Эй, Синцов, притормози, это же педофилия в чистом виде, сказал я себе. А Джульетте было всего четырнадцать лет, когда она с Ромео закрутила роман века, отвечаю. И вообще, ручка у нее такая крепкая и пахнет земляничным мылом. А волосы на солнце отливают серебром.
А старшая сестренка уже вернулась с покупками. Парни все в руках коробки тащат, а один – ящик водки.
- Кружки, - говорю. – Разливаем на два раза, по пятьдесят граммов. И девушкам нашим. И патрулю тоже. Морячок, иди к нам, плесните ему и его салажатам. Не чокаясь, за сто двадцатый полк, что погиб, но не отступил и не сдался. Залпом!
Машеньке я грамм тридцать плеснул, зато ее сестренке полная наркомовская норма досталась. Выпили и закусили. Остатки разлили. Четыре бутылки Астахов прибрал.
- За нас, рексов спецназа. И за братьев наших, морскую пехоту и воздушный десант. Все мы с винтовками наперевес к черту в зубы лезем. Ура.
Вора бывшего чуть в сторону оттаскиваю.
- Сейчас наберешь им продуктов и пойдешь относить. Если, что срочное, я младшую пошлю. Давай, отрывайся до вечера.
И денег ему еще выдаю.
- Не накладно тебе будет на мои удовольствия столько тратить? – насторожился блатной.
- Дурак, мы на всех базу готовим. Это не малина, чистый адрес, в случае чего – приехали на побывку, проездом через город. Документы у тебя уже чистые – хоть женись на ней. Иди уж, девушка созрела, - говорю ему.
И сразу на Машеньку переключаюсь.
- Пока они по хозяйству хлопочут, может, мы просто погуляем? Кино посмотрим, мороженое поищем. Есть еще эскимо в Ленинграде?
И оттопыриваю локоток в истертой гимнастерке. Почти кавалергард.
Машеньку детали не волнуют, она только ремни с кобурой видит, и глаза шальные, что глядят на нее с неподдельным интересом. Эх, девчонки, что вы с нами делаете…
Далеко мы не ушли. За углом оказалось чистое парадное, там мы и устроились обниматься и целоваться. Сколько времени прошло - не знаю. По аллее шли Снегирев с Михеевым, и вид у них был нерадостный. Перед ними летел мелким бесом типчик в начищенных до блеска сапогах, а позади шел наряд сопровождения, четверо младших сержантов НКВД, все с автоматами.
- Стрелой домой, и оттуда не шагу, - говорю, а рука с крепкой девичьей грудки не убирается, живет своей жизнью, ей там так хорошо, что и не вышептать.
Волевым усилием сделал шаг в сторону, а дальше легче стало. Вылетаю из парадного и ору привычное:
- Застава, в ружье!
Этим кличем в строй можно и мертвого пограничника поставить. А уж семьдесят живых, да слегка выпивших, при двадцати ручных пулеметах и четырех станковых развернулись для боя на счет три. Гостей незваных сразу на прицел взяли. Они с шага сбились и с лица взбледнули.
Я эту сценку ставлю, мне и первое слово. Посмотрел я на кучерявого коротышку в начищенной обуви и сразу все о нем понял.
- Что, - говорю, - евреи люди лихие, только солдаты плохие? Бежишь записаться в славный заградительный отряд старшего лейтенанта Снегирева? Можем взять, с испытательным сроком…. Первую неделю будешь сапоги чистить, вон какой умелец.
- Это, - промямлил Снегирев.
Снегирев-то. Который по финским тылам с одной винтовкой ходил. Что с людьми близость начальства делает.
- Товарищ старший лейтенант, личный состав отряда готов выполнить любую задачу.
И смотрю на гостя кучерявого, прикидываю, где его лучше расстреливать, у какой стенки. И мысли свои игрой лица подкрепляю. На гениталии его посмотрел, типа хочу первым выстрелом яйца отстрелить. Есть на свете чтение мыслей на расстоянии. Сразу его пот прошиб, гонор слетел и даже его сапоги, будто пылью припорошило.
- Будешь еще здесь права качать? – спрашиваю ласково. – Так лучше не надо. Изя или Яша, как там тебя мама назвала? Не надо, Изя. Здесь все люди нервные, прямо с фронта, все может закончиться совсем не смешно. А теперь иди обратно, и через десять минут возвращайся с точными адресами, где нам дадут продукты, где помоют, и где мы будем спать. И пусть все это будет близко. Ведь мы устали, подвиги совершая.
- Вот о подвигах! – почувствовал он твердую почву под ногами. – Скромнее надо быть в своих фантазиях! Роту они на дороге расстреляли! Генерала убили! Склады уничтожили! Да я вас...
Договорить я ему не дал. Наших прикомандированных артиллеристов пальцем поманил, они, за разговором следя, к нам три рюкзака поднесли. Лень мне было с узлами возиться, перерезал веревку ножом. И высыпал ему под ноги удостоверения немецкие и ордена с медалями.
Брюнет заткнулся. Второй вещмешок ему просто рядом положили, а с третьим стали возиться.
