- О! Сразу видно, свой парень! - хлопнул его сзади по плечу Мстислав. - Мы тоже такие! Нас если тронешь, то сразу зарычим. Слышь, ты в мяч играть умеешь? А со спутанными руками? Да ты не обижайся, мы же не со зла тебя повязали… А вот насчет рук я не шутил: как научишься играть в мяч, так сразу и освободим. Хохму знаешь, как учили плавать в пруду, из которого воду слили? Мол, сначала плавать научитесь, а потом опять его наполним! А, не ведаешь, что такое хохма? Сей миг расскажу тебе несколько…
Как ни распалял себя Завид, представляя в очередной раз, что эти малолетки повязали его как щенка, но злость под напором беспрерывного словесного потока со стороны Мстислава начала куда-то улетучиваться. Через поприще он даже улыбнулся какой-то очередной шутке о вороне, у которой зайцы выманивали сыр, а через час ходу уже недоумевал, почему он мог относиться к этим отрокам с неприязнью. Ну да, повязали, а он бы на их месте по-другому поступил? Все-таки они тут живут, и именно он пришел к ним обманом что-то выведывать. Да и… Точно! Хотел бы он иметь младшего братишку, который был бы похож на одного из них, а то ведь только сестренки достались, в куклы до сих пор играющие. Он бы уж обучил его, как следует меч в руках держать! Хм… А пока не мешало бы у этого Мстиши выведать, как бросают веревочную петлю…
- Ну вот и пришли. - Тимка повернулся к Завиду. - Представляешь, сколько бы ты сюда по бурелому добирался? Эй, пацаны, делимся как обычно! Так и быть, этого дылду ставим вам на ворота! Ну и что, что со связанными руками? Зато вас больше будет!
* * *
- Ну как там Захарий-то? - Кузьма вытянул шею, пытаясь разглядеть своего товарища, уложенного на широкую лавку под небольшим оконцем, прорубленным посредине стены.
Такое новшество, закрытое бычьим пузырем в деревянной рамке, было устроено в доме по настоятельной просьбе Вячеслава. Лекарь очень настойчиво мотивировал его необходимость невозможностью при осмотре больного поднимать того к волоковому окошку под самую крышу. И тем, что сам он не родился летучей мышью, чтобы висеть при этом на стрехе. А для особо непонятливых добавлял, посмеиваясь над озадаченными лицами, что для лечения посетителей ему нужен яркий свет, а не тусклая лучина. Однако в этот час выражение его лица было безрадостным. Вытерев руки о полотенце, роль которого играла старая выстиранная холстина, он задернул занавеску, закрыв Кузьме обзор горницы или, как ее называли местные, истопки.
- Дела у него… плохи, - объявил Вячеслав честному собранию, состоявшему из Петра, Пычея и новгородских купцов, которые буквально полчаса назад перебрались в дом Любима, перенеся на себе впавшего в беспамятство Захария. В процессе рассказа о своих товарищах и целях прихода на Ветлугу тот сперва стал заговариваться, вызывая недоуменные переглядывания Кузьмы и Якуна, а потом начал терять сознание, сползая по бревенчатой стене дружинной избы на пол. - Думаю, что воспаление легких он подхватил, может, и крупозное… Ну, чуть понятнее попытаюсь объяснить. Легкие он застудил сильно, вот. Кашель давно у него?
- Да уж второй день скоро пойдет, - не на шутку разволновался Кузьма. - А вечор еще промок, в лесу дозоры проверяя, тогда и жар вовсю попер… А отлежаться ни в какую не хотел. Вот ведь какая беда-то.
- Одышка у него была?
- Федька сказывал, что с самого утра и началась… И что, никак Захарию не помочь?
- Погодь с этим. Слабость, утомляемость, озноб, головная боль? Ел хорошо?
- Да ить… мы на других ушкуях были. Но жаром от него так и несло… Точно! Снедать с нами отказался, хотя и потчевал нас, как сюда вышли.
- Ох… - сокрушенно помотал головой Вячеслав и попытался объяснить купцам, что кроме постановки диагноза он практически бессилен. - Привезли бы его чуть пораньше, хотя бы на день… Тогда бы я чесночные горчичники поставил или пустырником напоил. В общем, облегчение организму его сделал бы небольшое, а с болезнью он и сам справился бы, вон какой здоровый. А теперь…
- Не уберегли мы, значит, Захария, - повесил голову Кузьма, а Якун, вздрогнув, перекрестился на резную деревянную икону, висевшую в переднем углу.
- Я, конечно, попою его клюквой, жаропонижающие травки дам, но шансов у него… мало. Вот разве что…
- Ты, лекарь, не обессудь меня, не все я понял из того, что ты говорил, - встрепенулся Кузьма. - Но я серебра отвешу, сколь запросишь, ну… сколь есть при себе, если Захарий выкарабкается.
- Ну вот, уже торговаться со мной начал, будто я полный воз с тебя запросил, - грустно улыбнулся Вячеслав и поднял руку, прерывая начавшего оправдываться купца. - Не про плату я пекусь, а про здоровье товарища твоего. Есть у меня корень один, - обернулся он на мгновение к Петру. - Знахарка мне его дала, а Радимир опознал и сказал, что тут его доселе не видал, но очень похож он на "адамов корень", который привозят из Тмуторкани. У меня на родине его иной раз разводили как декоративное… Для красоты сажали. Я почему его запомнил… Один малец у нас им отравился, в рот ягоду потянул, и началось… понос, рвота. Обошлось все, выжил мальчонка, но я потом детально прочитал, что же это за плющ с ягодками был и что лечит он.
