Что же касалось юной Сары, этой хрупкой шестнадцатилетней девушки, прислуживавшей в этот вечер, то при всем желании в ней не удалось обнаружить ничего особенного. Она была незаметна в этой толпе людей, собравшихся на праздник. Всё это было для нее ново и непривычно.
Она толком и не понимала, что происходило в последнее время. Задержание отца, старший брат, отправившийся его навестить, но по возвращению попадает в темницы за воровство. Эфраим ничего ей не объяснял, да и виделись они в последнее время очень редко. Господин Анилей, которому они теперь по какой-то неясной для нее причине прислуживали, воспрещал им встречаться.
А потом еще и эти известия о смерти отца на каторжных работах. Эфраим как-то слишком спокойно к этому отнесся. А вот она не могла успокоиться весь день. Его даже не взволновало, что им не вернут тело их отца для погребения, из-за всех этих беспорядков, которые творились по всей стране.
Эфраим становился холодным и безразличным ко всему. Когда она видела его в последний раз, пару дней назад, он показался ей каким-то потерянным и измученным. Он даже немного поседел в висках. А этот его взгляд, когда она уходила…
Сара не верила, что эта ее брат. Внешне это был он, но внутренне совершенно другой человек. Его словно бы подменили - он стал более жёстким и суровым, потерял всю свою заботу и сочувствие к другим людям. Ко всем кроме нее, конечно же.
Она не славится набожностью и благочестием, хотя дело тут не в каких-то ее моральных изъянах, а в этом сложном языке, придуманном и приспособленном для мужчин. Сара понимала, что так как Эфраим ее старший брат и теперь он единственный мужчина в семье, то поэтому ему виднее, что лучше для них обоих. Он позаботится обо всём. Она верила ему, и поэтому смирилась со всем происходящим.
Впрочем, Сара при всей своей слабости работает, как и все женщины. Прядет и шьет наравне со всеми. Каждый Божий день печет в очаге хлеб и спускается к источнику за водой. Убогие ее одежды рвутся от каждодневных трудов и пачкаются. И приходится их снова и снова штопать и стирать. Сара как и все здешние женщины, довольствуется малой малостью.
Вот и сейчас, на этом празднике, ей не оставалось ничего другого, как прислуживать гостям вместе с остальными женщинами. Наливать вина и подкладывать на тарелку яства с постной ягнятиной, лепешками, фруктами и прочими традиционными кушаньями. Комната освещена приятным легким светом, занавес наконец был поднят. А там, на застольных ложах, началась непринужденная беседа.
Разговор идет о том, что по слухам в Иерусалиме на день Семидесятницы, римляне сожгли по указу Сабина синагогу, что и привело к восстанию огромной толпы евреев, прибывших на праздник. И теперь они держат в осаде царский дворец, в котором укрылся Сабин со своими римскими солдатами, оставшимися от его легиона.
Кто-то категорично заявляет, что это всего лишь слухи. И не было никакого восстания и ничего в Иерусалиме не сгорело, а тем более священные синагоги. Но он не находит поддержки - большинство твердо убежденны, что мятеж был, хотя ни одного очевидца здесь не присутствовало.
Какой-то беззубый старец бранился, обвиняя надменных глупцов в том, что сгоревшая синагога была не верно возведена и именно это послужило причиной пожара, а вовсе не римляне. По старинным правилам и обычаям синагоги следует строить на самом возвышенном месте, как построен Иерусалимский храм - на горе над городом.
А то, что дом божий сгорел - это кара господня. За то, что евреи покупают соль у римлян. По словам этого беззубого старика, вся римская соль смазана свиным салом. Старик поносил в своем бессвязном злобном бормотании всех и вся.
Один насмешливый молодой еврей горячится - он рассказывает о каторжных и прочих невзгодах, посланных Римом, и призывает поддержать мятеж в Иерусалиме. Но разговор о мятеже плавно перетекает в обсуждение нынешних и будущих отношении Рима и Иудеи.
- Почему мы никак не можем ужиться с римской структурой? Ведь с римлянином можно договориться, как и со всяким человеком. Они люди терпимые.
- Это римляне-то терпимые, уважаемый? Вы видимо не общались ни с одним, если заявляете подобное.
- Конечно не все из них. Тут я согласен с вами. Но всё же с ними можно найти общий язык.
- Верно-верно, говорите, - к ним присоединяется еще один человек. - Я бывал как-то в Риме, и там довольно много евреев, и все спокойно уживаются среди тех, кого вы так любите называть свиноедами. И вполне прилично процветает их торговля и ремесло. Никаких нападок со стороны римлян нет. Евреи пользуются влиянием во всех областях жизни, и оно всё росло бы, если бы у них хватало ума не слишком его подчеркивать.
- Вот именно. Не римские чиновники виноваты, что Иудея никак не может успокоиться. А все эти мятежники, ничтожные агитаторы и подстрекатели. Они подстрекают население к обреченному на провал вооруженному восстанию.
