- Уходить Вам надо. - Не поднимая головы произнес Иван. - Меня за помятую корову высекут, а вас беспоповцы уж точно не отпустят. Опасаются пришельцев. Ни к чему им лишние глаза и уши. У них сплошные запреты. Уж я намучился с ними. Сами ни вина ни чая не пьют, только травы заваривают. Посты строго блюдут. - Ваньке хотелось выговориться. - Даже словом перемолвится не с кем. Тут ведь после "мирщения" - это они так поездку в мир или встречу с другими людьми называют положено грех отмаливать. Меня первое время из отдельной посуды потчевали, боялись, что на них, рабов Христовых, мирская ересь перекинется. В избы да дворы не пускали , чтобы не осквернил погаными ногами. Все чистоту свою блюли да мучили, пока на грудь истинный крест не повесили. Все у них по - особому. Медведя, - Ванька махнул рукой в сторону туши, - несколько часов будут отмаливать, иначе ничего с мясом и шкурой делать нельзя. Угрюмый народ. Боятся чужаков. Не дай бог прознает полиция. - Интеллигентный пастух горестно вздохнул. - Лучше уж взять грех на душу и прикопать пришельца в тайге. Меня-то староверы еще на тракте приметили и с собой сманили. Наставнику уж больно моя музыка понравилась. Вместе мы с казенным обозом шли да гуртом в бега и подались. Думал, что пропадем в тайге, но нет. Здесь давно деревня стоит. Ждали нас. Только если бы не заступничество наставника не быть бы мне живу. Боятся, что их найдут и всему селу придется огненную смерть принять. У них для непрошенных гостей пальная изба построена. Меня наставник пугал, что если бежать надумаю, то отведут, туда дверку снаружи подопрут и красного петушка пустят. Только ведь, если что, так они сами готовы в эту избу всей деревней набиться и смерть принять.
- А теперь, голубчик, расскажи-ка мне свою историю. - Саблин попытался придать голосу сколько-нибудь строгости. - Не сильно ты на крестьянина походишь. Говорок не тот, да и концерт для кларнета.
- Да чего говорить. Помещичьи мы. Крестьяне. Подневольные. Куда велят, туда идем. - Ванька в сердцах махнул рукой. - Я ведь пять лет в Театральной школе учился. Да осенью, - Ванька со злостью посмотрел на ногу. - Беда случилась. Лицо мне лиходеи порезали, да ногу сломали. Пальцы еще хотели перебить, да их спугнул кто-то. Управляющий день в день об этом отписал, даже месяца на поправку не дал, гад. Хозяйка тоже тянуть не стала. Тут же к переселенцам приписала и в Сибирь отправила. Я ведь ее так и не увидел и даже не смог сказать, что научился музицировать и могу в оркестре играть. Беда. Еле живой, один, среди каторжан. Как тут быть. А жить-то хочется. Прибился к староверам. Думал эти получше будут. - Ванька покачал головой. - Вырвавшись из одних когтей, попал в другие лапы.
- Не унывай. - Саблин похлопал паренька по плечу. - Я думаю, что хромота твоя пройдет. Через годик побежишь. Наберешься сил, встанешь на ноги и вернёшься в мир.
- Хорошо бы так.
- Саблин наклонил голову, поощряя своего вновь обретенного союзника продолжать, но пастушек заговорил о другом.
- В деревне появляться Вам нельзя. Если кто увидит... От лесовиков не уйти. Вмиг нагонят. - Иван критически окинул Саблина. - Ничего. Помогу. Дам Вам длинный зипун, медвежью шапку, лапти. - Парень застеснялся. - Плету от нечего делать... Котомку с хлебом отдаю.- Мне ведь все равно звериная туша останется. - Ох. Забыл. - Парень вытащил из кустов ранее не замеченное Саблиным длиннющее ружье, ловко подставил под ствол рогульку сыпанул на полку из мешочка, висевшего на груди, порох и нажал на курок. Раздался выстрел.
- Сколько у меня времени? - Саблин, сквозь дым разглядывал довольную физиономию пастуха, решившего приписать себе победу над опасным хищником.
- Чуток есть. Похороны сегодня. Весь народ в молельне. Наставник читает заупокойный Псалтырь. - Ванька заторопился. - Нам сейчас надо до берега добраться. Хожу я пока медленно, так что хватайте свои пожитки и за мной.
Через час невольные компаньоны по кружной лесной тропинке, мимо деревни пробирались в сторону реки. Там, со слов Ивана, он сделал себе посудину для рыбалки. За соснами плавно и пригоже спешила река. Возможно, по ней и раньше сплавлялся Женька. Теперь она стала заметно шире и просторнее.
Почти готовая лодка лежала еще на козлах, а в ее бока пока упирались уже бесполезные распорки, но банки были уже на месте.
- Это что, долблёнка? - Саблин поразился нелепому виду, висевшей над старым кострищем лодки.
- Да. Это Вам не оморочка. Так здешние староверы делают. Вот и я решил себя испытать. Выпросил на попробовать негодную заготовку. Никто из местных не верил, что у меня из нее что-то дельное выйдет - Чтобы унять волнение, Иван принялся рассказывать, одновременно помогая спускать лодку на воду. - Выбирают высокую толстую да гладкую осину со здоровой древесиной, заостряют с обоих концов, делают сторожки - это такие одинаковые по длине и толщине колышки, которые забивают в ствол, чтобы не протесать до дыр. - Ванька рассказывал взахлеб. Было видно, что ему интересно работать с деревом.
