Два рослых стражника небрежно, словно куль с мукой, оттащили связанного Еремея к стоящему на краю леса деревцу, рывком поставили его на ноги и, примотав веревкой к стволу, отошли за следующим пленником. Оглядевшись, садовод увидел, что почти все участники тайного молебна, так же как и он, стоят, привязанные к деревьям. Лишь отца Моисея нигде не было видно. Но на этом все хорошее и кончалось. А вот плохое … Лица нескольких сотен людей, собравшихся со всей округи, по большей части баб, не предвещали ничего доброго. Десяток ратников и два десятка стражников отгораживали их от стоящих на коленях Софрония и Ферапонта.
- Люди! - зычный голос Хоря достиг слуха каждого в толпе. - Горе пришло к нам! Тати напали на нашу землю, разорили Отишие, Яругу и другие селища, поубивали да поуводили в полон родичей ваших. Но нашлись средь нас выродки, что помогали ворогу!
- Скажи-ка во всеуслышанье, Хохряк, или как тебя там по-другому кличут… Ферапонт? За что тебя отпустили? За то, что ты им про людей Перхуна рассказал? И за то, что и дальше заболотным помогать вызвался?
- Не губи, господине! - Ферапонт попытался было обнять сапоги Хоря, но тот брезгливо отпихнул его от себя. - Не хотел я сиротинить своих деток и внучат. Как они без меня, без кормильца? - слезы текли по морщинистому лицу и терялись в пегой клочковатой бороде.
- А мои трое как? Должны с голоду помирать, али в куски податься? Да я тебя сейчас своими руками… - Еремей только по голосу узнал в поседевшей, неопределенного возраста бабе, бывшую первую красавицу и хохотушку Перхуниху.
- И я… А мои… - толпа угрожающе надвинулась, но Хорь, подав знак ратным, чтобы скрестили копья и оттеснили людей, дождался тишины и продолжил:
- Боярин знает о нашей беде и скоро приедет сам на выручку. А пока он повелел мне все семьи, что без кормильца остались на Горку взять, да к посильной работе приставить у себя в боярском хозяйстве, чтоб не голодали и не холодали. Тем же, кто был верен в сии тяжкие дни и на сторону ворога не переметнулся даровать все права старожилов, не глядя, где они раньше жили и когда в нашу землю пришли. Переветников же ждет кара суровая.
- Глядите и слушайте все! Да иссечен будешь ты, Хохряк, твоим же оружием, да не упокоишься ты ни во земле и ни в воде! - Подошедший Вуефаст приподнял Ферапонта за волосы. Взмах ножа и дикий вопль огласил опушку.
- Да будут помнить тебя яко злодея-переветника до тех пор, покуда камень не почнет плавать, а хмель тонуть! - Два глухих удара ослопом и два новых вопля, сменившихся затихающими завываниями.
- И дети твои да будут рабы и в сей век и будущий! А вы, - повернулся Хорь к связанным, - хорошенько запомните, что видели в этот день! Ибо жить и работать вам теперь на Горке и дети ваши будут залогом вашей верности!
Конец августа. Давид-городок.
- Ладно, - обреченно махнул рукой Тороп, поняв, что отвязаться от Снорри не удастся. - Я пойду встречаться с нужным человеком, а ты жди меня в корчме у городских ворот.
- Во, это ж совсем другое дело, - сразу повеселел скальд, - надеюсь там найдется бражка?
- Найдется, найдется.
Оставив драккар за поворотом реки и Руальда за старшего, Тороп с двумя своими людьми и Снорри отправились в город на встречу. Точнее, на встречу с человеком Журавля отправился сам Тороп, а Снорри предстояло приятное свидание с пивом, которого он был лишен уже неделю, что причиняло нурманну тяжкие страдания.
Пройдя вместе через городские ворота, спутники разделились - трое продолжили путь по городским улицам, а один толкнул дверь корчмы, из-за которой неслись весьма приятные запахи стряпни.
Корчма была переполнена народом, но местный охранник, окинув вновь вошедшего внимательным взором, быстро очистил от двух захмелевших забулдыг дальний стол - на него явно произвели должное впечатление и одежда пришельца и меч, примостившийся у того за спиной. Через пару мгновений к комфортно расположившемуся на скамье Снорри подошла молодая прислужница:
- Чего изволите, мой господин?
- Кувшин самого лучшего пива, мяса и сыра. Я пришел сюда ужинать - постарайся, чтобы я не ушел голодным!
- Может быть, мой господин, не откажется от жареной курицы?
- Не откажусь, если она будет такая же молодая и нежная как ты! - Снорри обхватил покрасневшую и смутившуюся девушку за талию и, не обращая внимания на хмурый неодобрительный взгляд охранника, усадил ее рядом с собой на скамью. - Скоро сюда подойдут мои друзья, так скажи на поварне, чтобы приготовили все на пятерых, только оставь часть в печи, чтобы не простыло к их приходу, а мне неси сразу - как на двоих. Потому что я голоден и умираю от жажды. Вот, держи - это за все.
- Здесь слишком много.
- Тут за ужин и за твою красоту - Снорри усмехнулся. - И за то, что ты побыстрее спасешь меня от жажды! Беги за пивом!