- Наверное у нас у всех это в крови. Нежелание подчиняться.
- Подчиняться этим римским язычникам? Они считают будто всегда правы. Но они не первые захватчики на нашей священной земле. Многие пытались изгнать нас, но сыновья Израилевы всё еще здесь, а где все эти захватчики и поработители? Что важнее: иметь власть или показывать, что имеешь ее?
Еще несколько человек присоединились к спору. Приземистые мешковатые люди начинают обстоятельно обсуждать главную заботу - жестокое бремя налоговых обязательств, которыми Рим обложил евреев.
Так некоему Дофраиму пришлось продать свой виноградник. И всё из-за чего? Он раздобыл коз по ту сторону Иордана - и римляне наложили на них высокие пошлины. А когда он хотел перетащить этих коз контрабандой, его поймали и обложили десятикратными налогами. И ему пришлось продать свой виноградник, чтобы расплатится. Все эти люди, живущие в богатой стране, работают не ради себя, а чтобы набить чужое пузо Рима.
Вино оказалось недурственным и его было вдоволь. Очень немногие из присутствующих видели в восстании благо, исполнение древних пророчеств о спасителе. И тут речь зашла о популярной нынче теме - пришествие мессии. Люди беседовали медлительно, пылко и убежденно об этом мессии, который якобы непременно должен прийти в этом году. Когда как не теперь настала пора исполниться этому, как сказано в книге пророка Исайи.
- Разве не говориться о великом нашествии с севера на земли Израиля, чтобы грабить и опустошать их десятилетиями. И разве не о римском опустошении идет речь? И потрясёт мир приход освободителя и спасителя, что покарает рукой Бога всех неверных. Он совьет небеса как свиток, но сначала будет наказание и великое избиение, и пожар в преступном граде?
Конечно, этот мессия может быть и не иудеем. Ведь зачем Предвечному посылать иудея, чтобы он поразил своих же иудеев, оступившихся в своей вере? Почему бы мессии и не быть необрезанным?
Несколько человек стали возражать. Они спорили друг с другом, горячо обсуждая загадочные и противоречивые пророчества. Они были тверды в своей вере в спасителя, но каждый представлял его по-своему и спешил найти подтверждение в священном Писании.
Уже совсем стемнело, и яркий свет звезд на ясном безлунном небе давал об этом знать. Мужчины и юноши по-прежнему спорили и обсуждали, а женщины сновали взад и вперед, разнося последние кушанья. Но было заметно, что все насытились и хотя оживляемая вином беседа звучала всё так же громко, веселье явно шло на спад.
К концу этого ужина и бедная Сара отошла ото всех в сторонку, присев от усталости и в крупной испарине от постоянного хождения с подносами. Никто и не обратил на это внимания. Плохо различая смех и все эти безумные разговоры, она чувствовала, что с каждой минутой становилось всё ближе к тому, чтобы уйти в мир грез и снов. И не заметила как задремала. Вскоре же все сегодняшние гости разошлись, оставив комнату практически пустой.
Очнулась она как будто от легкого толчка в плечо. Пробуждаясь и с трудом выходя из мрака полузабытья и сновидений, она увидела перед собой чье-то расплывчатое лицо. Сфокусировав свой взгляд, Сара наконец узнала стоявшего над ней человека. Это был Анилей, смотревший на нее несколько отстраненно, рассеяно и чуть вопросительно, с едва уловимым оттенком любопытства.
Может ничего этого и не было, и это всего лишь странное продолжение сна, но ее сердце почему-то затрепыхалось от непонятного страха. Анилей навис над ней всем своим огромным телом, от которого несло вином. Не произнеся ни слова он грубо схватил ее, слегка приподняв над полом, и потащил за собой.
В хмельной голове Анилея крутилось только одно - никто не смел унижать его, не понеся за это наказания. А этот наглый мальчишка Эфраим слишком легко отделался, слишком легко… Думает, что он слишком ценен, что его господин Анилей не тронет, он нужен ему целым и невредимым, да? Но уж нет, он должен знать своё место, знать кто здесь хозяин, кто устанавливает правила и закон в доме. Мальчишку может Анилей и не тронет, а вот его жалкая сестра, эта маленькая перепуганная девчонка, ответит за всё.
Анилей волочил её вверх по лестнице, в свою комнату, практически не ощущая никакого сопротивления. Не осознавая, что происходило, Сара трепыхалась как испуганная птичка в лапах коршуна. Щёки её пылали, а широко раскрытые глаза искрились от слез. В них не осталось и намёка на сон. Позвать на помощь? Но в этом доме ей никто не поможет, а Эфраим был в казармах на другой стороне.
Она практически не запомнила как он протащил ее по этой лестнице и через весь к коридор в свою комнату - от дверного проема и вдоль всей стены своих покоев. Помнила лишь то, как он бросил ее кровать. Его лицо было бешеным и излучало какую-то ярость и злость. Перед ней было некое существо без четко выраженного лица. У этого безликого существа было одно имя - власть.