Тогда они бежали группой, с этапа. Старший погиб через год, зарубленный на митинге конным жандармом; двое были повешены полевым судом; двое умерли от чахотки, трое - от тифа; кто-то погиб уже после победы, на фронте, или при подавлении кулацких мятежей. Из тех, кто основывал Партию, сейчас в живых остались лишь Вождь, и Итин. Жизнь революционера была короткой - и все знали это, стараясь лишь успеть больше за отпущенный срок. И на каждого из тех, чьими именами сейчас называли города, заводы, корабли - было по нескольку безвестных, погибших в самом начале. Кто мог бы сделать не меньше - но кому просто не повезло, успеть что-то совершить.
- Успеешь еще - сказал Итин - себя пока воспитай, укрепи и закали. А дела - на всех нас хватит!
Мальчишка оказался упорным. После рабочей смены, он убегал в лес за шесть верст, или зимой на лыжах в поле. По купленным на скопленные гроши книгам изучал гимнастику и бокс, упражняясь на подвешенном мешке с опилками. Обливал себя ледяной водой. Бегал по полю за зайцами с отцовским ружьем. Был бит отцом за порчу двери, в которую по-индейски метал ножи и топор. Сначала дрался до крови с соседскими ребятами, даже старше себя - затем, став их признанным вожаком, махал с ними руками и ногами по добытой где-то книге о японской борьбе. При этом никогда не был замечен в пьянстве и хулиганстве, обычных среди рабочей молодежи. Вовсе не пил водки, и даже не курил - зато много читал. Сначала - детективы про сыщика фон Дорна, а также Жюль Верна, Стивенсона, Майн Рида. Затем, все чаще - и запретную литературу. Хотя сам Итин однажды, чтобы побаловать мальца, подарил ему Грина - "Дьявол Оранжевых Вод": индейцы, ковбои, путешествия, на обложке суровый герой с двумя кольтами, и скачущие мустанги.
В последний раз они виделись восемь лет назад. Еще до войны, не гражданской, а той - предшествующей. Итин тогда уже был в партии видной фигурой. Они шли вдвоем по лесу, собирая грибы. Небо было серым, но без дождя. Шуршали под ногами опавшие листья. Из кустов выскочил заяц - и напуганный, метнулся прочь.
- Возьми меня с собой - снова просил его младший брат - я буду делать все, что ты скажешь. Как ординарец, или вестовой. Честно.
Итин снова отказал. Так вышло, что в деле, по которому он приехал, второй был бы помехой. Обещав брату забрать его с собой в следующий раз, и выполнив задание партии - опасное и очень трудное, он уехал. Больше они не встречались - до сегодняшнего дня.
- Поговорим, брат - сказал горелый главарь - искал я тебя. Все эти годы - и думал все, что скажу, когда увидимся. Поговорим, брат - раз уж так вышло, в самый последний раз.
Итин лишь презрительно сплюнул. Себя лишь марать - с гадом болтать.
- Вот этого не надо - сказал бывший младший брат - никого я не предавал. Все делал по твоему уроку - жил по совести, своим умом дорогу искал, ничего и никого не боялся. И воевал умело - если на фронте шесть лет, и живой. Искренне хотел - с вами. А вышло вот - командир полка особого назначения, кого вы называете "лешаками", ваших положил без счета. Самому любопытно - как же так случилось? Потому - ты выслушаешь меня, братец. Уши заткнешь - руки прикажу связать.
Он сделал знак ефрейтору, тот подтолкнул Гелия. Юный боец бросил жадный взгляд на автомат, лежащий рядом на церковном крыльце.
- Даже не думай - заметил горелый - не успеешь. Не убью, но руки-ноги переломаю. К тебе это тоже относится, старшой. Не надо на меня кидаться - будет только хуже. Сядь, поэт, вот на те бревна, и слушай внимательно. Может - после в книжку свою вставишь.
Сержант и ефрейтор также отошли и встали у дальнего конца бревен, сложенных у стены. Закурили - поглядывая на Гелия с Итиным, как обученные псы, пока смирные, но по первому слову хозяина готовые разорвать.
Итин молчал. Гелий тоже.
- Отец с матерью как? - спросил горелый - это хоть можешь сказать мне? Я им однажды даже написал, просто пару слов - что жив, не забыл. А когда в тылу вашем был - сумел подбросить в вашу полевую почту, указав обратный номер - какой-то вашей дивизии. На Шадре это было - интересно, получил ли он?
- Умер отец - ответил Итин - в первую зиму. Из-за тебя умер - из-за таких, как ты. Кто войной на народ пошли, не желая свободу ему отдать.
Он вспомнил ту зиму - первую после революции, и самую тяжелую. Чтобы республика труда выстояла - всем приходилось работать до полного истощения; кто не мог дальше трудиться в полную силу, тех безжалостно снимали с довольствия, заменяли новыми людьми. Отец исправно работал - хотя его, как беспартийного, перевели из мастеров в простые слесаря. Затем его отставили в трудовой резерв, без содержания - решив взять на его место другого, из молодых и проверенных.