- Сейчас все будет, мастер. А может вам потребуется чего-нибудь еще? - Девушка легко, как козочка, вскочила со скамейки. - … Попозже вечером?
- Где буду я вечером, знает лишь норна Скульд, - со вздохом пропел Снорри. - Спроси меня об этом в конце ужина… - и легким шлепком пониже спины он ускорил движение служанки.
С серебристым смехом она скрылась за дверями поварни, и спустя небольшое время перед скальдом появился кувшин с прохладным пивом, тарель с копченым мясом, головка сыра и полкаравая хлеба. А еще немного спустя к ним добавилась румяная, истекающая горячим соком, курица.
Первое время Снорри, весь ушедший в процесс поглощения еды, не обращал внимания на происходившее в корчме. Когда же первый голод был утолен, до него донеслись звуки струн и негромкое пение в противоположном углу.
"Удачный вечерок", - подумалось ему. - "Вдобавок к доброму пиву, еще и встреча с собратом"
- Ей, певец, - крикнул скальд, дождавшись окончания очередной песни, - а ты можешь сочинить что-нибудь для меня? Я щедро заплачу.
- Мои песни не продаются, они рождаются из сердца, и я раздаю их всем, кто захочет их слушать, - ответил певец звучным голосом. Он нравился Снорри все больше и больше.
- Ладно, не обижайся. Вот, промочи горло, - по знаку нурманна служанка отнесла в другой угол полную кружку пива и кусок мяса с краюхой хлеба.
Пока певец отдыхал, скальд присматривался к нему. Росту чуть выше среднего, худой, жилистый, возраст - немного за тридцать. Что-то ещё… "Прищур, - понял Снорри - холодный прищур лучника, привыкшего бить любую дичь, и двуногую тоже". А небольшой шрам на левой щеке только подтверждал его догадку.
Меж тем певец, покончив с едой, тихонько перебирал струны и вопросительно смотрел на Снорри.
- Что ж, держи, - монета полетела из одного угла в другой и была поймана с необыкновенной легкостью, - Спой еще что-нибудь из родившегося сегодня.
Если рыщут за твоею
Непокорной головой,
Чтоб петлёй худую шею
Сделать более худой, -
Нет надёжнее приюта:
Скройся в лес - не пропадёшь, -
Коль не нравишься кому-то,
Кто других не ставит в грош.Здесь с полслова понимают,
Не боятся острых слов,
Здесь с почётом принимают
Оторви-сорвиголов.
И скрываются до срока
Даже книжники в лесах:
Кто без страха и упрёка
И за "вольность во князьях"!
Увлекшись песней, Снорри не обратил внимания, как в корчму ввалились двое стражников.
И живут да поживают
Всем запретам вопреки,
И ничуть не унывают
Эти вольные стрелки.
Спят, укрывшись звёздным небом,
Мох под рёбра подложив,
Князь им - он что был, что не был,
Жив - и ладно, если жив!Знают все лисовьи тропы,
И брега Горынь-реки,
Не пошедшие в холопы…
- Ах, ты, паскуда, - быковидный косматый стражник со всего размаху приложил певца. Тот, прерванный на полуслове, отлетел к стене, лишь жалобно звякнули струны. - Димитрий, вяжи его скорей, немалая нам награда выйдет. Теперь-то ему все его пакостные слова на Князя живо отольются. Ишь, чего удумал, честь нашу задевать. Как будто мы не княжьи люди и чести не имеем.
- Что? Кто там недоволен? - Стражник демонстративно выдвинул из ножен меч и оглядел возмущенных посетителей корчмы.
- Эй, ты, - Снорри неторопливо встал. - Я купил у этого человека песню. И хочу дослушать ее.
- Чего? А в поруб вместе с ним не хочешь? Там и дослушаешь купленную песню! - Оба стражника расхохотались. Видно было, что они привыкли к безнаказанности и не принимают своего противника всерьез.
Трррах!
Тяжелая глиняная кружка впечаталась в неприкрытую бармицей, наглую лоснящуюся рожу Димитрия. Тот мешком свалился на пол, захлебнувшись пивом вперемежку с кровью.
Бац!
Меч Снорри плашмя опустился на пальцы быковидного, оружие того еще не успело брякнуться об пол, а сам хозяин уже застыл в нелепой позе, уставившись на меч, замерший у его груди.
- Так ты говоришь, честь имеешь? - Снорри демонстративно покачал клинком вверх-вниз. - А сам, видать, из челядинцев князя будешь? И на вольного человека руку поднял? Надеешься за спиной князя отсидеться? Ладно, если честь имеешь, то знаешь, где дела чести решаются. До встречи на Поле Брани. Пшел отсюда, - он смачно влепил повернувшемуся "быку" промеж лопаток.
Выйдя из корчмы Снорри и певец почти сразу же столкнулись с возвращающимся Торопом.
- Ох, и натворил же ты дел, - покрутил головой тот, едва выслушал короткий рассказ скальда. - Пошли быстрее, надо выбираться из города.
На их беду городские ворота оказались заперты.
- Эй, открывай, нам к нашей лодье срочно нужно.
- Не велено открывать, - раздался сверху сонный голос стражника.
- Что ж мы права не имеем из города выйти?