- Ты давай, повествуй. - Саблин с помощью импровизированного рычага сдвигал лодку в сторону реки. - Нечего настороженно по сторонам озираться. Нервирует.
- Ну, как заготовка высохнет и вылежится, так на бережке устраивают ее на козлах. Под ней разводят небольшой костерок, в лодку наливают воды, да подкладывают туда горячие камни... Паренек напряженно вгляделся в кусты, а затем облегченно вздохнув продолжил. - Греют значится. - Не переставая говорить Ванька вновь зорко всматривался в прибрежные заросли выискивая непрошенных свидетелей несанкционированного отплытия. - А осина, представь себе, словно сама борта раздвигает. Ей только чуть распорками помочь надо. В "ентом" деле главное не торопиться. - Иван изменившимся и уже повеселевшим, без дрожи голосом повторил явно чужие слова.
Отчалить от берега получилось только через полчаса. Саблин перенес в лодку рюкзак и гидраху, куда от греха положил всю электронику. Разместил это добро под банкой на корме. Ружье, по совету Ваньки привязал к центральной банке. Стрелять не мешает, а в случае чего не утонет.
Скинул куртку, устроив из нее импровизированную подушку, и накинул подаренный армяк. Медвежью шапку для форса и под смех Ваньки привязал к носу.
- Кажись все. Давай отталкивай судно от берега, флибустьер. Не поминай лихом. Где тебе весточку оставить? Не век же тебе здесь куковать с твоими то талантами.
- В школе оставьте, откуда меня поперли. У Степана. Он в мастерской музыкальный инструмент обихаживает. Его там всякий знает.
- Хорошо. Кому еще если бог даст кланяться? - Спросил Саблин, уже отплыв несколько метров.
- Ванька сделал несколько шагов вслед за своим детищем. - Если увидите ... Каховской скажите, что Ванька-Кузнечик, желает ей счастья. - Голос Ивана при произнесении последней фразы чуть дрогнул.
- И тебе удачи. Набирайся сил. Бог даст свидимся. Тебя у Степана будет ждать весточка. - Женька потихоньку отдалялся от своего помощника.
Ванька меж тем следил за удаляющейся лодкой и вдруг сам не понимая, почему, словно впервые увидел реку, на которую сотни раз до этого смотрел. Перекатывая свои таинственные волны через многочисленные препятствия, водный поток играл тысячами разноцветных струй. Густое солнце щедрой гроздью рассыпало свое отражение в ряби воды. Вся это сочная, запоминающаяся картина наполнила радостью его поэтическую душу и неизвестно отчего, он определенно знал, что встреча с Евгением была не последней. Так ли это или его предчувствие - самообман. Бог весть. Только Ване самому хотелось верить в это нежданное предсказание, которое он сам себе сделал. Так бывает, что человек выберет себе цель и следует за ней всю жизнь, да так и не достигнет.
Глава 3
Долбленка удалилась от берега и вышла на середину реки. Прошел почти час, прежде чем Женька приноровился к неуклюжей посудине. С байдаркой не было никакого сравнения, принцип был один, но лопата на весле только одна. Ох, будь у Женьки время, он бы научил местную публику эскимосскому перевороту. Зато теперь у него было хоть какое-то судно и можно лишь изредка шевелить веслом, подправляя ход валкого корыта. Управлять им оказалось значительно легче, чем совсем уж неповоротливым плотиком и можно было попутно внимательно осматривать окрестности. Опять потянулись томительные часы. Саблин старался править веслом, держась стремнины. Получалось пока не так чтобы профессионально, но он уже приноровился.
Оба берега были пустынны и не обжиты. По правому тянулись однообразные холмистые возвышенности с плоскими вершинами и ровными склонами, покрытыми дремучей вековой тайгой. Левый берег был каменист и горист. Он сплошь порос молодым кудрявым лесом, выросшим на месте огромной гари.
Река меж тем еще чуть набухла, приняв в себя струи нескольких бойких ручейков. Вода в местах слияния волновалась и даже шла легкими водоворотами. Берега едва заметно раздвинулись, а водная лента стала изгибаться, видимо, уходя на восток... На третий день ветерок принялся набирать силу, окреп. Видать ему надоело бездельничать, он осмелел и даже пытался рябить водную гладь. Только это были еще совсем игрушки, и шевеление воздуха не мешало путешествию.
Следующий день не задался с утра. Женька с тревогой поглядывал на небо. Еще час назад малооблачное небо затянули низкие недружелюбные тучи. Стало темнее. Тайга насупилась и выглядела серо и неприветливо. Плыть по такой погоде может и не стоило, а лучше было пристать и переждать надвигающуюся непогоду, но у беглеца такой возможности не было. Хоть преследователей не видно, но береженого бог бережет. Женька решил плыть до последнего.
Течение тем временем усилилось. Река оказалась в теснине и кипела на попадающихся в русле высоких камнях, ударяться в которые было опасно.