Евдокия Ингерина - императрица, теперь Хельги знал это! - ожидала его в перистиле. Улыбнулась, отпустив прислугу.
- Рада, что ты пришел.
- Диомид передал, что ты ждешь.
- Жду. - Императрица улыбнулась - поистине, она обладала божественной красотой и недюжинным умом, - И вот наконец-то дождалась! Ты долго не приходил…
- Дела…
- Теперь же займемся другими. - Не говоря больше ни слова, она подошла к ложу и с улыбкой I сбросила на пол столу, а затем и тунику, взглянула лукаво. - Ну?
Хельги обнял мраморное, вдруг ставшее податливым, тело, ощутил на губах яростный жар поцелуя…
- Ты не можешь свести меня с ведьмой? - чуть позже спросил он.
Евдокия с осуждением покачала головой.
- Это страшное существо. Ходят всякие слухи… Впрочем, что я тебя предупреждаю - ты самостоятельный человек. Уедешь скоро в свою Каппадоккию… Не хмурься и не лги, что останешься со мной навсегда. Поверь, я умею терять, тем более нас с тобой ничего не связывает. Почти ничего. - Ингерина улыбнулась. - А ведьма уже во дворце, мне доложили слуги. Кесарион, омерзительный евнух, только что провел ее в императорские покои.
Лейв Копытная Лужа, варяг, находился теперь при венценосной особе базилевса, прекрасно осознавая, кто на самом деле управляет императором. Присутствие Черного друида, его прежнего - и нынешнего - хозяина, Лейв чувствовал во всем. Даже утомился, выполняя различные поручения - присматривал за строительством капища в развалинах заброшенного дворца, потом лично умертвил строителей-рабов, вместе с Истомой контролировал через Пулада падших дев - вполне подходящих для жертвоприношений, за неимением девственниц. Вроде бы все хорошо - Черный друид в лице базилевса - властелин могучей империи, чего же еще надо? Однако же Лейв чувствовал, что еще не все позиции заняло в империи зло, исходящее от друида. Да и сам император… Нет, это не был Черный друид. Вернее - базилевс не всегда был друидом, что, скорее, свидетельствовало о слабости друида, нежели о силе. А Лейв не любил прислуживать слабым. Зачем? Слабых нужно давить, подчиняя своей воле, ведь толку от них никакого, в случае чего не защитят, не отмажут. Базилевс, на первый взгляд, был силен. Но слишком слаб оказался сидевший в нем друид. Варяг знал почему. У Черного друида Форгайла больше не было ни собственного тела, ни прежней силы. Вернуть все это и полностью обрести власть можно было только с помощью богов. А древние боги - покровители друида - любили кровь, им нужны были жертвы, много жертв, чем больше, тем лучше. И самое главное - нужно было принести в жертву кого-то из знатных людей, из самых знатных. Тогда боги будут довольны. Тогда уже не только вечером и ночью, но и утром, и днем друид сможет полностью контролировать императора, а затем и окончательно заменить его душу своей. А уж тогда… В империи и так жестокие законы, можно только предполагать, какими будут новые! И тайная ночная стража, и жертвенники, и свежая дымящаяся кровь… Затем убить всех священников, поклонников распятого бога, заставить жителей поверить в истинных богов, сплотить - колдовством, силой и страхом - и бросить спаянные кровью легионы катафрактариев против всего мира!
Лейв словно чувствовал все это и знал: возвысится друид, возвысится и он, Лейв Копытная Лужа. А пока же следовало верно служить базилевсу, не забывая и о собственных прихотях, благо имелись все возможности удовлетворять их.
Поклонившись вошедшей в приемную базилевса ведьме - вот уж тоже зловещее создание! - Лейв, с разрешения евнуха Кесариона, покинул дворец и направился в заведение Филофея Мамоны - проконтролировать, все ли готово к пятнице, а заодно и развлечься с мальчиками, девушки мало интересовали варяга.
Верхом Лейв добрался до притона довольно быстро, правда, пришлось объезжать по прилегающим улицам многолюдные форумы - не дай боги сбить кого, потоптать конем, - нет, мстить не станут, но тут же потянут в суд, а уж дальше завертится колесо, вытаскивая все жилы и средства как с истца, так и с ответчика.
Филофей Мамона встретил варяга глубоким поклоном. Что там Овидий Тселл или эпарх? Лейв Копытная Лужа был глазами базилевса.
- Есть новые мальчики, Филофей? - без обиняков поинтересовался Лейв, войдя в дом.
- Все прежние. - Содержатель притона развел руками. - Не желаешь ли откушать, что Бог послал?
- Что Бог послал - не желаю, - засмеялся варяг. - Буду то, что послали боги!
Наскоро перекусив - он вовсе не был голоден, - Копытная Лужа подозрительно воззрился на Филофея.
- Говоришь, нет новеньких? А кого не так давно доставили Евтихий с Харитоном?
- Но ведь его нельзя трогать, ты знаешь!
- Нельзя-то нельзя… а мы тронем, - хрипло засмеялся варяг. Честно говоря, ему давно надоели прежние мальчики, квелые какие-то были, нерадостные. - Ничего! Если что, вали все на меня.
