стал было на вечерке сдуру показывать, как у нас в Егерском рекрутов обучают. Надел, значит, я кожаные рукавицы, взял хозяйскую кошку за глотку, выколол ей шилом глаза и потом голову руками оторвал… Так со мной потом ни одна девка танцевать не захотела, даже хозяйкина дочка, страшная как моя судьба! Дурры они все и есть… Городские вот, тоже… Не хочу, говорит, с тобой! Ты, говорит, кусаешься! Ну и что? Подумаешь, укусил, играясь, разок-другой за сиську… до крови… А то, что я этой дурре Анни сосок напрочь отгрыз, так это она на меня просто наговаривает…я и судье так сказа…хр-р-р…
И Микки уснул, сладко причмокивая, как младенец.
… Не прошло и часа, как нам навстречу потянулись беженцы. Они шли, пешком, а чаще на охотничьих, обитых оленьим мехом, лыжах, ехали на санях, в которые были запряжены мохнатые деревенские лошадки и лапландские олени… Многие шли от самой границы, оставив позади себя полторы сотни километров безжалостного зимнего леса. Старики и старухи оставались сидеть на обочине, без сил, ожидая припозднившейся смерти… Не выдерживали и малые… На всю жизнь я запомнил стоящую на обочине плетеную детскую колясочку на полозьях, в которой лежал, похожий на большую фарфоровую куклу, насмерть замерзший младенец в кокетливом шелковом конверте…
Ужасное имя "Kotov" гнало людей из их теплых домов, часто навстречу леденящей смерти в промерзшей до звона ночи.
… Штаб "Группы Тайвола", которой еще и не существовало, представлял собой настоящий бедлам, охваченный пожаром во время наводнения. Суетящиеся штабные, как муравьи свои яйца, энергично выносили из избы драгоценные папки-скоросшиватели, кто-то что-то со звоном ронял, рассыпал по полу бумаги, звал какого-то запропастившегося Юсси…
- Это не тебя потеряли? - с кривой усмешкой спросил подполковник, по-хозяйски взяв трубку истошно звонившего полевого телефона, стоявшего на покрытом зеленой картой, в угле которой синел штамп "Совершенно Секретно!", столе.
- Да, я слушаю! Что? - прикрыв микрофон ладонью, Талвела с доброй улыбкой сказал мне: - Спрашивают, дебилы, не пора ли им сматывать связь?
Потом, так же ласково, ответил в телефон:
- Слушай, парень… Поступай, как знаешь! Но если связи вдруг не будет, я тебе лично яйца отрежу и на шею тебе же их и примотаю, на манер бубенчиков, ты меня ясно понял? Вот и ладушки…
- Вы что тут делаете, а? - фальцетом завопил вошедший штабной майор с кожаной папочкой под мышкой. - Вы кто такой вообще, а?
- Ты что, меня не узнал? - искренно удивился Талвела. - Ведь я же старик Йоулупукки, привез тебе, мой славный мальчик, рождественский подарок! А это мои спутники, гном и эльф…
- Не понял. - озабоченно потряс головой штабной.
- Сейчас поймешь! - радостно сказал Талвела. - Подойди сюда, мой сладкий, и скажи мне, дедушке Морозу, на ушко, а то я у себя в Корватунтури что-то плохо стал слышать: ты что же это, отступать собрался?
- Да… нет… то есть, перебазирую штаб в более удобное место… А вы, собственно, кто?!
ХЛОБЫСТЬ! И отлетевший от Талвелы штабной громко впечатался в бревенчатую стенку.
- А я, собственно, смерть твоя лю-ю-ю-тая…, - ласково пропел подполковник. - Очнулся? Не слышу ответа…
- Д-даа… так точно…
- Ага, тогда строй личный состав.
… Через несколько минут во дворе испуганно жался реденький строй в мундирах с аксельбантами.
- Так, родные мои. - ласково начал подполковник. - И до какого же мы места будем драпать? До Оулу? До Хельсинки? Или уж прямо до самого Буэнос-Айреса? Не понял ответа. ЛЛЕЧЬ!! ВСТАТЬ! ЛЛЕЧЬ!! ВСТАТЬ!!! ЛЕЧЬ! ВСТАТЬ! Очухались, уроды? Я вас научу воевать! Я вас ЗАСТАВЛЮ воевать!
… Хищно склонившись над картой, где синели и краснели поперек дороги изящные волнистые отметки, повисающие флангами в зеленой пустоте, подполковник весело произнес:
- Вижу, что первый бой вы приняли на границе?
- Так точно! - потирая свежий синяк на подбородке, подтвердил его вывод штабной майор.