- По мешкам? - неодобрительно нахмурился осанистый бородач в облезлой шубе из хорька. - Та вы що? Мешков нема, а воны их под ахвицеров! Додумались… Да шаблями бы их порубалы, и усэ!
- Ни ума у вас, ни хвантазии! - снисходительно заметил матросик в бушлате с оторванными рукавами. - Порубали, потопили… И чё? А вот мы кондукторов да мичманков на орудие главного калибра усадили - рядком на ствол, и ноги снизу связали. Как стрельнем, так они все и переворачиваются бошками вниз - ить от выстрела внутрях всё в кашу разжижается!
И никто из смаковавших умертвий даже не заметил паровозного дыма на фоне черневших гор. Даша первой обратила внимание на приближавшийся бронепоезд - не уразумела сперва, что надвигалась смерть, сидела, высиживала долгие секунды, убеждая себя, что, раз ни Ковтюх, ни кто иной не поднимает тревоги, значит, всё хорошо, так и надо. Но вот и таманцы стали вскакивать, вихрем поднялся гомон, волнами разошлась паника.
- "Белые"! Полундра!
- Спасайся кто может!
- Куда, бисовы диты?! Стоять!
- Бей ахвицерьё! Подымай на штыки!
- Бей зараз!
- Коза-аки-и!
- Вста-ва-ай!.. Эй, подымай-ся-а-а!
Даша сбросила с себя томление, вскочила на коня.
- Даш-ка-а! - долетел отчаянный зов Владимира. - В сте-епь!
Полынова развернула скакуна и понеслась прочь, изредка поглядывая через плечо, разбирая зоркими глазами короткое название бронепоезда - "Орёл".
Грохнули пушки с бронеплощадок, степь вспухла фонтанами земли и дыма, с визгом разлетелись осколки, словно призывая невезучих подставлять бока. Таманская армия, разрезанная путями надвое, разбегалась на север и юг. Бойцы мчались верхом и пёхом, стоя на подводах, горяча и беся коней. Снаряды рвались, попадая в самую кучу, шрапнели косили армейцев, как чудовищным серпом, незримым, но убийственным. Во всех амбразурах бронепоезда частили злые крестоцветные вспышки - "максимы" и "гочкисы" изрыгали очередь за очередью, и редкая пуля не настигала своей цели.
Обернувшись в очередной раз за спину, Даша случайно подняла глаза выше - и обмерла. В белесой высоте, под самыми облаками, летели аэропланы - жёлтенькие, отмеченные бело-сине-красными розетками на крыльях, они посверкивали мерцающими дисками пропеллеров. А потом с неба посыпались пятнадцатипудовые бомбы.
Уже не фонтаны, а прорвы пыли и снега вздымались в степи, опрокидывая, разрывая на части бегущих. Прямо перед Дашей вздыбилась земля, прорастая в небо дымными хвостами. Раскалённые осколки просвистели мимо, помиловав Дашу, но коня её изрубили. Девушка покатилась в снег, оглушённая, слышащая один лишь непрестанный гул, ошеломлённая, потерянная и потерявшаяся в разверзшемся аду.
Через неё перескочил храпящий конь, забрасывая комьями мёрзлой земли, но Полынова плохо понимала, что с ней, что вовне. Мысли вынесло, в голове плыл и плыл колокольный звон, а вокруг будто синефильму показывали: взрывались бомбы, разбрасывая оторванные ноги и головы, что конские, что человечьи, заляпывая кровью грязный снег. Вот в воздух взмыла телега, закувыркалась и рухнула, распадаясь на части. Ополоумевшие кони помчались в упряжке, пока не попали под стальной дождь - "стрелки" падали с небес. Вроде крупных пуль, раза в четыре побольше обычных, с жестяными стабилизаторами, "стрелки" выбрасывались с аэропланов целыми ящиками. Падая с двухкилометровой высоты, они разгонялись так, что насквозь просаживали и всадника, и коня.
Одна из "стрелок" вошла в землю рядом с Дашей, едва не пришпилив ей руку, но девушку это оставило равнодушной. Встав на четвереньки, она поднялась и пошагала, шатаясь и сжимая голову обеими руками, лишь бы унять этот гул, полнивший голову. Кто-то обхватил её, потряс за плечи. Она различила перед собой лицо Владимира, попыталась его обойти, но тот держал крепко, крича неслышные слова, а чуть после всё померкло, и девушка провалилась в блаженное беспамятство.
Очнулась она ночью, ощущая себя уложенной на подводу. Вверху тускло светила луна, рядом горел костёр, прыская в небо искрами. Тёмные фигуры сгрудились вокруг огня - красные спереди, чёрные сзади.
Антонов стоял неподалёку от девушки, облокотившись на дощатый борт подводы, посеченный осколками. Заметив, что Даша пришла в себя, "Штык" встрепенулся, улыбнулся жалко, будто заискивая.
