Старший лейтенант вздрогнул всем телом, суетливо затоптался и провёл "спасителя" через сенцы. Достаточно просторная горница снова заполнена генералами, большинство которых знало Олега по зимнему заданию и встретило дружескими объятиями. Затем последовало знакомство с "новичками", которые на самом деле были опытными командирами. На войне ротация армий с одного фронта на другой – обычная практика.
Как обычно, начались расспросы о Москве и семье, затем перешли к воспоминаниям о зимней операции. Здесь было чем похвастаться, войска Конева не просто вышли на польскую и румынскую границы, они отрезали Манштейна от Рейха. Единственная железная дорога через Кишинёв и порт Одесса потеряли практическое значение. Сокрушительный разгром Вермахта и советские танки у границ вынудили сателлитов капитулировать с объявлением войны Третьему рейху.
Проведённая Коневым операция вошла в мировую историю как пример разгрома при численном перевесе противника. Причём по танкам у Манштейна было многократное превосходство. Кроме того, впервые на завершающем этапе сражения приняло участие сразу шесть сотен Т-34, перед которыми никто не смог устоять.
– Рассказывай, с чем пожаловал, – когда утихли эмоции, спросил Конев. – Ко мне пришёл или по пути заглянул?
– С просьбой, надо в Москву позвонить. – Олег назвал позывной начальника ГРУ.
Как и положено, прямой телефон под рукой у командующего, и маршал снял трубку. Московский коммутатор без задержки дал линию, Конев представился и после взаимных приветствий подозвал Олега. Выслушав внятное и лаконичное пояснение сложившейся ситуации, начальник коротко ответил:
– Жди у телефона.
В кабинете повисла тишина, затем начальник штаба тихонечко кашлянул и заметил:
– Так вот зачем из резерва забрали целый полк. А то голову морочили "особой важностью".
– Мало тебе личного самолёта фюрера, теперь решил бронепоезд с золотом угнать, – пошутил Конев.
– Не корысти ради, а токмо из злости на врага, – принял шутку Олег.
– Лучше расскажи об организации немецкой обороны на перевалах, – попросил начальник штаба.
– Избыточная, я бы так сказал. За перевалом дальнобойная артиллерия, сам проход защищён ДОТами, по фронту ДЗОТы на сто метров.
– Что из противотанковых средств?
– Против партизан было четыре "Тигра", в качестве усиления готовы бронепоезда серии "Panzerok BR57" и "BP044".
– С бронепоездами намучаемся, бомбой и снарядом трудно попасть, на прямой выстрел не дадут выйти, – вздохнул начальник артиллерии.
– Две французские башни Somua S35 и пятнадцать башен с противотанковыми ПаК-80, – поддержал Катуков.
– Вы собираетесь прорваться в Словакию? – удивился Олег.
– Надо месяц подразнить, заставить фрицев стянуть к перевалу как можно больше войск, – ответил начальник штаба.
– Мы должны выйти к Лейпцигу, а немцы могут ударить с перевалов в левый фланг, – пояснил Конев.
Разговор прервал требовательный звонок, маршал снял трубку и тотчас вытянулся в струнку. Что-то выслушав, на выдохе сказал:
– Тебя. Сам.
Сталин? Олег одёрнул гимнастёрку и встал по стойке смирно. Вождь не мог видеть реакции абонента, но здесь хватает других глаз, и любая вольность в позе, мимике или жестах аукнется суровой карой.
Два шага до телефона прошёл строевым шагом и осторожно взял трубку:
– Здравия желаю, товарищ Сталин!
– Ты оглянись, генералы в обморок не попадали? – с почти неуловимым смешком спросил вождь.
– Никак нет, мы знакомы по зимним делам.
– Припоминаю, Конев с Хрущёвым выхлопотали для тебя сразу два ордена.
– Неудобно получилось.
– Твоё дело выставлять грудь, а кары и награды определяют другие люди. Вступительный экзамен в академию сдал?
– Не успел, позвали на бронепоезде прокатиться, – позволил себе вольность Олег.
– Хвалю, операцию провёл без потерь и добычу доставил знатную. Что прикажешь делать? Мне отменить довоенный приказ?
– Нельзя отменять собственные приказы, – возразил Олег. – Добавьте приложение об особых правилах принятия на хранение в период войны.
– Стараешься выставить меня безгрешным?
– Не в этом дело, товарищ Сталин, впереди много таких поездов, а воевать осталось считаные месяцы.
– Что предлагаешь?
– Сдать в Гохран на ответственное хранение под немецкой и нашей пломбами.
– Разумно, будь по-твоему.
– Слушаюсь, товарищ Сталин.
– Это хорошо, что слушаешься. – В трубке снова прошелестел смешок. – Чтобы завтра в восемнадцать ноль-ноль был на вступительном экзамене.
Олег чуть было не ляпнул: "на метле прилететь?", но согласно уставу ответил:
– Так точно, товарищ Сталин.
– И ты будь здоров, передай трубку Коневу.
