* * *
Вечером, когда личный состав доедал огромную яичницу с помидорами, Вита сказала:
– Катерина Еорьевна, можно мы Протку завтра в город возьмем? Ему бы приодеться, обтрепался що тот босяк. Не сегодня завтра так и переправят нас. А куда он такой оборвыш? Все-таки заграница.
– Мысль правильная. Только – а если кто засечет? У Прота особых примет хватает.
– Нет, не засекут, – сказал Пашка, энергично работая челюстями. – Не ищет нас никто. В Сербке, когда мы с "Троцкого" соскочили, кто-то товарищу Хвану сказал, что нас из ГубЧК встретили. А сейчас товарищу комиссару и вовсе не до нас – он в Секретариат Объединенной комиссии вошел – заседает с утра до вечера. Забыли про нас, и слава богу.
– Откуда сведения?
– Со Степой-пулеметчиком столкнулся. Посидели маленько.
– Ты, Паш, совсем дураком стал?
– Нет, Екатерина Георгиевна, вы що не говорите, а я своим доверяю. Он вас видел, когда товарищ Троцкий погиб. С большим уважением относится. Да и на бронепоезде вместе бились. Братва знает, что никакие мы не шпионы. Да и на кого щас шпионить? На Петлюру?
– Дело твое. Только доверие – штука опасная. ЧК о своих недоумениях редко забывает.
– Так то ЧК. Мы, конечно, одно дело делаем, но им положено тройную бдительность иметь. А мы в сторонке прошмыгнем. Незачем занятым товарищам мешать.
– Это правильно. Документы приобрел?
– Що там приобрел? Получил самые настоящие, – Пашка гордо похлопал себя по карману. – Не подкопаешься. Назначен в бригаду к товарищу Котовскому. Ремонтником-оружейником. Потом обещают инструктором по гимнастике в агитотдел перевести. А пока в законном отпуску числюсь.
– Ну-ну, молодец. Только язык не распускай.
– Що я, не понимаю? Не осуждаете? Ну, за то, що пулеметчиком в роту не пошел? Или в бронедивизион нужно было проситься?
– Сдурел? Крови тебе мало? А призвание людям красивую мускулатуру наращивать у кого? Полезно и гуманно.
Пашка кивнул, кажется, с облегчением:
– Вот и я думаю. По физкультурной части революции от меня куда побольше пользы будет. В здоровом теле – здоровый дух.
– Только не кури, – вставил Прот. – Тебе нельзя.
– Да запомнил я! Запомнил! – Пашка бухнул себя по юной мускулистой груди. – В жизни не затянусь. Запугал ты меня со своей опухолью, прямо не знаю как.
– Ты бы спасибо сказал, за предостережение, – заметил Герман.
– Так я говорю. – Пашка вздохнул. – Бросаете вы нас с Екатериной Георгиевной. Я, может, тоже мир бы посмотрел, прокатился.
– Так поехали.
– Нет, здесь интереснее. Потом, может, и приеду. Если позовете.
– И правда дурак, – сказала Вита, очищая сковороду. – Тебе що, приглашение на открытке с вензелями трэба? Чимпиён задрипаний. Щоб обязательно приехал. Клянись давай…
* * *
Пора уходить. На облупившейся веранде было грустно и скучно. Легкий ветерок раскачивал виноградные листья. В саду, среди ломкой выгоревшей травы, сидел здоровенный кот, задумчиво оценивал воробьев, прыгающих по древнему ракушечнику забора. В Одессе воробьев почему-то называли "жидами". Черт его знает, с Виткой у воробьев никакого сходства.
Охранять в пустом домишке было нечего – разве что огромную, добытую Пашкой на соседней даче, сковородку. "Шрифты" надежно прикопаны в углу двора. Катя глотнула из кувшина невкусного теплого вина и спустилась на берег.
Нужно уходить. Абсолютно никаких оснований затягивать. Задание, или то, что ты принимала за задание, выполнено. Остатки "разведгруппы" прекрасно управятся и без тебя. Заматерела голозадая гвардия. На войне взрослеют быстро. Год за три, а иной раз и день за десятилетие. Сколько ты здесь была? Чуть меньше месяца. А ребята совсем другими стали. Прапор с Виткой целоваться учатся. Прот завидует. Сколько ему все-таки лет-то? Собственно, разве это важно?
Профессиональная болезнь у вас, Екатерина Георгиевна. Проблема в том, что "калька" очень быстро перестает быть "калькой". Когда ты в ней, она кажется единственно истинным миром. Разумом понимаешь, что все твое осталось где-то там – за изломом пространственно-временного парадокса. Здесь чужое. Иллюзия. Пусть и готовая тебя с легкостью убить и навечно оставить прахом в этой земле, но иллюзия. И уходить отсюда не хочется. Люди здесь живые, солнце горячее. Котяра вон какой убедительный – по обрыву с ленцою тащится, этакая морда бандитская. Прикормить такой экземпляр – никакого бультерьера не нужно.
А каждый Прыжок, что ни говори, маленькая смерть, причем к оргазму никакого отношения не имеющая.
Нужно идти.
