* * *
Первые доклады, съезду представлялись рутинными. Делегаты и без них знали об успехах последнего времени, новостью стала, пожалуй, лишь переориентация с блока с Германией обратно на Париж. Но поскольку Франция с лета 1937 года неизменно считалась дружественной страной, и этот статус даже во время активного сближения с Германией официальному сомнению не подвергался, особого удивления смена тона не вызвала.
Общее направление речей, в стиле подготовки к новым "боям за мир" тоже воспринималась хоть и с опаской – "большая война" все же пугала, но без удивления. Тема войны или войн в Европе последние полгода муссировалась постоянно.
Но с доклада Буденного начались сюрпризы. Маршал выступил с критикой в адрес собственного наркомата обороны, заявив о вскрытых недостатках во время боевых действий в Польше, что уже выглядело странно. Разумеется, нарком обороны заверил съезд, что недостатки устранены, но само упоминание о недостатках в армии ввиду возможной войны с самой высокой в стране трибуны, делегатов насторожило, а ждановцам дало повод для нагнетания опасности внешней угрозы. В первую очередь – немецкой и японской.
Следующий день начался с доклада наркома госбезопасности Акулова, который отчитался об успехах своего ведомства в борьбе с остатками троцкистов и прочих старых оппозиций, подробно доложил о разоблачении "остававшихся после прошлого съезда партии не выявленными участников банды Косиора". Последних оказалось немного, но направление было задано. И следующие докладчики, Пономаренко и Андреев, воскрешая в памяти делегатов прошлые собрания, на которых громили троцкистов, зиновьевцев, правых, косиоровцев – и которые повлекли тогда аресты и расстрелы людей из высших эшелонов, обрушились на "профсоюзную оппозицию", группу Постышева. Им припомнили все – и противостояние линии партии в рабочем вопросе, и попытки "фракционизма", и "проталкиваемый в массы культ Постышева", и участие многих членов группы в прошлых уклонах… Не забыли и о работе Постышева на Украине с Косиором, Андреев намекнул на то, что "…Павел Петрович находясь там, в Киеве, в гуще заговора, не знал о том, как эти убийцы все планируют. Так это? Ну, пусть так. Но ведь товарищ Постышев там не на отдыхе был, мы все знаем, что он был вторым человеком на Украине! Работал с Косиором, с Петровским. И не знал. Это значит, что? Что была, допущена, как минимум, политическая близорукость с его стороны. Что была расхоложенность, была, я считаю, утрачена большевистская бдительность в этом вопросе".
Депутатов на съезд подбирал, разумеется, подчиненный Жданову аппарат ЦК. Но исключить из их числа "профсоюзников", занимавших высокие посты было невозможно, и сейчас, сидя в зале, они восприняли этот "накат" как начало нападения на них. Тем более что сторонники Жданова и конформисты, поддерживающие не столько лично Жданова, сколько "генеральную линию", расценили происходящее точно так же и немедленно поддержали выступающих, отмежевываясь от оппозиционеров. Политбюро на съезде выступило неожиданно сплоченно, даже имеющие репутацию сторонников мягкого курса, Калинин, Микоян и Межлаук поддержали докладчиков.
Постышев и его сторонники, не ожидавшие такого резкого и открытого конфликта, встревожились. Да, все знали, что с момента прихода Жданова к власти аресты как средство политической борьбы прекратились, что большая часть элиты против повторения расправ с Зиновьевым и Бухариным, но… это еще когда они выступят. И выступят ли теперь, когда укрепившийся за полтора года Жданов и его выдвиженцы демонстрируют и свою силу, и свои успехи в стране и за рубежом, при этом пугая надвигающейся войной?
Оппозиция на схватку не пошла. Впрочем, нажим на них прекратился так же внезапно, как и начался, и делегатам был предложен следующий вопрос, о реформах партии и государства.
