- Теперь дело для тебя, Сновид. Нежату и десяток мастеров с семьями мы на полдень отправили. Размести в оставленных домах пришлых ратников, но так, чтобы все думали, что их полсотни - не более. Скрыть ото всех вражьих глаз подмогу, к нам пришедшую, не получится. А вот что их почти две сотни, а не пять десятков - не должен узнать никто!
- Я тогда слушок пущу, что это прибавок к слободской страже Неклюда, который ты ради переселения на новое место привел. Так и расспросов меньше, да и всем посельским, что станут корма везти в голову не придет больше выведывать. Тем паче к строгостям охраны слободской все уже привыкли.
Тем временем в приоткрывшуюся дверь заглянул дежуривший у входа в терем стражник. Не осмеливаясь войти к пирующим, он делал какие-то знаки боярскому ближнику, отчаянно пытаясь обратить на себя внимание. Наконец, это удалось и Мирон, грузно поднявшись, вылез из-за стола и прошествовал к двери.
- Ну, чего еще там? - вполголоса вопросил он. - Конца пира дождаться не мог?
Стражник, преисполненный неподдельным рвением, шустро посунулся к уху и зашептал что-то, почти неразличимое в шуме, производимом бражниками.
- Из Черторыйска? Очень важная весть сказывает? - на лице Мирона отразилась сложная внутренняя борьба: с одной стороны - не хотелось отрывать Хозяина от стола, а с другой - тот велел докладывать все важные известия незамедлительно. - Добро. Проведи его в особный покой, но так, чтобы никто не видел.
Прикрыв дверь за стражником, кинувшимся исполнять повеление, Мирон подошел к боярину и встал у него за спиной.
- Что? - не оборачиваясь, негромко бросил Журавель, ничем не показывая окружающим своего интереса.
- Гонец. От Рагуила из Черторыйска. Дело, говорит, очень спешное. Я велел его в особливую горницу провести.
- Сейчас идем. - Боярин поднялся, держа в правой руке кубок меду. Перекрывая шум пира, возгласил. - За одоление врага, други!
И единым духом осушил кубок под одобрительный рев собравшихся. Затем сделал рукой знак, дескать, продолжайте застолье и, сопровождаемый верным советником, вышел.
Длинной чередой переходов Сан Саныч шел на другую, особую половину терема. Требовалось привести в порядок мысли, наметить новые планы с учетом полученных только что вестей, продумать новые назначения. А для этого требовалась Она. Только Ей, Милораде, иногда раскрывал он свою душу, только Ей доверял больше, чем себе самому, и только Ее воля была способна удерживать рвущегося наружу Зверя на самом краю кровавой пропасти.
Негромкий скрип отворяемой двери не смог вырвать сидящую в кресле женщину из глубокой задумчивости. Она зябко кутала плечи в пуховый плат и, неотрывно глядя в огонь, гудящий в глубине печи, грезила о чем-то далеком. "О чем замечталась?"- хотел было вопросить боярин, подойдя к креслу вплотную. Но не смог, ибо едва положил ей руку на плечо, как сознание затопило волной огня…
Огонь. Это первое что увидел бывший сержант погранвойск, очнувшийся в теле четырнадцатилетнего мальчишки, в своем новом мире. Крики заживо сжигаемых людей, тошнотворный запах паленого мяса и растерзанные тела вокруг дошли органов чувств позже, да и не коснулись толком сознания, свалившегося в привычный боевой транс. Как рассказывал, вернувшись в Ратное, Пахом - единственный уцелевший из воев пятого десятка, в парнишку, отброшенного посторонь тяжелым ударом окольчуженного кулака, словно вселился дьявол. Не успел ударивший его ратник сделать пару шагов прочь, как тот взвился с земли и через мгновение обидчик уже глухо хлюпал перерезанным горлом. За первой жертвой последовала вторая - воин, бросившийся было наперерез, словил тяжелый боевой нож, невестимо как перешедший в руки пацана, прямо в глаз. И третья - еще один ратник, с которым бывший погранец столкнулся в узком проулке, заработал тычок рогатиной в пах и в тяжких мученьях уже на следующий день испустил дух.
Подоспевшие к побоищу вои не стали искушать судьбу и взялись за луки. Несколько стрел догнали беглеца, стремившегося вырваться из огненной ловушки. Его бег сильно замедлился, стал неуверенным, и спустя мгновение небольшая фигурка исчезла в стене пламени, отрезавшей путь к спасению. Никому и в голову не могло прийти, что он способен выжить в этой огненной кутерьме, потому оставшиеся в живых ратные озаботились в первую голову спасением собственных шкур да награбленного добра, очевидно, махнув рукой на раненого беглеца, сгинувшего среди пылающих домов языческого селища.