На берегу никого не было, только дед сидел с удочкой у старых свай, – Катя скинула одежду, сунула под тряпки "маузер" и скользнула в воду. Здесь лучше плыть сразу – камни острые. Девушка отплыла от берега – сзади возвышался высокий обрыв, залитый лучами полуденного солнца, правее виднелись кресты мужского монастыря. Искушаете братию, барышня. Впрочем, вряд ли у монахов имеются в изобилии оптические приборы. Вот где Герман мог бы выгодно свой ненаглядный "цейс" пристроить.
Гимнастерка с трудом налезла на влажное тело. Катя неторопливо прошлась вдоль берега – возвращаться на пустую дачу не хотелось. Ракушки приятно покалывали уставшие от сапог пятки. Ничего, в Москве растоптанные кроссовки ждут. А при желании и невесомые босоножки обуть можно.
– Клюет, дедуля?
– Ни, на глубину бычок пишов, – дед махнул коричневой рукой куда-то в сторону Турции. – Бычок вин разве теплу воду любит? Та боже сохрани, ни в жизнь, – дед подслеповато прищурился. – С батареи, товарищ барышня, будете?
– Нет. Батарея еще третьего дня снялась. На Западный фронт двинули. А я с банно-прачечного отряда. Дрянь всякую стираем. Бойцы вошебойного фронта, короче.
– А, насерьезе? Пистоль вам на вшей выдают?
– Зоркий ты, дед, как тот апач. Тебе бы в ЧК служить.
– Приглашали. Отказался – пайки маленькие да беготни много. Мое дело – бандитизм среди бычка пресекать. И то сказать, бычок порядок знае. А вот по иным "чека" точно рыдае. Наш базарчик, к примеру, взять. Лично товарищу Калиниченко письмо накарябаю, хде то видано – рачка по трешке за стакан торговать?
– На креветку ловишь?
– Та на нее. В жару на мидию лучше берет, та хде ту мидию взять? Младший внук, андроново семя, и тот в город убег. Брешут, що сегодня аэропланы точно налетят. Вот по кумполу дурному бомбой зловит, буде знать, байстрюк.
– Не словит. Без бомб англичане обойдутся. Там, на переговорах, друг друга в смерть заболтать решили.
– И то дело, – одобрил дед. – Языком много народу враз не засечешь. Значит, война к концу идэ?
– Война – дело такое: одна к концу – сразу другую начинают придумывать.
– Ну а антракт-то предусмотрен или как? Значит, поживем ще…
По крутой тропинке обрыва опасными лихими скачками слетел Пашка.
– От удалой хлопец. Чистый тритонец. С цирка-шапито. И що башку себе не скрутит? – с осуждением заметил дед.
– Не свернет – он тренированный. Ну, пойду я, дедушка, видно, бельишко грязное подвезли.
– Счастливо постираться, товарищ барышня. Завтра приходи, мне нынче с русалками редко беседовать случается.
Пашка отряхивал слетевшую при последнем рекордном прыжке фуражку.
– Ты чего скачешь, товарищ Павел? Распугал всех. Бычок вон вовсе на глубину ушел.
– Так это… Подумали, может, ушли вы. В смысле, насовсем…
Витка энергично накрывала стол. Розовое сало, свежий хлеб, кровяная колбаска, брынза, янтарные сливы. Герман мыл огромные помидоры. Прот сидел на шатком табурете, с подозрением рассматривал на просвет новые суконные брюки.
– Если что, в поясе можем подогнать, – сказала Катя.
– Не поспеем, Катерина Еорьевна, – Вита полосовала штыком шматок сала. – Вечером уходимо. До темноты потребно ще до Пересыпи добраться. Баркасом забэруть. Дальше итальянец подберет – "Ромул" называется. Клялись – справнэ судно. Можэ, не потонет.
– Ну, вас так просто не утопишь, – сказала Катя. – Не волнуйтесь, Черное море не такое уж большое. Доберетесь. Насчет груза договорились?
– Ковырять не будут. Мы же вроде честных контрабандистов – ще груз будет окромя нашего "шрифта".
– Вы все-таки поосторожнее.
– Я присмотрю, Екатерина Георгиевна, – Прот раздраженно отложил брюки. – Они же дурные, как дети.
– Вот Гиппократ многомудрый нашелся, – пробурчал Герман, доставая бутылку шампанского.
– Ого, да вы в аристократизм ударились, – усмехнулась Катя.
– У граждан бандитов все что угодно имеется, – сказал Прот. – Вот только белого калифорнийского вина не нашлось.
Катя покачала головой:
– Запомнил? Ох, свернут тебе шею за излишнюю осведомленность.
– Нет, сегодня я в последний раз такой болтливый.
Шампанское понравилось только Пашке:
– У нас в Ейске ситро почти такое же делают.
– Угу, похоже, и то ситро, и это шампанское прямо из моря и черпали. Возможно, даже и из твоего Азовского, – согласился Герман.
– Просто шампань плохо с салом и помидорчиками сочетается, – улыбнулась Катя. – Вот попробуете с устрицами и трюфелями – ахнете. В Париже угощать умеют.
– Никакого Парижа, – решительно заявила Вита. – Ноги нашей там не будэ!
– Что так?
– Так там же война будет, щоб ей утопнуть, – девушка покосилась на Прота. – Так ведь, а?
– Имеется такая вероятность, – солидно кивнул мальчик.
– Предусмотрительно, – Катя покачала головой. – Ну, до тамошней войны еще лет двадцать. Хм, это ориентировочно.