- В Новороссийск мы уже не пойдём? - спросила девушка, слыша собственный голос, а не тот, сводящий с ума, больной гуд.
- Нет, - бодро ответил "Штык", - приказ о наступлении я отменил. Наступать некому. Да и незачем нам лезть за перевал. Кадеты-марковцы ушли в море на линкорах, нам их не догнать. Пока.
- Зачем тебе марковцы? - вяло удивилась Даша.
- Нужны были… - угрюмо сказал Антонов и отвернулся.
А от костра донёсся крепнувший голос Ковтюха:
- …Мерлы люди, падалы под кадетскими пулями, поляглы навик! Так за що ж терпели мы цыи муки? За що?! За одно: за совитску власть, бо вона одна крестьянам та рабочим, и нэма у них бильше ничого!
- Наша ридна власть! - донеслось из темноты, от редких костров, разбросанных в ночи. - Га-а-а! Нэхай живе!
- Встава-ай, проклятьем заклеймё-ённый… - прошептала Даша тихонько, чтобы не услышал Владимир, и смолкла, ибо не отозвалось никак существо её, не сжалось ничего в груди, не затрепетало в радости. Чернота разверзалась внутри, заполняя холодом и пустотой, соединяясь с темнотой ночи, изводя сердце или мозг - или где там обитает душа? - немыслимой тоской.
Даша расцепила зубы, подалась вся, чтобы позвать отчаянно: "Кири-илл!.." - но и звука малого не слетело с запекшихся губ. Только лёгкий парок вырвался изо рта, уносясь с тухнувшими искрами…
Глава 15
ОДАЛИСКА
Сообщение ОСВАГ
"Частям Красной армии под командованием прапорщика К. Калнина удалось отбить Ставрополь. Продолжаются набеги на черкесские аулы, многие калмыцкие поселения вырезаны начисто. К северо-востоку от Ставрополя, прикрывая тыл Добровольческой армии, действует 2-я Кубанская казачья дивизия полковника С. Улагая. "Волчьи сотни" полковника А. Шкуро освободили весь район Кавказских Минеральных Вод и ныне пробиваются к Порт-Петровску и Темир-Хан-Шуре, стремясь выйти на побережье Каспийского моря, тем самым отрезая Закавказье от красных орд. Войска под командованием генерала И. Эрдели, составившие Кавказскую туземную армию, заняли Александрополь, Новобаязет и Эривань. Вооружённые банды дашнаков не смогли оказать достойного сопротивления, тем более что отряды армянских добровольцев генералов Назарбекова и Мелик-Шахназарова выступили против "самостийников" и пошли на соединение с Белой армией".
Линкор "Императрица Екатерина Великая" шёл на юг в экономичном режиме, выжимая тринадцать узлов - берегли уголь.
Малодымного "кардиффа" было мало, его держали на крайний случай, то бишь для боя. Отборного донецкого угля - "мытого орешка" - тоже не хватало, хотя это был как бы второй сорт - жар "орешек" давал неплохой, но и дым шёл погуще. В основном же бункера были забиты донецкими брикетами. Дым от них валил такой густой, такой жирный и копотно-чёрный, что о приближении линкора противник мог догадаться, находясь и в сорока километрах. А ночью были хорошо видны факелы, шурующие из труб… Целься и пли!
Посматривая с подозрением на непроглядные клубы, рвавшиеся из обеих труб корабля, Кирилл стоял у самых лееров по левому борту. Зимнее море угрюмо катило холодные, свинцово-зелёные валы, но линкор будто и не замечал волнения - пёр вперёд, гигантским утюгом разглаживая зыбь. Резкий, свежий ветер бросал в лицо водяную пыль, Авинов слизывал с губ соль и скупо улыбался. Всё шло как надо. Дрожащая палуба под ногами чудилась ему незыблемым устоем, а главный калибр поневоле внушал уверенность.
Вдали, за серою дымкой, смутно синела неровная линия берега. Кавказ. К западу от Сочи, на днях отбитого у грузин, находилась точка рандеву - Корнилов посылал подкрепление двум линкорам.
Приближение этого момента Кирилл ощутил своими подошвами - дрожание палубы стало незаметным, корабль снижал ход.
- Как спалось, капитан? - бодрым голосом спросил подошедший Марков, по армейской привычке отбрасывая умаляющую приставку "штабс".
- Благодарю, ваше превосходительство, - смутился Авинов, - поспал.
Генерал в своей куртке и папахе казался неуместным на палубе линкора, но Кирилл живо устыдился своих мыслей, припомнив, что и сам-то щеголяет в похожем одеянии.
- Показались вроде! - оживился Марков, вглядываясь на восток из-под руки. - Ага, идут!