Через час облегчивший душу Балк, что-то легкомысленно насвистывая, уступил наследника докторам. Как он и предполагал, ротмистра за это время и след простыл, тот ускакал в Артур "доложить о бое и героизме Великого князя Михаила генералу и похлопотать о присылке дополнительного подкрепления". Ну насчет подкрепления… Хорошо бы с паршивой овцы хоть шерсти клок. Может, с перепугу Стесселя и уговорит прислать. Хотя в обещанную Петровичем и Вадиком дивизию, которую они в последней шифровке грозились подвезти морем прямо в Дальний через два месяца, верится больше. Теперь надо найти Бурноса и уточнить, куда тот дел раненого японца, интересно было бы пообщаться с кем-то, столь похожим на голливудского ниндзя.
"Так, а вот и Бурнос нашелся", - повернулся Балк в сторону ставшего уже столь привычным взрыва ругани с характерным белорусским акцентом. Он даже успел заметить отлетающее в сторону с криком "Why?" высокое тело в светлой куртке. Интересно, и чем же Бурносу не угодил "мириканский" корреспондент?
- Рядовой Бурнос, отставить! - остановил приближавшегося к лежащему Джеку Лондону со сжатыми кулаками солдата Балк. - А ну быстро, доложить по форме, что у тебя опять стряслось?
- Да шта же эта такое, таварищу Балк?! - с искренним возмущением начал Бурнос. - И так сегодня пока усе дралися, мане пришлось вытаскивать таварища Михаила, всего-то паре узкоглазых и довелось приложить! Так тут еще эта скатина мириканская меня по матери лаять будет. Да еще с таким выражением морды, будто мне медаль вручает, а я, значит, терпи?
- Джек, - на английском спросил у пытающегося подняться с земли американца Балк, - что вы сказали этому солдату?
- Я был настолько восхищен тем, что он не только привел с поля раненого kniazia Mikhaila, но и по дороге отбил нападение двух японцев, да еще и притащил одного из них в русские окопы… В общем, я ему сказал: "Умрем за царя!".
- Бурнос, Александр… Неужели для тебя "We will die for the Tsahr" похоже на "послал по матери"? - удивленно спросил у белоруса ничего не понимающий Балк.
- Никак не похоже. А вот на "…б твою мать", очення даже похоже було.
- Yes, yes, exactly - "ijeb tvojiu mat", - старательно по буквам выговорил Джек Лондон, которому удалось наконец встать на ноги.
- Опять начинает, зараза, - недобро нахмурившись, двинулся в сторону опасливо сжавшегося, но вставшего, однако, в боксерскую стойку американца Бурнос.
- Джек, какой идиот вам сказал, что это означает "умрем за царя"?? - спросил, быстро втискиваясь между драчунами и разводя их в стороны, Балк.
- Это Ржевский, - раздалось всхлипывание от пня, прислонившись к которому сидел, закрыв глаза здоровой рукой, Ветлицкий.
- Yes, yes, Ржевский, - подтвердил Лондон, - я у него еще две недели назад это выяснил. Тогда отбивали очередную атаку японцев. Они, когда бегут в атаку, кричат "Тенно хэйко банзай", ну это я и сам знаю - "Да здравствует император". А вот что означало "ijeb tvojiu mat", - с этим криком пулеметный расчет выкосил японскую роту, - это мне уже Ржевский перевел: - "Умрем за царя!". Мистер Балк, ну почему вы смеетесь?
- Джек, умоляю, идите к Ржевскому, он сейчас у санитарного вагона, - корчась от смеха, выговорил Балк, - и расскажите ему, до чего вас довела его интерпретация древнего русского боевого клича.
- Бурнос, - уже на русском обратился к солдату Балк, - Саша, будь ласка, проводи мистера американца к Ржевскому, он тебе все объяснит. И больше не стоит Джека бить, он и правда ни в чем не виноват. Лучше извинитесь перед ним вместе с поручиком, клоуны, "умрем за царя", мать вашу. Теперь что касается вас, товарищ Ветлицкий… Я понимаю - рана в плечо - это очень больно, а на груди наверняка еще хуже, кстати, что у вас там? Но плакать при подчиненных…
- Товарищ Балк, Василий Александрович, я не плачу, я смеюсь, - оторвал наконец руку от лица поручик, - но, простите, я не мог удержаться, это было действительно смешно! Да если бы вы видели лицо Лондона, когда он, положив руку Бурносу на плечо… Эдакая одухотворенная возвышенность во взоре, и вдруг все это улетает после удара вверх тормашками! А больно мне только, когда я смеюсь! Что до груди - слава богу, я не дама… Как вы учили - когда меня пырнули штыком, провернулся, уходя с линии укола, и попробовал отвести арисаку предплечьем. Но немного не успел, маузер помешал, его как раз заклинило, а наган выхватить не успел… Хотя без вашей науки мне бы не грудную мышцу пропороли, а сердце, так что спасибо вам!