- Ты уж извини - сказали в завкоме - сейчас кто не тянет на полную, тот тормозит: время такое - видишь сам. А у тебя - и возраст уже, и здоровье не то. И пайки у нас ограничено выделяются, по числу мест рабочих - лишних нет. Весна близко - потерпи как-нибудь. А как мировая революция победит - будет тебе по справедливости заслуженный пенсион. Недолго уже осталось.
Отец все равно приходил со всеми к началу смены. Даже без места - готовый любому подсобить; за это рабочие делились с ним пайком. Но еще через месяц, после наглых вылазок врага, в охрану к воротам встали уже не заводские дружинники, а чухонские морпехи - имевшие строгий приказ не пропускать посторонних. Тогда - все еще жили по домам; казарменное положение на заводах было введено позже. Отец пришел в завком, чтобы выдали пропуск - требовал, просил, умолял.
- Не могу! - кричал председатель, знавший отца двадцать пять лет - тебя на довольствие поставить, значит у кого-то паек отнять придется, лишних нет! Меня же в ревтрибунал, за такое - детей моих пожалей! Не положено, по твоей категории - у тебя же заслуг перед революцией не числится никаких!
Была ранняя весна. Снег уже сходил проталинами. Раньше в это время отец по выходным ходил в поле с ружьем, чтобы подстрелить зайца или куропатку. Но ружье отобрали, и не было уже сил. Отца нашел патруль народной милиции, постучавшийся в сохраненную за ним комнату - чтобы вручить ему повестку о мобилизации на торф.
- Вот черт! - сказал старший патруля - еще одной человеко-единицы не хватает, как же план по рабсиле выполнить? Тьфу!
Он плюнул на пол, растер сапогом, выругался еще раз - и вышел. Но все же прислал после забрать тело - чтобы похоронить по-людски. Вместе со всеми, кто не пережил тяжелую зиму.
- Ну и кто из нас гад? - зло спросил бывший младший брат - ты, наш геройский борец за всеобщее счастье, не мог своей власть паек дать? Я всегда его за батю считал, своего-то не помню почти. Но тебе - он в самом деле родной!
- Нельзя! - ответил Итин - по справедливости, чтобы партия, как все. Мы - сами с голода умирали, но никто сказать не мог: партия жирует, а народ голодает!
- Ты меня за дурака не держи - как такое делается? Тайно бы дал - чтоб не смущать никого!
- Нельзя - упрямо повторил Итин - еще хуже выйдет, если все ж узнают: шептаться по углам будут, подозревая и там, где нет! И кумовство, опять же: если своему дать - выходит, отнять от кого-то более нужного. А кто более для дела ценен - Партия одна лишь решает, не я. Потому что коммунизм - это всех поднять, сразу. Иное будет - не по правде.
- Мать где? Если и она… Ох, не сдержусь - убью тебя, старшой, прям сейчас.
- Не знаю - ответил Итин - еще осенью отец ее домой отослал, где с едой легче. А на письмо предзавкома, когда отца хоронили, ответ был - деревня сожжена при кулацком мятеже, судьба такой-то неизвестна. Может быть, и жива.
Они помолчали чуть. Оба.
- Отец один знал - произнес наконец Младший Брат - что я живой. Не усидел я тогда, как ты уехал, стал ваших искать. Хотел честно - в революцию, как ты. Чтобы, когда ты в другой раз - а я уже с вами. Пришел я, к вашим - а они решили, что я их выслеживаю. И разбираться не стали - хотели прикончить на берегу, и в воду.
Итин знал - так бывало не раз. Полиция работала очень хватко и умело - засылала шпионов, или даже вербовала кого-то из товарищей, имевших несомненные заслуги. И если в самом начале можно было отделаться высылкой или поселением - то очень скоро самым частым приговором стали полярные рудники, откуда обычно не выходили живыми. Много комитетов, в разных городах, погибли до последнего человека - пока партия научилась быть беспощадной при малейшем подозрении. Это было жестоко, но необходимо - потому что позволяло ценой жизни одного обезопасить всех.
- Чутье спасло, вовремя обернуться. Еще - приемы японские, и финский ножик в кармане. И вышло - что это я вашего убил. На фронте после приходилось не раз, гансов - в рукопашной. Или часовых снимать - без шума, штыком. Но тогда греха на мне еще не было: первый убитый мной был - кого я искренне хотел "товарищем" назвать. Так вот и началось. Ваши - искали меня тогда?
- Нет! - ответил Итин - подумали, утоп ты тоже. За все время с тех пор, я у отца один лишь раз был, перед самыми Десятью днями - до того или был далеко, или опаска была, что следят. Тогда лишь - про тебя и узнал. Из тех, кто тогда в организации был - никого почти не осталось. Жаль, конечно, что с тобой вышло так - помянули тебя, вместе с нашими товарищами, погибшими за правое дело - и надо было борьбу продолжать. Отомстить эксплуататорам, которые принудили нас - так со своими.
- Я, как домой пришел, отцу одному лишь все рассказал. Он и присоветовал в юнкерское идти, чтобы ваши не достали - как раз тогда начали и неблагородных брать. Я в ту же ночь - вещи взял, и исчез. Отец письмо дал, земляку своему, прапорщику из училища - тот помог мне, на первых порах. Не так страшно было, как обидно - что без вины. И тебя - рядом нет.