Ранее принятые партийным пленумом преобразования съезд утвердил единогласно. Знаковым символом такого закрепления стала утвержденная так же единогласно смена названия, теперь партия стала называться Коммунистическая партия Советского Союза, КПСС, что символизировало не только обновление, но и подчеркнутое единство коммунистов на всей территории страны, без различия республик. Названием и политикой приема в партию, Жданов, однако, не ограничился. Сразу после одобрения делегатами предыдущих вопросов, выступил Берия, заглаживающий грехи излишней самостоятельности, в которых его обвиняли по итогам мягкой советизации Западной Украины и с создания ЗУАР. Берия по должности и предыдущему опыту был не столько партийным политиком, сколько государственным и хозяйственным деятелем, и критику действий, которые он обоснованно считал наиболее эффективными, воспринимал со злостью. Эта критика, имевшая корни среди постышевской оппозиции и ведущаяся с левых, догматических и формальных позиций, требующая немедленной ликвидации единоличников, открытой борьбы с националистами и недопущения компромиссов, мешала ему спокойно и последовательно встраивать вновь присоединенные территории в УССР. Жданов же, уже сыгравший на понижение роли Берии в системе власти, сдавать его окончательно вовсе не собирался, и пообещав после предварительных разговоров поддержку, получил еще одного союзника в Политбюро. Сейчас Берия отрабатывал поддержку, причем озвучивая идею, вполне сочетавшуюся с его устремлениями.
Идея принадлежала Жданову. Продолжая курс на разделение партии и государства, при этом, добиваясь и главной цели – снижения веса региональных партийных лидеров, являющихся питательной средой оппозиции его власти, он задумал отказ от национальных ЦК и обкомов. Выступление Берии звучало радикально: в целях укрепления единства партии и повышения интернационального, советского мышления среди рядовых членов партии, для возможности более оперативного управления, предлагалось упразднить республиканские и областные комитеты, создав партийные бюро, подчиненные ЦК КПСС напрямую и не связанные с национально-административным делением страны. Как выразился в ходе обсуждения Буденный: "что-то вроде военных округов, но партийных". Бюро подчинялись напрямую райкомы, чьи полномочия при этом, естественно расширялись.
* * *
Реформа повышала роль партии, как надрегиональной структуры, единой в рамках всей страны, и – решала вопрос самостоятельности местных партийных вождей, число которых, во-первых, сокращалось, а во-вторых – они лишались опоры на республики и области. Не связанные местными интересами бюро получали возможность для более жесткого контроля местных властей, но утрачивали рычаги прямого воздействия на них.
Попытки противостоять этому предложению изначально натыкались на обвинения в национализме – партия интернациональна, местничестве – партия "стержень скрепляющий СССР, а не местечковые ячейки", бюрократизме и фракционности. Обеспокоенные предыдущим, теперь выглядевшим как предостережение, нападением на постышевскую оппозицию, и входящие в нее, и просто не согласные с такими реорганизациями делегаты не спорили. Да и объединить их оказалось некому, Постышев выступать с возражениями не стал, других лидеров не имелось, да и объединяться с только что публично раскритикованной группой казалось опасным – так в ряды врагов и попадешь…
В итоге, предложение приняли. Теперь, вместо 11 республиканских, 6 краевых и 104 областных комитетов, возникли укрупненные бюро, причем расклад в ходе укрупнения изменился кардинально. Созданные Московское, Среднерусское, Приволжское, Южнорусское, Северное, Северо-Западное, Западное, Уральское, Западно- и Восточно- Сибирские, Дальневосточное и Приморское бюро охватывали территории РСФСР и Белоруссии, Южно-Уральское – РСФСР и части Казахстана, Западно- и Восточно-Украинские – УССР, Закавказское и Северо-Кавказское поделили Грузию, Азербайджан и Армению, а Средне-Азиатское и Туркестанское – азиатские республики. На вершине остался ЦК КПСС, и теперь структура партийного руководства во первых не совпадала с системой государственной власти, а во вторых резко выросла роль чисто российских бюро, в сравнении с партийцами других республик. Схема, принятая на съезде, кроме того вынуждала к расширению роли райкомов, что повышало роль местных органов, и не только партийных.
Реорганизация не только укрепила контроль Жданов над партией, снижая возможности партийных органов по прямому руководству государственной и хозяйственной деятельностью и вынуждая сосредоточится на расстановке кадров и пропаганде, она позволила партбюро усилить надзор за деятельностью ведомств и местной власти. Теперь, когда председатель регионального бюро не отвечал напрямую за провалы конкретной республики или области, он был и менее заинтересован заминать их промахи. Новая система фактически вела к большей унитаризации государства, ведь одна из опор СССР – партия, теперь оказывалась вне республиканского деления.