Запыхавшийся казак на взмыленной лошади, не замедляясь, врезался в толпу солдат. Не обращая внимания на мат и пару выстрелов в воздух, которыми не остывшая после рукопашной пехота "приветствовала" его появление, он упал с лошади прямо под ноги Балка. Только теперь стало заметно, что гонец зажимает левой рукой, с зажатым в ней пакетом, пулевую рану на правой стороне груди. После безуспешных попыток разжать правый кулак с намертво зажатыми в нем поводьями те просто обрезали. Пока казачка, все еще остающегося без сознания, относили в лазарет, Балк вчитывался в пропитанную кровью страничку, исписанную корявым почерком ужасно спешащего человека.
- Ну что же, товарищ Ветлицкий, хочу вас обрадовать. Еще раз эвакуировать вас в госпиталь Порт-Артура…
- Ну что я вам плохого сделал, товарищ лейтенант? Я лучше и быстрее здесь поправлюсь. Меня же там если не залечат насмерть, то так того и гляди женят, пока я под наркозом буду. Ни за что, - взмолился Ветлицкий, вспоминая свой прошлый опыт лечения в артурском госпитале.
- А я про что? Вот вечно, не дослушаете, эх молодежь… В Порт-Артур вас эвакуировать, наверное, не удастся. Все это представление, что тут перед нами разыграли японцы, - отвлекающий удар. Три полка прорвали наши позиции на другой стороне перешейка, и если мы еще не отрезаны от Артура, то будем от него отрезаны в течение нескольких часов. Все, что мы можем попытаться успеть сделать, - это отправить в Артур тяжелораненых на "Поповиче", вместе с Михаилом. В таковую категорию вы, к счастью, не попадаете, так что, как и желали, остаетесь с нами. И спаси нас, грешников, Бог…
"РУССКО-ЯПОНСКАЯ ВОЙНА В ВОСПОМИНАНИЯХ И ДОКУМЕНТАХ" (Москва, издательство "Гранат", 1954 год)
От издателя.
Несмотря на полвека, прошедших с начала этой войны, она продолжает волновать умы. Русско-Японская война дала толчок навечно, как тогда казалось, застывшему в покое кораблю Российской Империи, заставив по-новому взглянуть на многие стереотипы и условия жизни, начать столь необходимые реформы. Именно с нее началось то, что получило название Серебряного века Николая Второго.
НАЧАЛО
(Из книги генерал-лейтенанта графа Игнатьева "Пятьдесят лет в строю")
Вечером 26 января 1904 г. ровно в девять часов я подъехал в санях на нашем доморощенном рысаке Красавчике к подъезду Зимнего дворца со стороны Дворцовой площади. Никто во дворце не подозревал о надвигавшихся событиях. Бал, на котором я был одним из распорядителей танцев, начинался как обычно. На балу все шло своим установленным порядком. И никто не мог даже подумать, что наши моряки в это время уже ведут бой, отбивая неожиданную атаку коварного азиатского противника.
После ужина начался разъезд. Выходя, я, по обыкновению, выпил стакан горячего пунша в ротонде, тут же, за углом налево, взял свой палаш и каску и поспешил на Балтийский вокзал: там офицеров Петергофского гарнизона ждал специальный поезд.
В семь часов утра я стоял в манеже уланского полка и подавал команду уже не по-французски, а на русском языке: "Справа по одному, на две лошади дистанции! Первый номер, шагом марш!"
После учения я, по обыкновению, пошел в полковую канцелярию. Здесь в то время, когда я говорил об овсе, не добранном мною для эскадрона, ко мне подошел полковой адъютант Дараган и молча передал служебную депешу из штаба округа: "Сегодня ночью наша эскадра, стоящая на внешнем Порт-Артурском рейде, подверглась внезапному нападению японских миноносцев и понесла тяжелые потери".
Этот официальный документ вызвал прежде всего споры и рассуждения о том, может ли иностранный флот атаковать нас без предварительного объявления войны. Это казалось столь невероятным и чудовищным, что некоторые были склонны принять происшедшее лишь как серьезный инцидент, не означающий, однако, начала войны. К тому же не верилось, что какая-то маленькая Япония посмеет всерьез ввязаться в борьбу с таким исполином, как Россия.
К завтраку в полковом собрании были налицо почти все офицеры. Некоторые вернулись из Питера только около полудня, и привезенные ими подробности ночного нападения, а также рассказы о впечатлении, которое оно произвело в столице, объяснили нам, что это уже не инцидент, а война. Но что такое война - большинство себе не представляло. Война казалась нам коротенькой экспедицией, чуть ли не командировкой.
Тут же, в собрании, некоторые лихие головы сразу стали заявлять о своем желании ехать на войну добровольцами. Я тоже тотчас после завтрака подал рапорт командиру полка об отправлении на театр военных действий. Как бы ни были для меня неясны цели предстоящей борьбы с японцами, как бы ни была тяжела разлука с родным домом и полком, я сознавал, что если задержусь хоть на день, то потеряю уважение даже моих молодцов-улан.
Путь от Москвы до Ляояна
Спокойно движется на восток сибирский экспресс. За окнами купе расстилаются безбрежные зимние равнины, все тихо и сонливо кругом. На станциях тишину нарушают только заливающиеся и как-то по-особенному замирающие традиционные русские звонки. Ничто в этой зимней спячке не напоминало о разразившейся на востоке грозе. Общей мобилизации еще не было. Петербург еще не раскачался.