- Заберем из ремонта самый лучший самолет, летчиков выберем одиноких, загрузим борт под завязку, и слетаем в Швецию. А там ты решишь, просто золото пристроим в банк, а сами вернемся, или там останемся с нашей резидентурой работать. Я только к языкам не способный, поэтому всегда работаю на уровне – подай да принеси. Еще было бы хорошо нашу группу из крепости забрать, там шесть человек. Снегирев, Михеев, Меркулов и три девушки. Вашу бывшую машинистку ты знаешь, - давлю ей на чувства.
- Такая красивая пара, - говорю, а сам думаю, кто меня из них первая убьет, Леночка или Светочка.… Или сговорятся и на пару меня прикончат, коварного изменника, а потом будут по очереди ходить ко мне на могилу, скорбеть в тишине. Эх!
- И еще. Я там одну молоденькую девочку соблазнил, тебя же не было рядом, а жизнь-то идет, ты уж с ней не ссорься.
Всего ждал, даже выстрела в упор, только не смеха.
- Какая одинокая девочка? Из твоего гарема? По всему фронту слухи ходят, что ты с целым учебным взводом жил, пока их у тебя не отобрали, - хохочет, заливается. – Что было, то было, а чтобы впредь не повторялось – пойдешь ко мне заместителем, хоть на глазах будешь.
Сижу, обдумываю предложение. Настоящие документы – это плюс. Мощное удостоверение, не хуже прежнего. Все время на виду у Ивановой – это минус. Она меня к пещере одного не отпустит, всю группу следом поведет. Зато сразу зарплату можно получить, хозяйке отдать – обещал денег, а у меня, их давно нет, все в коммерческих магазинах потратил, пока они работали.
- Согласен, - говорю, - только на встрече с агентурой выполняешь мои приказы беспрекословно. - Сказал: "Отдайся", и ты отдаешься.
- Ты только сказать не забудь, а я тебе отдамся, хоть на площади, - говорит Иванова, куда только скромность делась, непонятно.
Договорились. Все со стола не съели, но откусили много. И на работу пошли.
В отделе НКВД меня встретил незримый оркестр, чествующий героя.
Иванова засела в кабинете у начальника отдела – учет дел проверять, и другие вопросы, в основном канцелярские. Время незаметно пролетело, и наступило время на ужин идти. Деньги были не зря потрачены. Стол был довоенный, от всего просто ломился. Пироги всех видов. С рыбой, грибами, мясом, смешанными начинками. Пирожки ягодные. И рыба, рыба, рыба... На озере же живем. Где они сома взяли?
- Сразу предупреждаю – на горячее уха монастырская, по рецепту монахов из обители, под настойку идет исключительно, по три тарелки люди съедают, – гордится собой и своим краем сержант.
Показываю ему большой палец – молодец. После первой рюмки Иванова предложила общаться без чинов.
- Точно, как на ассамблеях петровских, все еще до войны фильм смотрели? – поддержал предложение начальник отдела, капитан, как и я.
А мы с сержантом практики – уже по второй наливаем.
- За то, чтоб нам осталась власть, чтоб сладко есть и много красть! – говорю тост.
- И чтобы на исходе дня власть не поймала бы меня! – продолжил сержант.
Это был тщательно подготовленный экспромт. Зато главврач больницы сразу его оценила, и подсела поближе к сержанту.
Историю для рассказа я ему тоже подобрал подходящую. Просто от сердца оторвал. Но до них дело еще не дошло. Пока просто пили, ели и общались. Ладога встала, у нас была короткая передышка, мы наслаждались жизнью, и плевать мы хотели на всех неудачников, пусть даже их целый город. Да хоть страна, лишь бы нам было хорошо. Кого-то волнует, что у курдов уже четыре тысячи лет родной страны? Ну и меня это не волнует. Гитару притащили, песни запели. Выпивать не забывали. Иванова рассказала, как на репетиции с Руслановой вдвоем пела "Ах вы сени, мои сени…".
- Смотрит как-то товарищ Берия – грустно товарищу Сталину. И решил его развеселить. И говорит ему: "Немцы разрабатывают новое оружие – психотропное. Если его использовать, все немцы станут фанатиками, будут траву жрать и радоваться". И точно, улыбнулся товарищ Сталин. "Видишь, Лаврентий, как сильна марксистско-ленинская философия. Нам, большевикам, никакого психотропного оружия не надо, наш народ и так радуется, когда траву жрет".
Докторша хохотнула нервно, и тоже замолкла. Не оценили?
- Ну, выпьем за товарища Сталина и наркома НКВД товарища Берию! Ура!
Это мой приятель сержант. Выручает ведущего, меня то есть. Конечно, выпьем, раз налито. Вздрогнули. Рука сержанта уже на талии главврача, но чувствуется перекос в составе компании, три девушки на восемь парней. Причем Иванову все побаиваются.
