- Хорошо, будет чем за облигации займа рассчитаться, - соглашается женщина, а я тем временем уже раздеваюсь.
Шинель на лавку – ей укроюсь. Китель, галифе, рубашку свернул аккуратно, сложил стопочкой, рюкзак рядом. "ТТ" под матрас. "Вальтер" под подушку. "Маузер" от Троцкого – в ботинок. Маузер от Урицкого и четыре обоймы патронов к нему протягиваю хозяйке.
- Задаток, чтобы не думала обо мне плохо, - говорю.
Взяла со знанием дела, наградную пластинку пальцем поскребла, обойму выщелкнула, затвором лязгнула, бойком щелкнула.
- Точно, - говорит, - совестливый мальчик, одних пистолетов четыре штуки, из них три чужие.
- Не чужие, а трофейные, - поясняю ей ситуацию. – И продукты из рюкзака сама достань, жалко будет, если колбаса пропадет.
На лавку лег, и отключился, приходи, кто хочет, вяжи Синицына…
Три дня только в туалет ходил, прогулка по огороду туда и обратно. Вот он, особый путь России – в сортир. Нормальный ватерклозет уже недопустимая роскошь для народа-богоносца. Но, в конце концов, отлежался. Проскочил в очередной раз мимо девушки с косой.
За это время остатки бригады вернули в Ленинград и перебросили на восточный берег самолетами. Так же – самолетами, перевозились и две стрелковые дивизии – 80я и 281я. Только без орудий, их в самолеты загрузить было невозможно.
Интересно, что думали о своем командовании бойцы, погибающие без артиллерии под гусеницами танков вермахта? Их не спросишь, не выжил никто. Красноармейцы стали сдаваться в плен - под Тихвином подняли руки и бросили винтовки почти двадцать тысяч человек.
9 ноября немцы силами двух дивизий без боя заняли Тихвин. Советских частей в городе не было, они все маневрировали в полях, ища противника…
Вермахт, по своему обыкновению, стал немедленно возводить оборонительные сооружения, рыть траншеи, строить блиндажи и натягивать колючую проволоку. Все как всегда.
А я наколол дров, протопил баню, и помылся в будний день. Выздоровел.
Пора было с хозяйкой рассчитываться, раз обещал.
Путь мой лежал в районный отдел НКВД речного пароходства. Прихожу, предъявляю документы. Сержант начинает выкобениваться, печать Совета обороны ему не нравится.
- Ты, - говорю ему задушевно, - сука лагерная, проститутка сифилисная, ты что, хочешь по первому осеннему льду по Ладоге в разведку пойти, дорогу прокладывать? Так я тебе это устрою, гнида тупая. Или ты ошибку осознал, и начинаем все сначала, как будто этого разговора не было?
- Здравия желаю, товарищ капитан НКВД! Подождите минуту, сей момент доложу! Мы вам очень рады, редко у нас гости из города бывают, все проездом, проездом.
Вот так бы сразу, а то печать ему не та. Сам знаю, зато подпись настоящая.
С начальником мило побеседовали на отвлеченные темы, я его предупредил о создании Военно-автомобильной дороги №102, он мне поведал о прекращении навигации. По всей Ладоге еще дня два-три смогут ходить два ледовых буксира. А как лед и их скует, тут и объявят о конце сезона.
Всюду мелкие хитрости, переходящие в крупное вранье. Короче, мне тут еще дней десять надо продержаться, а потом по льду уйти в цитадель. И выкинуть из головы всякую чушь, что я кому-то должен помогать. Это их жизнь – пусть сами выкручиваются. Когда я загибался, никто на помощь не кинулся, просто удалось выжить. Такие дела.
Выхожу из кабинета, маню пальцем сержанта. Достаю из кармана золотой царский червонец.
- Это тебе премия – за понятливость.
Достаю еще два.
- Это – кубометров пять хороших сухих березовых дров, разгрузить во дворе у моей хозяйки – люблю париться часто, а не только по выходным.
- Сделаем, - обещает сержант.
Понятно, три лагеря рядом, все лес пилят. Бригаду заключенных пригонят, те за два часа поленицу скидают.
Достаю еще два.
- Первый – продукты домой, мясо, сало, картошка. Второй – сделаешь здесь поляну, отметим начало совместной работы. Сам выберешь, кого пригласить, и что на стол поставить. Вопросы есть? Вопросов нет. И вообще – бди. Докладывать будешь мне лично.
На прощание удостоил сержанта рукопожатием. Вот так, возьми наглого холопа за глотку, дай ему почувствовать настоящую силу хозяина жизни и смерти, и он твой раб навсегда. И никаких обязательств с твоей стороны.
Дрова прямо вечером и привезли. Шесть заключенных, три конвоира на трех машинах. Там кубов восемь оказалось. Ладно, больше не меньше. Хозяйка охране самогонку сунула, а арестантам хлеба и вареные яйца.
У всех день стал удачным, все были счастливы.
Утром сержант прибыл лично, привез продукты на телеге, и предупредил, что праздничный банкет, по-модному – "поляна", намечен на завтрашний вечер, и состоится в ленинской комнате местного госпиталя. Вкусы гостей учтены, все будут довольны.