- Вот, - сказал один из наших блатных, тоже вор авторитетный, второй у них в компании по значимости, – голова генерала, в фуражке и с моноклем. Иди, покажи старшим, пусть порадуются. А это его полевая сумка, генеральские документы и ордена.
И сунули ему отрезанную и слегка подкопченную голову в руки. И похлопали его по плечам, и, веселясь, пнули в жопу.
- Иди, и налаживай наш быт. И никогда не сомневайся в наших словах. Наряду документы собрать, передать в разведотдел для анализа и использования в работе. Выполнять, - говорю. – Отряд, отбой, накладка вышла. Отдыхаем.
Снегирев распрямил спину, плечи развернул.
- Вот таким ты мне больше нравишься. Мы их тут всех похороним, и скажем, что так и было. Главное – покойников правильно обозвать, и тогда все будет хорошо.
Минут через пять вылетел из штаба человечек из канцелярии, принес нам прикрепительные документы к столовой Кировского района, талоны в санпропускник и направление на заселения. В любое пригодное здание по согласованию с инструктором горкома Свиридовым. Согласуем.
- Тут школа недалеко, займем спортзал и пару классов. Вода есть, свет тоже, пару печек добудем – и заживем счастливо, - предлагаю.
И никто со мной спорить не стал, глядя на мои лиловые от страстных поцелуев губы. Эх, девчонки...
Во избежание морального разложения отряда и почивания на лаврах, Снегирев сразу всех построил согласно устава гарнизонной службы. Караул, дежурное отделение, хозвзвод – все были при деле, и рук на все не хватало.
Утро началось еще лучше. Привезли форму, полевую и парадную, шинели и полушубки, сапоги и валенки. И документы. Посмотрел я на свои - капитан НКВД Синицын Олег Алексеевич, заместитель командира заградительного отряда номер двадцать шесть по разведке. Можно и по городу пройтись, не опасаясь патрулей.
Михеев помог мне форму подогнать. Непривычная мотня на пуговицах, высокий подшитый воротничок, петлицы с золотыми эмблемами – все было необычно и неудобно. А уж портянки в хромовых сапогах... Только кроссовки свое уже все равно отходили. Надо было привыкать к новой обуви.
Всех артиллеристов Снегирев тоже записал в списочный состав отряда. Они стали моими подчиненными – отделением разведки. Командиру присвоили звание капитана, Михееву дали младшего лейтенанта и назначили командиром третьего взвода. На первый и второй встали Морозов с приятелем.
- Вечером гуляем всем отрядом, - залез я в мешок и вытащил последние деньги. – Трать экономно, а мы пойдем за имуществом присматривать, а то кот из дома - мышкам праздник. Где-то у нас буксир стоит с нашими подранками, пора проверить, как там у них дела. Отделение разведки, к выходу готовиться. Разомнемся, засиделись в тепле...
В районном штабе народного ополчения выпросили полуторку с тентом над кузовом и скамейками для пассажиров. И полетели вдаль по шоссе, прямо на Шлиссельбург.
- Город проезжай, потом вернемся. Езжай прямо на Новгород, пока немцев не встретим, - кричу шоферу.
- Каких немцев? – тормозит он.
- Злых и противных, будем их отгонять от колыбели революции. А по дороге будем трофеи собирать, – это я уже своему отделению поясняю. – За крысятничество – сразу на перо поставлю, всю добычу на общак, командир поделит честно.
Прониклись бывшие блатные.
- Гражданин капитан, то есть товарищ, а вы каким краем нашей жизни касались? – один рискнул спросить.
- Это ты так технично пытаешься узнать, не было ли у меня уголовного прошлого, - усмехаюсь добродушно. – У меня не было, товарищ мой полтора года под следствием сидел, пока следователей не перестреляли. Кое-что знаю о вашей жизни. И уголовное прошлое – не преграда для карьеры. Посмотрите на товарища Сталина, а ведь он в 1905 году был простым налетчиком, грабил Тифлисское казначейство. Батька Махно был из грабителей, только позже стал врагом Советской власти. У нас деньги кончаются, так что крутите головами по сторонам, кто банк увидит или сберкассу – кричите сразу, будем брать. Один черт, все немцам достанется. Потребкооперацию тоже распотрошим, продуктов много не бывает. Кто машины водит? Или трактора?
Нашлись два водителя и один тракторист. Это порадовало.
У городской конторы государственного банка стояли два мотоцикла и бронетранспортер. На крыльце терся часовой, но все его внимание было сосредоточенно на чем-то происходившем внутри.
- Рывком вперед! Меркулов, ты у нас душегуб знатный, сможешь его на нож взять?
- Да как два пальца обоссать.
- Он твой, если повернется - стреляйте, нельзя его к пулеметам пропустить.
А их там четыре, по одному на мотоциклах и два на бронетранспортере. Кстати, это был тоже наш БА-10М, только пушку сорокапятку с него сняли, и воткнули пулемет. Их три тысячи до войны наклепали, все немцам и достались прямо в гаражах. Педерасты гнойные. Это я о наших вождях, если кто не понял. К немцам у меня претензий нет. Они на нас честно кинулись, объявление войны протявкав.
В глубинах особняка громко рвануло. Горе-сторож убежал с крыльца.