– Из Алма-Атинской области. Есть такой поселок Дегерез, в ста километрах от города.
– Твоя соседка по комнате сказала, что ты сирота… – начала я следующий вопрос и тут же оборвала себя, заметив, как сдвинулись брови моей собеседницы.
– Да. Сирота. Только ты об этом не пиши.
– Хорошо. Не буду писать. Но все-таки расскажи, как это случилось.
Гульнара тяжело вздохнула и провела ладонью по лицу, словно этим движением воскрешала в памяти события прошлых лет.
– Мои родители, и отец, и мать, родились в Дегерезе и за всю свою жизнь дальше Алма-Аты никуда не ездили. А три года назад отец неожиданно выиграл в лотерею мотоцикл. Поскольку мотоцикл у него уже был, он взял выигрыш деньгами. И решили они с мамой всей семьей, со мной и моим младшим братишкой, съездить на курорт, на Черное море. Купили путевки, билеты на самолет, и все уже было готово к поездке, как вдруг за три дня до отправления у меня случился приступ аппендицита. Меня срочно положили в больницу и сделали операцию. Родители с братом улетели без меня, а через две недели мне сообщили, что самолет, в котором они возвращались с курорта, разбился под Алма-Атой.
Гульнара замолчала, медленно помешивая ложкой чай в стакане.
– Странное совпадение, – покачала я головой.
– Какое совпадение? Ты о чем?
– Я знала одну девушку. Ее родители и младший брат тоже погибли.
– Всякие бывают совпадения, – пожала плечами Гульнара.
– Значит, ты сама себе на жизнь зарабатываешь? – продолжила я допрос.
– Тетка иногда деньги присылает. Но немного. У нее самой четверо детей. Так что, приходится, в основном, на себя рассчитывать. Во время учебы я три раза в неделю, по вечерам посуду в ресторане мыла. А сейчас там же официанткой работаю. Через день, но с утра и до закрытия.
– Тяжело, наверное, приходится?
– Конечно, нелегко.
– Какой у тебя оклад?
– Оклад! – фыркнула Гульнара, – у официантов основной доход от чаевых. Вот, к примеру, вчера мне один дядька лысый десять рублей дал. Он там с девчонкой нашего возраста отдыхал. Ну и решил, видимо, перед ней выпендриться.
Гульнара неожиданно схватила меня за руку и вытаращила испуганные глаза.
– Только ты об этом не пиши!
– Не буду, не буду, – рассмеялась я.
В этот день Гульнара планировала сходить в обувной магазин, и я напросилась идти вместе с ней.
– Что ты собираешься покупать? – поинтересовалась я, когда мы, покинув общежитие, направились к трамвайной остановке.
– Туфли. Дешевые, а главное, без каблуков и платформы.
– Но это же не модно!
– Ерунда! – махнула рукой Гульнара, – они мне для работы нужны. А то я так набегаюсь по ресторану на своей "платформе", что к вечеру ногами уже двигать не могу.
На трамвае мы доехали до ЦУМа. В обувном отделе вся обувь оказалась именно такой, какую искала моя спутница: дешевая и не модная. Поэтому проблемы с выбором туфель у нас не было.
– Ты когда-нибудь пробовала казахские национальные блюда? – неожиданно спросила Гульнара, когда мы с покупкой в руках выходили из дверей магазина.
– Нет, никогда, – честно призналась я.
– Тогда я тебя сегодня угощу одним их них. Поехали на базар, купим мяса.
Мы снова сели на трамвай и проехали три остановки. Мясо Гульнара выбирала очень придирчиво, и мы обошли все мясные прилавки, прежде чем она нашла нужный ей кусок. Там же, на базаре, мы зашли в кулинарный магазин и купили тесто. Когда вернулись в общежитие, Гульнара без промедления приступила к стряпне. Я предложила ей помощь, но она наотрез отказалась.
– Лучше почаще бегай на кухню, следи, чтобы кто-нибудь наше мясо из кастрюли не стянул. Тут охотников много.
Я стала каждые две-три минуты наведываться на кухню, в промежутках с интересом наблюдая за работой Гульнары.
– Как называется блюдо, которое ты готовишь?
– Бешбармак, – улыбнулась девушка, – в переводе на русский означает пять пальцев.
– Странное название, – удивилась я, – причем здесь пальцы?
– При том, что казахи едят это блюдо руками.
Заметив мое вытянувшееся лицо, Гульнара громко рассмеялась.
– Не бойся. Мы с тобой будем кушать бешбармак вилками.
Пока варилось мясо, мы с Гульнарой успели о многом поговорить. Вернее, говорила, в основном, она. Я лишь слушала. Гульнара рассказывала о себе: детские годы, школа, университет. Незамысловатая, в общем, биография. Но я слушала ее, затаив дыхание. И дело было совсем не в том, что меня интересовало, с кем дружила или ссорилась Гульнара в детстве и юности. Дело было в моих ощущениях, к которым я внимательно прислушивалась. Время от времени я теряла чувство реальности. Порой, мне вдруг казалось, что я нахожусь не в комнате студенческого общежития, в центре Алма-Аты, а в бревенчатом доме в поселке Еремеевка, под Тулой. Мне казалось, что перед мной не девушка-казашка, студентка университета, а русская доярка по имени Полина. И еще мне казалось, что я – это не я, Ирина Урсу, а я – это Валерий Воронков.