- Молодец, - искренне хвалю его.
Обрадованный сержант умчался на службу. Не успел я соскучиться, как он явился вновь.
- Телефонограмма из штаба фронта – к нам едет представитель "Смерша". Будет после обеда, - сообщает новость.
- Ну и хорошо, побеседуем, разведчики – народ веселый, по себе знаю.
Побрился, поел, чтобы в животе не урчало, сапоги почистил и пошел на настоящего волкодава смотреть, удивляться.
Дверь настежь, суровый голос местного начальника матом чихвостит, это дело обычное. Тут многие матом не ругаются, они просто на нем разговаривают. Пора и мне влезть в беседу.
- Здравия желаю, товарищ полковник НКВД! Поздравляю вас с присвоением высокого звания. Приглашаю в гости, погода замечательная, грязь замерзла. Прогуляемся, побеседуем.
- Говорили мне люди, что тебя убить нельзя, Синицын. Только я в это не верю, - говорит представитель Смерша.
- Я тебя тоже очень люблю, Света, - говорю я полковнику НКВД Ивановой.
Это она удачно с подругой Жукова, певицей Руслановой подружилась. Взлет карьеры просто фантастический. И к старой медальке новенький орден. Красной Звезды.
Вышли мы из отдела, и пошли по поселку под ручку.
- Куда идем? – спрашивает Иванова.
- Ты еще спроси – зачем?
- Ну, такого вопроса не возникает, все люди взрослые, и так столько времени потеряли. Про тебя и твоих зенитчиц в крепости легенды ходят, - говорит она сердито.
- А ты и рада слушать, - отшучиваюсь я.
Никогда не надо спорить с девушками, их лучше чем-нибудь отвлечь. В мою комнату вошли, сразу дверь закрываю, первый раз за все время, и без лишних разговоров падаю с Ивановой на кровать.
- Итак, - шепчу я ей на ушко, мы расстегиваем пуговицу на шинели, верхнюю или нижнюю? Проблемы выбора налицо, расстегиваем обе... У нас много времени, оно все наше, нам некуда торопиться....
Глава 9.
Проснулись после бурной ночи почти к обеду. Иванова сидит на кровати, призадумалась.
- Света, - говорю ласково, - давай сразу договоримся. Мы с тобой друзья навек, но если тебе по делу придется меня расстреливать, я обижаться не буду. У наших союзников американцев есть отличная формулировка: "Ничего личного, это просто бизнес". И стреляют. А сейчас позволь мне сделать тебе маленький подарок…
Беру рюкзак, достаю сверток, первый попавшийся из двух, разворачиваю – цепь камергера. Мне и колье было бы не жалко, но что в руки первым попало, то и подарим.
Надеваю на Иванову украшение, ложится золото прямо на девичью грудь, как здесь и было.
- Проживет родина без тебя еще полчаса? – спрашиваю. – Без меня-то она точно проживет.
Недооценил я темперамента девы севера, час покувыркались, и еще минут десять дыхание восстанавливали. Первым делом в туалет и сразу в баньку, благо она все время теплая стоит, дрова не экономим. Выходим, что-то подсказало одеться, внутренний голос, очевидно. Во дворе мой клеврет в местном отделе, сержант переминается с ноги на ногу.
- Товарищ капитан НКВД, что с застольем будем делать? – уточняет.
- Проводить, просто за столом будет еще одна девушка, наш милый полковник, а водителя ее устрой где-нибудь в уголке, накорми и налей. Не обеднеем.
И барской рукой высыпаю ему последние пять червонцев. Блин, надо было сотню брать…. Одно изумрудное колье у меня осталось, но его я сразу хотел в цитадель доставить. Эх, девчонки, что вы с мальчишками делаете!
- Бегом давай, нашим скажи, через час зайдем, пусть не напрягаются, Смерш нами доволен, - радую его я.
За стол сели, картошка в мундирах, капустка квашеная, соль в солонке, большое дело для тех, кто без соли ел, сало старой засолки, уже желтоватое, но запашистое, дух стоит от трав и чеснока на всю комнату. Ну, грибочки соленые, они же маринованные, брусника моченая, клюква развесистая в сахаре. Русский север, понимать надо.
В графинчике первачок на ягодах настоянный плещется. Свете наливаю, себе не стал. Девушка посмотрела вопросительно.
- Болел сильно, недавно ходить стал, слаб еще, боюсь опять свалиться, - объясняю. – Давай немного о делах.
Достаю ключ из гимнастерки.
- Это от кладовой конфискованных вещей в нашем штабе. Там картины, оружие коллекционное, от кинжалов до наградных сабель, кавалерских и орденских, и фарфора царского гора. За него сейчас настоящую цену никто не даст, но если его придержать, то лет через семьдесят он будет в два раза дороже золота. Не нам, так нашим внукам пригодиться. Ну, и просто золота там с полтонны будет. Вот такой у меня для тебя свадебный подарок, - и чмокаю девушку нежно в щечку.
- И что дальше будем делать? – спрашивает Света.