- Да ты потравить товарища нашего хочешь, что ли? - открыл рот молчавший до сих пор Якун. - Зелья на нем колдовские желаешь испытывать?
- Да погодь ты, баламут. - Кузьма ткнул своего подельника локтем в бок. - Не слушай ты его, лекарь, вечно он чего-то не понимает. Ты сказывай, сказывай дальше…
- Так вот, - прокашлялся Вячеслав. - Называется это растение переступень белый, дней десять назад я из него настой сделал. Однако прав твой товарищ в одном, Кузьма: не знаю я точно, как лечить им, хотя слышал, что помогает оно даже от крупозного воспаления легких. Но уж слишком ядовитое. Малую дозу дать - может не помочь, перестараешься - потравишь… Вот и решайте сами судьбу вашего товарища. Но знайте: если лечить сейчас не начнем, а назавтра ржавая мокрота пойдет, то винить будете только себя. Вот так.
- А скажи, лекарь, - задумался Кузьма, - как выходит, что ядовитая трава помочь может?
- Ну, обычными травами издавна люди лечатся. Той же ромашкой, чабрецом, пижмой… А на самом деле все эти растения ядовиты, только одни в большей степени, а другие в меньшей. Да и не яд это, просто содержание некоторых веществ у них разное, а человеку пользу приносит только определенное их количество. Не больше и не меньше. Как бы это объяснить… Вот выпьешь ты меду хмельного чарку, легко и светло на душе у тебя будет, а если братину, и не одну? Как свинья, прости господи, ползать по земле будешь. А то и копыта отбросишь… Так же и с травой или цветком. У каждого растения что-то есть для нашего здоровья, только надо знать, какую долю взять от него. Вот и Захарию, для того чтобы поправиться, нужно от этой ядовитой лианы всего небольшой кусочек. А вот какой - только догадываться могу…
- Пойдем, Кузьма, - потянул товарища за рукав Якун, - бесовские это речи. Бог здоровье ему дал - он и заберет. Коли нужен ему Захарий, так и преставится он нынче по его воле, а не нужен - так поживет еще на этом свете. Забираем мы товарища нашего от вас, у нас отлежится…
- Ты сам не ведаешь, что глаголешь, купец, - вмешался в разговор Петр. - Какие бесовские речи? Откель тебе знать про промысел Божий? Может, он нашу весь как раз и послал товарищу твоему, дабы спасение он тут свое нашел? Или тебя проверяет, поможешь ли ты Захарию недуг свой побороть или бросишь на произвол судьбы аки пса шелудивого?
- Ты меня не попрекай поступками, - начал заводиться Якун. - Я пытаюсь его спасти от колдуна вашего! Может, вы нас извести хотите по одному!
- В своем ли ты уме, купец, что такие речи мне в глаза бросаешь? - поднялся с лавки, стоящей в углу, Петр. - Не по своей ли воле вы к нам пришли, а потом помощи лекаря нашего попросили?
- Вот так вы и заманиваете путников, а потом режете их, как скот! - Слюна с ощерившегося в гримасе взбесившегося купца стала брызгать во все стороны. - Вон Онуфрия со всеми его людишками порешили в ночи, дабы ушкуем и рухлядью его завла…
Тяжелый кулак отодвинувшегося назад Кузьмы обрушился на затылок Якуна, заставив его щелкнуть зубами и медленно осесть на пол. Петр, уже положивший руку на изголовье меча, жестом остановил Пычея, начавшего заходить за спины новгородцам.
- Прощения прошу у вас всех за речи товарища моего, - прервал установившуюся тишину Кузьма, потирая ушибленный кулак. - Дурнем был, дурнем и помрет… Мало ли какие слухи ветер разносит, не стоит все так на веру принимать.
- И ты меня послушай, купец, - насупился Петр. - Догадываемся мы, зачем вы пришли. Не спорь со мной! Не малые дети тут перед тобой собрались… Утром отведу тебя к новгородцу, которого пощадили мы, - сам с ним потолкуешь, один на один, без послухов. Есть тут избушка одна недалече, плотники ее как раз достроили, вот туда его и приведут… Одно тебе скажу: не купец тот Онуфрий был, а тать, законы людские попирающий. Даже если бы не первый он на воеводу нашего поднял руку и язык свой поганый, то все одно с него за обиду спросили бы. Мальцов наших он силой держал у себя на ушкуе, измываясь над ними. А дети у нас… Под стрелы половецкие бабы наши вставали, дабы их защитить, не разбирая - своих прикрывают или соседских. Неужто после такого отдать чад наших зверю дикому в человеческом обличии на растерзание? Как потом смотреть в глаза матерям их? Так что выслушай сначала того новгородца - и тогда уж суди, как ты поступил бы на нашем месте…
- Спаси тебя бог за то, что на речи Якуна гневу не поддался и меч не вынул, э… воевода.
- За него я покамест, будет сам скоро. И еще одно. Людишек черемисских видел? Так вот, это вои кугуза ветлужского. Так что с князем будете дело иметь, если глупость какую замыслите, а мы не остановим вовремя.