Ощущения были невероятными. Я, словно в машине времени, перескакивала на двадцать лет назад, а затем возвращалась обратно. Туда-обратно, туда-обратно и снова туда-обратно, туда-обратно. От такой бешеной скачки во времени моя голова пошла кругом.
– Тебе нехорошо? – донесся неожиданно до моего сознания испуганный голос Гульнары, – ты побледнела.
– Да. Голова что-то закружилась, – чуть слышно пробормотала я.
– Это от голода, – заключила Гульнара, – у меня тоже в желудке сосет. Потерпи. Через пять минут все будет готово.
Бешбармак оказался удивительным на вкус блюдом. От обильного обеда у меня раздулся живот. Со стоном блаженства я откинулась на спинку стула. Гульнара последовала моему примеру. Некоторое время мы молча переваривали пищу.
– По тебе, наверное, много ребят сохнут, – Гульнара с завистью разглядывала мое лицо, – ты красивая.
– Ты тоже ничего, – в ответ улыбнулась я.
– Вот именно, "ничего", – вздохнула девушка, – большинство моих ровесниц из Дегереза уже замуж повыходили, детей нарожали, а у меня еще ни одного парня не было. Да что там парня! – Гульнара с отчаянием махнула рукой, – у меня даже подруг настоящих нет, с кем бы я могла поделиться горем или радостью. Иногда мне кажется, что это происходит из-за моей любви к рисованию. Мои рисунки заменяют мне друзей. С ними я беседую, грущу и радуюсь. Им я изливаю свою душу.
Гульнара замолчала ненадолго, а затем тихо добавила.
– Знаешь, ты первая, с кем я вот так, запросто откровенничаю. Хорошо, что ты приехала. Мне с тобой легко и….
В этот момент с шумом распахнулась дверь, и в комнату влетела Сауле.
– Я сразу догадалась, что это из нашей комнаты так вкусно пахнет! По всему коридору аромат разносится! Мне что-нибудь оставили?
– Оставили, оставили, – успокоила ее Гульнара, – садись, ешь.
Пока Сауле накладывала бешбармак себе в тарелку, я встала из-за стола и подошла к Гульнаре.
– Я пойду, – шепнула я ей на ухо, – бабушка уже, наверное, волнуется.
Гульнара схватила меня за руку.
– Ты еще придешь?
– Конечно приду.
Я нежно погладила державшую меня руку.
– Завтра я весь день работаю, – виновато улыбнулась девушка, – приходи послезавтра.
Весь следующий день я провалялась на диване с книгой из богатой библиотеки Надежды Алексеевны. Ночью долго не могла уснуть. В голове роились тягостные мысли.
– Ну вот, встретились, – рассуждала я, – а что дальше? Поболтаем, погуляем и вновь разъедемся в разные края? Я ведь даже не могу ей сказать всей правды без страха сойти за сумасшедшую. Да и что я ей скажу? Что в тебе живет душа бывшей любовницы человека, душа которого живет во мне? Бред! Что же делать? Что делать?
Уснула я, так и не найдя ответа на мучивший меня вопрос. На следующий день Гульнара встретила меня сообщением, что собирается показать мне главную достопримечательность Алма-Аты, знаменитый высокогорный каток Медео. Я охотно согласилась, тем более, что ни разу в своей жизни в горах не была.
Горы поразили меня своей величественной красотой и монументальностью. И еще меня удивило свойство гор совмещать несовместимое. Например, тесноту и простор. Стоя на одном и том же месте, можно ощутить и щемящее душу давление скал и, чуть повернув голову, огромность расстояния от одной вершины до другой. А вот еще пример этого свойства: совмещение тишины и шума. Бытует выражение: "мертвая тишина". Для гор это выражение совершенно неприемлемо. Растут цветы на склоне, между ними порхает бабочка, скачет белка по веткам дерева, и все это происходит в глубочайшей тишине. Даже человеческий крик, даже шум горной реки не нарушают этой тишины. Они существуют как бы отдельно от нее. Словно в параллельном мире.
Каток Медео на меня особого впечатления не произвел. Каток, как каток. Ни Гульнара, ни я на коньках толком кататься не умели. Тем не менее, взяли в прокат коньки, и где шагом, а где и ползком на четвереньках одолели три круга. На четвертом круге я "выбросила на ринг полотенце".
– Все, – тяжело выдохнула я, – больше не могу. Давай передохнем.
Гульнара охотно согласилась с моим предложением. Мы добрались до ближайшей скамьи и с превеликим облегчением рухнули на ее жесткое сиденье.
– Девушки, хотите мы вас научим кататься?
Мы одновременно вскинули головы. Перед нами стояли на коньках два парня-казаха. Напротив меня остановился высокий, с атлетической фигурой молодой человек с приятными чертами лица и большими, выразительными глазами. Напротив Гульнары расположился парень невысокого роста, худощавый и, как я заметила, с формой ног, весьма удобной для верховой езды. Я решила поскорее избавиться от навязчивых ребят.