Глава 8
Один в поле тоже воин
Я, конечно, стрелять умею и попадать тоже. Но… Знаете ли, когда палишь в живого движущегося человека… Человека! В жизни еще не приходилось, честно говоря, замертво валить настоящего живого человека. Ветеранам всех чеченских войн, Афгана и прочих локальных конфликтов, убивавшим врага, может быть, уничтожать сейчас попаданцев и было привычным делом (только я на улицах Энска еще не встретил за два дня ни одного опытного бойца), а мне лишать жизни чумазого монгола или стального рыцаря поначалу пришлось очень и очень трудно. Просто невозможно. Противно. Меня тошнило и рвало, я часами сидел в углу какого-нибудь дома и утирал слезы, пот и сопли, вспоминая трагические эпизоды своего рейда. Но постепенно душа приняла эти смерти, мозг впитал неизбежность гибели потенциального врага, руки машинально давили на спуск, искали привычную скобу от ружья. Даже тот кочевник, которого довелось отправить в мир иной с помощью огнетушителя в подвале магазина, и он не казался первым. Настоящим пионером в списке убийств стал тевтонец на коне, тараном несущийся по главной улице Энска с копьем наперевес. Улицу нужно было миновать во что бы то ни стало, я, признаться, маленько сдрейфил, долго выбирая момент. Брешь в пробке. А потом решился. Попаданцы, являющиеся чуть ли не из воздуха, постоянно враждовали друг с другом и успевали мочить всех встречаемых жителей города, толпами носились по улицам и резали, расстреливали, кололи, жгли. Пятиминутка, которая выдалась между ними, показалась долгожданной. И я рванул. Хотя и имел кучу стволов, изрыгающих смерть на расстоянии. И тут выпал этот крестоносец, едрить его налево!
Весь такой в белых одеяниях поверх кольчуги, с жирным красным крестом великого магистра Тевтонского ордена, перья на шлеме, символики святых тамплиеров, вооружение по полной программе средневекового богатого рыцаря. Мчался по проезжей части улицы, успев снести по пути двух зазевавшихся несчастных французских солдат. А вот мимо меня не смог проскакать! Не дал я ему разгуляться.
Или пан, или пропал.
СКС против копья в любом времени и измерении перспективен. Пуля 7,62 мм легко пробивает тевтонские латы и тело немецкого вассала за ними. Как в этот раз и случилось. Рыцарь грохнулся на асфальт так, будто банку тушенки со всего размаху бросили об стену. Конь ретивый понесся дальше без седока, только поржал напоследок. Крестоносец, громко лязгая и скрежеща по твердыни улицы, замер у бордюра. И наступила тишина.
Я посмотрел на оружие, выплюнувшее смертельный заряд в бравого противника, и сглотнул. Выходило так четко и легко мочить этих уродов из прошлого, что карабин слился с рукой, стал неотъемлемой частью тела. Захотелось крушить и валить врага и дальше. Но вот рвотный рефлекс решил иначе. Тошнота подкатила вдруг к горлу так рьяно и тяжело, что я еле успел пробежать остаток пути до укрытия. Бедные кусты! Как же обильно я окропил их своим переработанным завтраком. Печальный, хотя и победный опыт встречи с противником один на один надолго запомнился мне. И уже никогда не отпускал ни в каких ситуациях.
Потом были еще тевтонцы и наполеоновцы, татаро-монголы и фашисты. Но часто выручал дальнобойный СКС, иногда, в запале схватки или от неожиданного появления чужаков помогал "Ягуар", еще реже был действенен травматический пистолет. Рука стала набиваться, глаз выцеливать противника быстро и точно, интуиция и знание города подсказывать, где лучше спрятаться, куда идти, в каком месте враг. И я понял, что один в поле – тоже воин. Что человек сам себе и спаситель, и воин, и гомо сапиенс. Нет мозгов – ты мертв. Нет оружия – найди, не нашел – ты мертв! А еще ноги. Не нужно быть спортсменом в квадрате, чтобы вовремя смотаться от вездесущего врага или, наоборот, догнать его. Все в шаговой доступности, все в твоих силах. Иди и бери. Иди и бей!
А палец жал и жал на спусковой крючок. Список заслуг пополнялся новыми и новыми победами. А врага становилось все меньше и меньше. Но еще так много на родной земле, в родном городе.
Постепенно постоянные прятки и маскировки, рваный бег во избежание попадания стрелы или пули, поиск еды и воды, обострение чутья – все это стало вырабатывать во мне опыт ведения городской войны, навыки выживания. А еще позитив от победных стычек с врагами. Счет убитых мною пошел на третий десяток, дыхание выравнивалось, страх уходил, появлялись зачатки лидера и бойца. Я сам ощущал, что меняюсь духовно, оружие в руках, разящее врага, придает сил и уверенности. И я незаметно для себя становился охотником и воином. Взгляд искал врага, чтобы прицелиться и быстрее нажать спусковой крючок, чтобы одним гадом стало на этой земле меньше.