Больше не обращая внимания на Филофея, Лейв быстро поднялся на второй этаж, отбросил засов…
Вскочив с ложа, недоуменно воззрился на него новенький отрок. Варяг озадаченно обернулся на поднимавшегося следом за ним Филофея - невольник казался слишком уж своенравным и мускулистым. Осторожный Лейв отступил назад и быстро захлопнул дверь.
- Он что у вас, не закован?
- А зачем? - беспечно отмахнулся Мамона. - Отсюда и взрослому-то не убежать, тем более нашим отрокам.
- Это не обычный отрок, - упрямо покачал головой варяг. - У него глаза воина, не раба. Правая рука развита чуть больше, на левом запястье - потертость. Не догадываешься, от чего?
- Нет.
- От ремней щита, дурень! А правой рукой он привык держать меч или секиру. Вы купили волка! Или, дело еще хуже, вам его подставили!
- Что ты, господин Лейв? - испуганно замахал руками Мамона. - Кому есть дело до нашего заведения?
- А куда делся Истома? И про побег ты забыл? Неужто не осталось кому отомстить? - Лейв зло сплюнул прямо на лестницу. - Заковать! Заковать немедленно, - тут же распорядился он. - Я пришлю кузнеца… И зайду завтра.
Хищно улыбаясь, варяг спустился вниз.
- А вот завтра мы с ним и пообщаемся.
Внизу, во дворе, заржал конь.
Ждан прислушался, тихо подошел к двери, дернул - вдруг забыли задвинуть засов? Нет, не забыли. Да и зачем уходить раньше времени, так ничего и не вызнав?
Филофей постоял во дворе, провожая задумчивым взглядом ускакавшего варяга. Лучше бы, конечно, исполнить поручение самому, не дожидаясь присланного кузнеца - когда еще тот придет, да и пускать в заведение чужого человека, пусть даже и присланного Лейвом, было бы непростительной дуростью, хватит и сбежавших стражников. Да и отрок в самом деле оказался засланным - не зря же он кому-то подавал тайный сигнал. Кому? Впрочем, умудренный жизненным опытом Мамона не стал докладывать об этом Лейву, пусть уж лучше сам догадывается, а то, неровен час, кто крайним будет? Он, Филофей, да еще Евтихий с Харитоном - почему вовремя не обнаружили подставу? Нет уж, в данном случае лучше действовать самим. Филофей поскреб бороду - был у него на примете один подмастерье… И сон-трава в запасе была, не без этого. Не дай бог, раб еще вырываться начнет, увидев цепи, покалечит кого или сам покалечится, как его потом такого в жертву по… Мамона чуть не плюнул. Так и хотелось сказать - поганым идолищам. Впрочем, похоже, сам базилевс тайно поворачивался лицом к кровавым языческим божествам, по крайней мере, именно такое впечатление складывалось у Филофея в последнее время.
Подмастерье - хромоногий, вечно обозленный на весь мир Нарцесс, тоже любитель особых любовных утех, чужих здесь не привечали - заявился ближе к ночи, привез с собой на тележке переносную наковаленку, горн, уголь, вместо приветствия лишь буркнул угрюмо:
- Ну, кого заковать?
- Идем. - Филофей похлопал его по плечу. - Закуешь, потом выспросим кое-что…
- Как же мы выспросим? - резонно переспросил подмастерье. - Ежели, надо полагать, раб ваш сон-травой напоен?
- Напоен, да, но несильно. Ткнешь шкворнем - живо проснется. - Филофей зло осклабился и подозрительно посмотрел на принесенные кузнецом цепи. - Не тонковаты ли?
- Для твоих невольников - в самый раз, - потряс головой Нарцесс и глухо расхохотался.
Ждану снилось поле. Желтое, привольное, все в снопах сжатой ржи. Пряталось за ближним орешником нежаркое осеннее солнце, в высоком голубом небе пролетали стаи птиц. Птицы надрывно кричали, прощаясь до следующей весны с этим полем, орешником, с рекою и дальним лесом, синим-синим, словно бы покрытым туманною дымкой. Посмотрев на птиц, Ждан наклонился к снопу и обернулся, услышав позади звонкий девичий смех. Улыбнулся, узрев знакомую девушку, Здравку, веселую, с карими искрящимися очами и волосами цвета выгоревшего на солнышке льна, тоненькую, как солнечный лучик.
- Здравка! - громко воскликнул отрок. - Тебя ли вижу?
- Меня. - Девушка снова засмеялась. - А вот тебя что-то давненько не видно в селище! А ведь помнишь, на Ярилу…
- Помню. - Ждан покраснел. - Целовались…
- А я уж думала - позабыл.
- Да не позабыл, нет! У князя я теперь служу, Здрава, в дружине молодшей.
- Вот как?! Ну, иди сюда, поцелую… Ой, что это у тебя на спине? Никак плети?
- Было дело, - усмехнулся Ждан. - Едва живой остался.
- Бедненький… Ну, иди же!
Отрок медленно - хотелось бы быстрее, но ноги все равно двигались медленно - направился к деве. Та уселась на сноп, улыбаясь, поправила на голове венок из красно-желтых осенних цветов. Ждан вдруг вскрикнул - прямо из-под снопа выползала отвратительная жирная гадина со скользкой черной кожей и злобным немигающим взглядом.