Лао-цзы встретил почтительное приветствие и слова молодого человека довольно резко: "Избавьтесь от самодовольного вида и множества желаний, от привычки втираться в доверие и необузданной воли. Они вам совершенно ни к чему - это все, что я имею сообщить вам".
Конфуций "сделал благородное лицо", подал в отставку с должности "главного погоняльщика овец и баранов", но не устроил себе харакири, а добился увольнения мудреца.
"Патриот и государственник" подсидел "смущённого налоговика". Всё, что "не к чему" - оказалось "к чему". Бедному Лао-цзы, который всю жизнь провёл в архиве, пришлось выйти из императорского дворца в незнакомый, дикий и пугающий мир. Это было настолько не похоже на прежнее, контраст был столь велик, что он написал:
"Повседневный мир людей ясен и очевиден,
один лишь я живу в мире смутном,
подобном вечерним сумеркам".
Когда простые люди "выходят на большую дорогу" - они становятся бандитами. С мудрецами хуже - они превращают всю дорожную сеть в Путь, в Дао.
Лао-цзы получил выходное пособие в форме старого смирного буйвола удивительной чёрно-зелёной масти и отправился в "куда глаза глядят". Глаза буйвола смотрели на северо-запад, в сторону пустыни Гоби, а "мудрому младенцу" было всё равно. Лишь бы убраться из-под налоговой юрисдикции в конфуцианском исполнении.
"Старый ребёнок" был мудр и прозорлив: несколько последующих столетий показали, что приход в любом из королевств к власти поклонников Конфуция, с их неуёмным стремлением к общенародному благу и гармонии в государстве, всегда сопровождается террором, превосходящим по своей жестокости и масштабности обычные феодальные разборки. Только дикие кочевники сравнимы по разрушительному эффекту с представителями конфуцианцев - "школы образованных людей".
Конфуций выдвинул идеал государственного устройства, в котором при наличии сакрального правителя, реальная власть принадлежит "учёным", совмещающими в себе свойства философов, литераторов и чиновников. Государство отождествлялось с обществом, социальные связи - с межличностными, основа которых усматривалась в семейной структуре. Семья выводилась из отношений между отцом и сыном. Функция отца принималось аналогичной функции Неба. Поэтому сыновняя почтительность была возведена в ранг основы добродетели.
Древние евреи тоже так думали: "Чти отца своего". Но в Торе - это лишь одна из десяти заповедей. Остальные - несколько притормаживают абсолютность маразма, до которого человечество доводит реализацию любой философской посылки. У китайцев тормозов не было.
Каждый очередной правитель объявлялся "отцом нации". Принцип знакомый: в российской истории он звучит постоянно - "государь-батюшка", "матушка императрица". Чиновники, "мудрецы", "особы приближённые к императору", получали, соответственно, статус "старшего брата" и "учителя". Полная противоположность состояния "слуга народа", принятого в древнегреческих полисах. Именно этот путь прошёл Древний Рим, когда его "слуги" времён Республики стали его "господами" времён Империи. Со столь естественным и логичным обожествлением очередного новоявленного "отца нации".
Несколько экземпляров "отцов" разных "времён и народов" функционировали и в 20 веке. Последствия деятельности таких… "всенародных батюшек" - чудовищны. Но в Древнем Китае им не позволяли выступать на митингах и съездах ("неприлично - не сакрально"), а немедленно задвигали в очередной "Запретный дворец". Причём собственно "властные функции" реализовалась ничем не ограниченными "эрудитами". Абсолютная бюрократия. Вполне по "Республике" Платона. Или - "неизвестные отцы" из "Обитаемого острова" Стругацких. Соответственно, скорый "бздынь" в каждом очередном королевстве - близок и неизбежен. При всём обилии красивых слов, прекрасных мыслей, высоком профессионализме и глубоком философизме.
Лао-цзы, похоже, уловил это будущее по самодовольной физиономии "отца-основателя". И свалил в эмиграцию.
Но тут - "оба-на! иди сюда!" - таможня. Причём, весь личный состав подразделения - уже "в грязь". История не сохранила рецептуры того, что пили или курили чуйские таможенники в тот исторический период. Если царство - "Чу", то какие ещё таможенники там могут быть? Хотя… можно - "чуйные". Или - "чуёвые". Достоверно известно только то, что незадолго до обнаружения Лао-цзы на заставе наблюдали пятицветные облака.
Главный из погранцов по имени Инь Си, встретил Лао-цзы торжественно. У него уже бывали видения. В соответствии с наблюдаемой пятицветностью всего… наблюдаемого.
Инь Си заблаговременно соорудил хижину из травы и тростника, чтобы дождаться пришествия великого мудреца, и, усевшись в дверях, безотрывно следил за дорогой, уходящей в Китай. От вида всего остального его просто мутило и выворачивало.
В должное время бдение Инь Си было вознаграждено. Он увидел приближающегося к нему по извилистой пыльной тропинке огромного зеленовато-чёрного быка. На неуклюжем животном ехал верхом маленький старичок с длинными белыми волосами и бородой, съёжившийся в складках накидки из грубой ткани. Одарённый внутренним зрением Инь Си мгновенно понял сердцем, что это и был тот учёный, которого он ждал.