Она здесь любого расстрелять может, кто ей не понравится. Права у Смерша немереные. Ладно, пойду к ней работать, если ничего не выйдет с возвращением в свое время – перебежим за границу или переведемся в космическую программу, там тоже на одного конструктора десять сторожей. Так страну и сожрут потихоньку, дармоеды всех мастей, партия, правительство, местные элиты и армия их обслуги….
- Народ, нам это изобилие за неделю не съесть, - говорю, - давайте девчонок позовем, они подкормятся, и нам легче будет, и еда не пропадет.
Наша третья девочка, такая страшненькая, кожа пятнистая, волосы редкие, зубы тоже, очки в стальной оправе ее совсем не украшают, глазами злобно засверкала – не хочет она видеть за нашим столом местных девушек. Но одинокие мужчины меня дружно поддержали. Набежало врачей и медсестер десятка полтора. Сразу веселее стало, всем, кроме страшилки в очках.
- Эй, иди к нам, чего ты там затаилась? – предлагаю ей.
Подкралась робко, неспешно. А двигается хорошо, грациозно, отмечаю.
- Ну, за величайшее изобретение человечества – за водку! Она делает всех людей друзьями, а девушек красавицами!
Народ уже танцы затеял, игры с сексуальным подтекстом – в "бутылочку" да в "веревочку".
- Мы же люди взрослые, - говорю, - пойдем сразу, падем в койку, и проверим, кто тут настоящий боец, а кто просто прикидывается.
Иванова от моего нахальства растерялась, и утратила инициативу, а потом и остатки добродетели. А потом все увлеклись экспериментами и полностью забыли про мораль и нравственность.
- Света, надо девушку тоже в Смерш забирать, она тут от тоски зачахнет, - говорю проникновенным голосом.
- Сейчас я всем разговорам про твой гарем верю, - отвечает мне полковник Иванова. – Новый набираешь?
- Так ведь совсем маленький, ты и она, как ее бросить? И ест она немного, и работать кто-то должен, не я же буду справки писать? Да, кстати, выдай мне зарплату, я хозяйке денег обещал, а нету, - отвлекаю Свету.
Страшилка сидит зажавшись, судьба ее решается.
- Эй, - говорю, - ты дева-воин, Валькирия битвы, ты ничего не боишься, никого не стесняешься, ты сестра смерти и вершительница судеб. Пошлю тебя на стажировку в крепость, есть там паренек, снайпер от бога, он тебе технику стрельбы поставит, будешь за километр намеченной цели в глаз попадать. Дыши свободно, ты среди своей семьи.
Плечи развернула, грудь перестала прикрывать, изогнулась вся, подумала, и ногу подогнула. Завлекает.
- Совсем другое дело, - оцениваю усилия девушки.
В бане мы ее подстригли коротко, я прочитал девушкам лекцию о косметике вообще и природных средствах в частности, сделал им массаж и маски из ягод.
- Это из курса "Клеопатра" школы Коминтерна, - вру беззастенчиво, цену себе набиваю. – Буду вам опыт передавать, бесценный и уникальный. Цените.
Страшилка оказалась лейтенантом НКВД, связистом. У нее даже рация была, только передавать было нечего. С городом можно было и по телефону поговорить, а на станцию посыльного отправить. А звали ее Аленушкой Порфирьевой.
- Эх, Алена, нам ли жить в печали? – говорю радостно, силы восстанавливаются, жизнь налаживается, и первый раз за все это время у меня настоящие документы без всякого обмана.
В Смерше у многих личные дела начинаются просто с выписки из приказа: "Назначен…", и все. И у меня так же – назначен заместителем начальника Ладожского отдела. А страшилка – командиром специальной группы. Будет по болотам немецких агентов искать, чтобы они нашу клюкву не съели…
На фронте дела шли не шатко, не валко. Концентрация советских войск достигла такого предела, что немцы в них просто увязли. К северу от Тихвина засели в лесах 44ая и 191я стрелковые дивизии. На Большом Дворе развернулась 65я. Южнее потерянного города держали оборону 27я кавалерийская и 60я таковая дивизии. Еще южнее находились 92 стрелковая и 4я гвардейская дивизии. Позади у всех была подернутая свежим ледком Ладога, пути для отступления не было.
Первыми контратаковать стали гвардейцы и танкисты. И немцы откатились к Тихвину. Войска встали в неустойчивом равновесии. Соединения с финнами не получилось, да и наступление холодов сильно осложнило жизнь войскам вермахта. В орудиях замерзала противооткатная жидкость, в строю оставались только трофейные советские пушки и гаубицы. Но и их было слишком много. Под Синявино еще от одной дивизии Красной Армии остался только номер…
Вся 52я армия советских войск атаковала позиции 126 пехотной дивизии немцев, четыре дивизии против одной. Успехов у атакующей стороны пока не было, только потери. Но, по крайней мере, немцы перестали наступать на Вологду.
Наше начальство, управление Смерша фронта, разослало во все отделы очередной приказ – усилить, углубить, и между прочими пунктами обязательной отчетности ввело мимоходом графу о количестве расстрелянных врагов. Ни хрена себе.