Дружинники хохотали, отпуская благожелательные реплики. Срывал глотку Радож. Кудряш делал невинные очи и отнекивался от обвинений.
От всего этого бедлама в стане пришельцев, разбитом близ Куяба, происходили серьезные волнения. Стреноженные кони шарахались и ржали. Кричали младенцы и женщины, пытающиеся их урезонить. То и дело мужики начинали о чем-то горячо спорить, хватались за ножи... Наверное, речь шла о том, стоит ли задерживаться в сем гиблом месте. Невиданная живая гора трясла головой-валуном и трубила. Башенка, укрепленная на спине гиганта, ходила ходуном. Из нее высовывался старичок, испускал протяжный и звонкий клич, хитроумно складывал пальцы. Животина тут же успокаивалась, но ненадолго.
Медведь, гремя цепью, некоторое время топтался, не понимая, чего же от него хотят, а когда Кудряш незаметно хлопнул в ладоши, встал на задние лапы и принялся плясать.
- Вот чудо-то, - заорал Кудряш, - аркуда милует пришельцев! Перунова воля! Значит, нам от них польза выйдет!
Дружинники ржали и улюлюкали.
Медведь, принимая возгласы за одобрение, несколько раз мотнул головой, что должно было означать поклон, раскинул лапы и зарычал, приглашая желающих побороться.
- Скоморох ты, - прорычал Радож, - дурь-то из тебя пора повыколачивать!
- Тю, - воскликнул Кудряш, скалясь во всю конопатую рожу, - уж не ты ли повыколачиваешь, дедуля!
- Да не, внучек, - в тон ответил Радож, - где уж мне, беззубому. Найдется кому...
По дороге, ведущей от Куябских ворот, пылил всадник. За ним едва поспевала рыжая собачонка.
* * *
Степан осадил жеребца, спешился, бросил повод дружиннику.
- Заняться нечем? Простого дела исполнить не можете?! Кто медведя притащил? - Белбородко разразился замысловатой бранью.
Собачка по кличке Лисок затормозила подле, грозно зарычала, намереваясь цапнуть кого-нибудь за ногу.
- Сидеть!
Песик заворчал, обиженно взглянул на хозяина, но подчинился.
Все знали, что с Белбородко, когда он в дурном расположении, лучше не связываться. А настроение у Степана было хуже некуда.
Дружина воинского вождя Истомы покинула Куяб, бросив славян на произвол судьбы. Поговаривали, что Истома ушел к злейшим врагам - хазарам. И еще поговаривали, что хазары собираются опустошить Полянские земли. Из всей рати осталось сотни две - воины, что пошли за тиуном Истомы Любомиром. Но двумя сотнями не остановишь нашествия тысяч!
Степан несколько дней объезжал родовые селения полян. Но роды после Истомовых поборов уже никому не верили и сынов в новую дружину отдавали неохотно. В Куяб Белбородко вернулся злой, как собака.
Из башенки, укрепленной на живой горе, высунулся старичок, сухонькой рукой указал на Кудряша и прошамкал:
- Это он зверя привел!
Степан почернел, надвинулся на парня:
- В поруб захотел, Кудряш?
- За что-о?!
В следующий момент Кудряш очутился на земле. Рука кметя сама собой потянулась за голенище - к засапожному ножу. Захлебываясь лаем, Лисок бросился на защиту хозяина. Вцепился в руку Кудряшу. Тот взвыл:
- Да убери ты репей этот, батька!..
- К ноге! - приказал Степан.
Лисок с сожалением выпустил Кудряшово запястье и подбежал к хозяину.
- Тяжела длань у тебя, воевода, - потирая челюсть, поднялся Кудряш. Любому другому он не спустил бы обиды, но не Степану, про которого говорили, что ярость его от самого Перуна, потому как он - Перунов посланец. Да и к ножу Кудряш потянулся лишь по привычке, не обнажил бы нож против ведуна.
За время, которое Степан провел в Куябе, он сделался начальником левого крыла войска. Начальником же правого крыла был Алатор - друг Степана. Пока все войско состояло из двух сотен, поэтому Белбородко правильнее было бы называть сотником, а не воеводой.
- Еще вопросы имеются?
- Уведу медведя, не ярись, - обиженно бурчал Кудряш, - я ж как лучше хотел.
Желая выполнить обещанное, Кудряш подошел к медведю и попытался ухватить цепь. Но косолапый, видно, решил, что с ним хотят побороться, и сграбастал Кудряша, принялся раскачиваться и рычать. Парень насилу вырвался:
- Ошалел?
Мишка обеими лапами ударил себя в грудь и стал приплясывать. Потом опять раскрыл объятья, зарычал, приглашая меряться силами.
Степан немного оттаял.
"Это ж надо, - подумал он, - как обстоятельства меняют человека. Жил себе спокойно в стольном граде Питере, работал колдуном-экстрасенсом, был человеком уравновешенным и почти интеллигентным. А сюда попал - сержант сержантом. Хоть то отрадно, что глотку деру по делу - ради искоренения анархических настроений".
Радож хрипло засмеялся:
- Ты где взял аркуду-то, дите малое, у скоморохов на меч выменял?
- Гридя выменял, - хмуро ответил Кудряш, - пес его знает на что...
Радож подозрительно сощурился:
- И что, прямо так тебе и отдал?
- Это ведь я перед Любомиром за парня слово замолвил, когда тот в Куябе появился. Батька Любомир его в отроки определил...
- Стало быть, должок возвернул?
- Ага, - подтвердил Кудряш. Десятник аж присвистнул:
- Ну, хлопцы, понаворотите вы делов!
Степан посмотрел на дружинников - те ухмылялись, но никто не желал встречаться с ним взглядом. Зато пришельцы таращились на Белбородко почище, чем на медведя.
"Зря я врезал Кудряшу, - подумал Степан, - не дело это подчиненных бить, хоть они того порой и заслуживают. От этого авторитет руководителя падает. Придется восстанавливать авторитет".
- Ну что, Кудряш, - более-менее дружелюбно проговорил Степан, - значит, пускай медведь так с цепью и бегает, народ пужает? Правильно я понимаю?
Парень вспыхнул, вырвал из рук дружинника копье и пошел на медведя. Степан перехватил древко:
- Медведь-то в чем провинился? - Белбородко снял перевязь с мечом, отдал Кудряшу: - Подержи.
- Не надо, сотник, - дружинник чуть не плакал со стыда, - сам заварил, сам и расхлебаю.
"Проняло парня, впредь десять раз извилинами пошевелит, прежде чем учудить чего-нибудь эдакое. И вообще надо заняться дисциплиной в дружинных рядах, а то прямо махновщина".
Лисок тревожно залаял. Белбородко подумал, что неплохо бы поручить любимца кому-нибудь из кметей. А то бросится его выручать, медведь мокрого места не оставит. Степан подозвал сыскача.
- Извини, братец, - прошептал на ухо любимцу Степан, - придется тебя на поводок посадить.
Шею собачки опоясывал ремешок, на котором болталось железное кольцо. Белбородко вытащил из-за пояса плотно свернутую веревку, продел в кольцо и завязал узел.
- Эй, Кудряш, - усмехаясь, проговорил Степан, - пригляди-ка, ежели, конечно, не боишься.
Кметь потер укушенную руку, ухмыльнулся:
- Ить, свирепая шавка, ан делать нечего... Кого другого до смерти закусает!