* * *
В тот день, когда явились попаданцы, я удачно добрался до родного дома, побывал в квартире. Мама, слава богу, оказалась дома, чему оба мы неслыханно обрадовались. Я наспех рассказал ей о творящемся в городе беспределе, о войне, развязанной пришельцами из прошлого, о своих приключениях. Да, мне хотелось кому-то высказаться, похвастать своими успехами и подвигами. Первым слушателем оказалась мама. Конечно же, она меня похвалила, сграбастала в объятия, трепала по голове, приговаривая: "Воин ты мой, весь в отца! Настоящий мужчина. Но больше я тебя не отпущу никуда, не хочу потерять".
– Мам, ты о чем? Мне Родину спасать нужно. Мне город наш освобождать от врага ненавистного. Друзей и подружек найти, вызволить из ада этого. Какие посиделки дома?! Провианта нет. Добыть нужно на неделю минимум. Там и войска подоспеют. Армия придет, наведет шороху этим гадам.
Я тогда еще верил, что непобедимая и несокрушимая российская армия быстренько прихлопнет всю эту нечисть, выметет грязь с улиц Энска. Как я ошибался…
– Мам, я все равно уйду! И ты меня не удержишь. Все, я сказал. Для начала продуктов и воды раздобуду. Тихо, мам, не обсуждается. Сообрази мне перекусить, я помоюсь и в путь. Точнее, в рейд.
Вскоре я уже крадучись выбирался из подъезда своей девятины, внимательно оглядывая округу. Мать, пускающая слезы и шепчущая молитвы, закрылась на все замки. И ее расстройство можно было понять.
Мимо меня, скуля, проковыляла собака на трех лапах, четвертая, красная от крови, висела соплей. Видать, и животному досталось от иноземных варваров. В конце двора визжала женщина. Не от насильника, а звала ребенка. Искала, металась, падала. И все звала и звала какого-то Диму. Сколько лет было этому Диме, неизвестно, но истерика женщины резала мои уши и сердце. Слушать это было невыносимо мучительно.
Помогать каждой встречной и поперечной я еще не был готов. Время утекало, вечер наседал сумерками. С одной стороны, предстоящая темнота автоматически становилась прекрасной маскировкой, с другой… Все равно я страшился некоторых вещей, из-за любого угла могли прилететь стрела или пуля, обрушиться булава или меч. Расслабляться никак нельзя. Ни на минуту. СКС в руках успокаивал лучше домашней кроватки и десятка стен, слух обострился, глаза стали оптическими прицелами. Все тело напружинилось, желваки играли, а руки твердо сжимали оружие.
Патруль фашистов я заметил первым. В смысле, раньше, чем он меня. Унтер-офицер с автоматом, а с ним двое солдат с винтовками типа "маузер". Причем один выполнял роль рефрижератора – сам толстый, как боров, жует за обе щеки что-то нахапанное в местном магазинчике, через плечо держит баул с награбленным добром. У всех немцев вороты чуть не до пупа расстегнуты, пилотки набекрень, рукава закатаны, сапоги приспущены. Этакие дембеля из вермахта, мать их за ногу!
Ну, я и не выдержал. А ведь мог и пропустить мимо. Сам не понял – то ли автомат понравился, всю жизнь мечтал о таком, читая книги про ВОВ, любя фильмы про ту войну, то ли гадов этих не мог пропустить в наш двор. Или и то, и другое сработало. Короче, прицелился и, затаив дыхание, как в тире, нажал спусковой. Еще и еще.
Унтер еще корчился в агонии, а толстяка вообще ранило в бедро. Но добивать их я не стал. Не знаю. Не мог или не хотел. Много позже я научусь это делать, а сейчас ножки подкашивались, да икота напала. Все же после двух десятков убитых врагов видеть смертельные конвульсии и слышать душераздирающие вопли попаданцев я еще не привык.
Поэтому быстро так обобрал троицу фрицев, согнулся под тяжестью оружия и боекомплектов. Застыв, минуту пялился в открытые стеклянные глаза солдата с простреленной головой, затем опомнился, плюнул в его мертвый оскал и побрел прочь. Позади еще долго стонал толстяк, пока его не услышали дикие кочевники, околачивающиеся недалеко. Больно подумать, что они устроили с ранеными гитлеровцами.
Одновременно таскать охапку стволов и при этом искать продукты для матери выглядело задачей сложной и глупой. Поэтому я припрятал между гаражами половину боекомплекта, СКС и ВПО-123, а с МП-38/40 и "Ягуаром" двинул к ближайшему мини-маркету. В дальнейшем пара этих стволов оказалась наиболее выгодным и удобным оружием в рейдах, а винтовки пришлось подарить друзьям.
Кругом валялись трупы, стояли почти нетронутые бесхозные автомобили, местами дымили ларьки или транспорт. Изредка проносилась машина, водитель которой торопился скрыться от преследователей. По сторонам иногда мелькали тени случайных прохожих, точнее, беглецов. Редкие горожане искали пути спасения от злобного врага, пытались найти безопасные места, а еще лучше добраться до своих квартир. Судный день выдался в Энске какой-то кровавый и мертвый. Что же принесет неделя, сложно было представить.