Итак, сам предложил повесить пломбу, а где их взять с пломбиратором в придачу? Олег плюхнулся на стул и только после этого обратил внимание на звенящую тишину в комнате. В чём дело? Разговор офицера ГРУ с вождём не может быть для генералов сюрпризом. Тем более что в военной среде много слухов о личных приказах и специфических заданиях. Или причиной всему стиль разговора? Конев не заикался, но говорил в стиле виртуального телефониста.
– Тебе велено сидеть здесь, – напомнил о себе маршал и неожиданно спросил: – Ты знаком со Сталиным?
– Я? – искренне удивился Олег и невольно подтвердил расхожие домыслы: – Он вызывал меня, причём по делу.
– От штаба фронта требуется помощь? – поинтересовался маршал.
– Пломбиратор с пломбами и проволокой, в поезде тысячи ящиков, – спохватился Олег.
Начальник тыла без приказа сорвался с места, но остановился в дверях:
– Какая должна быть маркировка?
– ГРУ две тысячи семнадцать, – невольно вырвалось у Олега.
Следом, не сказав ни слова, вышел командующий фронтом, за ним потянулись на выход остальные генералы. Военная служба не прощает пустопорожнего времяпрепровождения, поэтому Олег воздержался от ненужных вопросов. Впрочем, сидеть в одиночестве пришлось недолго, через полчаса в горницу заглянул посыльный:
– Офицер связи с правительственной телеграммой ждёт вас у машин.
Слово "у машин" оказалось не оговоркой, кроме двух "студебеккеров" с солдатами Олег получил дюжину пломбираторов и пояснение Конева:
– Если на ящик потратить одну минуту, последнюю пломбу поставишь через неделю.
– Посторонним нельзя заходить в вагоны, – указывая на солдат, напомнил Олег.
– По личному приказу верховного тебе временно придаётся мой взвод охраны. Соответствующая телеграмма у офицера связи.
После возвращения в Москву Олег положил пломбираторы в нижний ящик письменного стола и со временем напрочь о них забыл. Напоминание пришло через много лет уже при Брежневе в шестьдесят шестом. Сначала удивил звонок из Гохрана, после которого началась длительная процедура вскрытия отнюдь не пыльных ящиков. Кто бы мог подумать, что на пересчёт, перевес и оценку отбитых у нацистов драгоценностей специалистам Гохрана потребуется более двадцати лет.
Акт передачи доставленного груза подписали ранним утром, но вместо заслуженного отдыха получили прилетевший из Москвы самолёт. Разведчики устало забрались в автобус и сразу уснули, полусонными пересели в самолёт и немного оклемались после посадки на Центральном аэродроме. Олег окончательно проснулся лишь дома, привели в чувство не жаркие объятия жены, а посыльный из Наркомата иностранных дел. Сегодня к шести вечера ему велено прибыть на экзамен!
Жена с домработницей принялись готовить мундир, а Олег судорожно схватился за книги. Студенческая шутка гласит, что для подготовки к экзамену достаточно и часа. Он бессистемно вникал в текст, стучал кулаком по лбу и с пустой до звона головой поехал в наркомат. На указанном в предписании кабинете висела табличка: "Народный комиссар иностранных дел СССР т. Молотов В. М.". Перекрестившись и трижды сплюнув через плечо, он осторожно открыл дверь в "предбанник".
– Олег Осипович Антохин? – не отрываясь от изучения разложенных на столе бумаг, спросил седенький секретарь и пригласил: – Проходите в кабинет, вас ждут.
Монументальность власти – вот первое впечатление от кабинета наркома. Дубовая мебель, дубовые стенные панели и дубовые кресла как бы подчёркивали силу власти. Чернильный прибор и корпус настольной лампы из лазурита, обивка с портьерами и абажуром в тон самоцвету. У окна в ряд пять кресел, четверо дедков и бабулька в пенсне по центру. За столом сам Молотов, а рядом с дверью в углу на стуле притаился Сталин.
– Абитуриент Антохин прибыл для сдачи экзамена!
– Не спешите, молодой человек, не спешите. Abiturus переводится с латыни как тот, кто должен уйти, – заметила старушка по-немецки.
– Я привык трактовать как выпускник, подавший документы в вуз, – по-немецки ответил Олег.
– Не будем спорить, – согласилась старушка, – расскажите нам о Берлине.
Лучше всего он запомнил подвалы с подворотнями, но экзаменаторы ждут рассказ о городе. Пришлось описывать уцелевшие дома, улицы с редкими прохожими и немногочисленный транспорт. На память пришёл дачный район у озера, где они с Занозой провели несколько приятных дней и ночей.
– Достаточно, – прервала бабулька, – у вас шикарный тирольский акцент.
Затем заговорил дедок с великолепными английскими усами на зависть Мегре и предложил рассказать о Лондоне. Центр Олегу был хорошо знаком, и он подробно описал все достопримечательности.
– Неплохо, – сделал вывод дедок, – почти чистый оксфордский выговор, но грешите армейским жаргонизмом, что для вас простительно.