На радостях добавили. Для прояснения "внутреннего зрения" и укрепления "сердечного понимания".
Но некоторые… китайцы уже тогда ставили свои меркантильные интересы выше хорошего настроения коллектива. Лао-цзы сопровождал его слуга Сюй Цзя, который служил мудрецу много сотен лет. Ну что вы так удивлённо смотрите? Обычный договор найма без фиксированной даты окончания.
- Служишь? Ну и служи. Денег-то тебе всё равно не платят.
На заставе Сюй Цзя стал требовать от Лао-цзы плату за все столетия. Что, задержкой зарплаты кого-то ещё можно удивить? Хоть в моей России, хоть в Древнем Китае.
Да, Мара, Лао-цзы не дожил ещё до ста лет, а слуга у него служил уже несколько веков. Но так написано в древних книгах этих мудрецов. Видимо, служба у мудреца-налоговика считается как на фронте: "год за три".
Требования Сюя выглядели очень… "суёвыми". И тогда Лао-цзы вынул из-под языка слуги талисман. Жадина, он же - борец за права трудящихся и справедливый уровень вознаграждения, тут же рассыпался в прах, как будто умер естественной смертью много лет назад.
Инь Си попросил Лао-цзы воскресить слугу, типа: хочу мерзавцу в глаза посмотреть. "Мудрый ребёнок" положил талисман на горстку праха, и слуга ожил.
Поставьте себя на место шефа таможни, с учётом того, что, согласно жизнеописанию, Инь Си был мудрым и добродетельным человеком, однако никто об этом не знал, так как он тщательно скрывал свои достоинства. Что, впрочем, типично для таможенников.
Он скрыл их и в этот раз. Придворный, держатель всех архивов, включая налоговые, пытается сбежать из страны. Обыскать! Шмон продолжался три дня, пока не допили… "источник пятицветности". Ничего! Но ведь вывозит что-то! Ведь не может же чиновник такого уровня бежать из страны без заначки! А ещё этот слуга… То рассыпается, то - наоборот. Почти по Высоцкому:
"А эти "киты"
Такие скоты.
Наверно, успели набраться:
То явятся, то растворятся".
Хохмочка с вывозом золотой медали нобелевского лауреата из оккупированной фашистами Дании в растворённом в кислоте виде - имеет длительную предысторию в разных культурах.
Выглядеть дураком в глазах своих подчинённых после безрезультатного шмона… папа-погранец такого уровня мудрости ещё не достиг. И Инь Си произнёс слова, которые Китай расхлёбывает до сих пор. Потом к этой "похлёбке" ещё многие присоединились. Вот это прогрессорство, вот это бифуркация! Мало найдётся людей, которые так потрясли историю человечества просто добросовестным исполнением своих служебных обязанностей.
А слова очевидные, почти по должностной инструкции любой таможни. Особенно, первая и последняя фразы: "Ты тайно вывозишь. Ты пытаешься вывезти из страны самое дорогое, что у нас есть - мудрость. Поэтому я не пропущу тебя, пока ты всю свою мудрость не напишешь. В камеру".
Камеры на заставе не было, была отдалённое хижина. Дело было в горах, зимой в хижине гуляли ледяные сквозняки и замерзали чернила. Уставший скрывать свою добродетель Инь Си приносил "мудрому младенцу" вязанки дров. И набирался мудрости, перебирая полоски шёлка с мыслями "старого дитяти". Четыре года! Четыре года откачивали эту "мудрую" контрабанду! Никак было дна не достать. Книга состояла из 81 главы и пяти тысяч иероглифов.
Наконец, Инь Си ощутил невозможность и дальше прятать свои добродетели, цветность облаков пошла на второй десяток, вздорный слуга распался в пепел и нагло отказался собираться назад. И тогда мудрый Лао-цзы посмотрел на заходящее солнце и сказал:
- Посмотри Инь, вот наш путь, наш дао. Сейчас примем ещё по кружечке горячего саке и - вперёд.
И два налитых под завязку смыслом жизни и целостностью мироздания китайца, учитель с учеником, поддерживая друг друга на горной тропинке, устремились на запад. А написанная книга со странным названием "Дао Дэ Цзин" так и осталась лежать в хижине. Потом её, естественно, толкнули на местном рынке, потом нашли в ней смысл, растиражировали, отредактировали, дополнили и исправили.
Отдача от квеста этих двух "добрых людей", вышедших нетвёрдыми ногами на "большой дао", докатилась аж до берегов Атлантики. "Отцы церкви" в первые века христианства упоминали о великом мудреце Востока, едущим на зелёной лошади. Породу животного они, конечно, перепутали, но с цветностью - полный порядок. Видимо, следуя этому образцу и юный Д'Артаньян красил свою лошадь в тот же цвет, что и масть буйвола Лао-цзы, перед въездом в Париж.