Но он выжил всем смертям назло. Через некоторое время бесчувственное тело нашла в лесу Милорада, чудом вырвавшаяся из лап насильников. Она, как и многие другие девушки окрестных селений, собралась почтить требами русалок, пуская венки по воде, завить нежные зеленые кудри стройных березок, прося дать жита погуще:
"Березонька моя кудрявая,
Кудрявая да моложавая.
Под тобой, березонька,
Все не мак цветет,
Под тобой, березонька,
Не огонь горит,
Не мак цветет -
Красны девицы
Хоровод ведут,
Про тебя, березонька,
Все песни поют".
Но светлый праздник кончился, не успев начаться - вместо прекрасных водных дев на них обрушилась стая одержимых похотью зверей в железе. И некому было защитить подвергшуюся поруганию молодость и красоту, ведь Русальи таинства не терпят мужских глаз, потому и защитников поблизости не было. Избитых, не по раз понасиленых девчонок связали и как скотинное стадо погнали на полночь, где их ждало горькое увядание в холопстве. Меж тем Сотня, отправив живую добычу к своему дому, принялась громить лесные селища, стоявшие вокруг Поляны Богов. Лишь одной Милораде удалось ослабить, а затем и вовсе распутать веревки и юркнуть в скопище лесного кустарника, мимо которого как раз гнали пленниц. Остальным же еще только предстоял тяжкий путь позора и унижений. Большинство не пережило даже одного года - одни наложили на себя руки, как только представилась возможность. Другие же - тихо угасли, оплакивая свой позор и страшную гибель родных.
Дождавшись, пока комонные, что гнали полонянок, скроются из виду, Милорада перевела дух и кружным путем, стараясь не попасться на глаза беспощадным находникам, отправилась к родному селищу. Издали почуяв запах гари, беглянка не рискнула выходить на открытое место и решила обойти поляну, где стояла соседская весь, поглубже стороной. Тут-то, она и наткнулась на лежащего в лесном ручейке, сильно обгорелого, в страшных кровоподтеках паренька. Сначала ей показалось, что стрелы, жадно впившиеся в плоть, исторгли всю жизнь из ребячьего тела. Но чуть позже ощутила слабое прерывистое дыхание.
Соорудив на скорую руку небольшой шалашик, девушка с большим трудом (недвижное тело оказалось страх каким тяжелым!) оттащила туда спасенного. Томимая недобрыми предчувствиями она со всех ног бросилась через лес к родимой веси. Но и там ее встретили одни головешки. Напрасно бродила Милорада вокруг останков домов и в отчаянии, уже не обращая никакого внимания на возможное возвращение ворогов, кликала живых. Ответом была только мертвая тишина да дымное марево, струившееся от обугленных остатков того, что еще вчера было многолюдным живым селищем.
В слабой надежде найти хоть кого-нибудь живого она побрела к другой веси, расположившейся на противоположном берегу речки Кипени, в трех верстах от них. Но и там была та же зловещая картина разрушений и смерти. И лишь на дальней окраине девушка услышала негромкий, но живой (Хвала всем Богам!) звук. Из густых зарослей смородины доносилось жалобное козиное блеянье. Когда она с трудом продралась через упругие зеленые ветки, то взору предстала удивительное зрелище: к козе с новорожденным козленком-сосунком крепко прижималась маленькая девочка лет пяти, испуганно поводя из стороны в сторону расширившимися от ночного ужаса глазенками.
Увидев незнакомого человека малышка собралась было уползти подальше в свое зеленое укрытие, но, разглядев, что перед ней не страшный убийца с обагренным кровью близких мечом, вцепилась в руку Милорады и разрыдалась. Еще некоторое время ушло на то, чтобы успокоить и, по возможности расспросить, девчушку о случившемся. Затем она нашла щербатую деревянную мису, приласкала и подоила козочку, которая доверчиво лизнула человеческую руку, избавившую раздувшееся вымя от бремени молока.
Напоенная сытной вологой Веснянка неутомимо шла за своей спасительницей, придерживая свою серую любимицу за левый рог, в то время как козленок удобно развалился на руках у старшей путницы. Больше всего Милорада боялась не найти устроенный утром шалаш, но и здесь (благодаренье Мокоши!) все обошлось - они вышли прямо к нужному месту. Пустив козу с козленком гулять на небольшую полянку, девушка немного посидела на бережку, давая отдых смертельно усталому телу. Парнишка лежал в той же позе, что его оставили, но дыхание было ровным, а кровь более не сочилась из ран. Решив пока не тревожить его Милорада скинула с себя изодранную праздничную рубаху и шитую яркими нитками паневу, влезла в небольшой бочажок и стала остервенело скрести свое тело грубым лыковым мочалом, будто надеясь смыть с себя всю мерзость нынешней ночи. Конечно, очистить израненную душу так же просто, как истерзанное тело, не удалось, но нежная прохлада ручья принесла большое облегчение.