В общем-то никто так и не понял, что же всё-таки произошло. Просто внутри плотного кольца стаи будто прогремел беззвучный взрыв. И этот взрыв прямо-таки разметал воров по сторонам. Спустя несколько секунд на полу валялись только воющие и причитающие фигуры, а троих перебросило аж метров на пять-шесть; у двоих оказались разбиты головы, они лопнули, как перезревшие арбузы, случайно натолкнувшиеся на полутораметровые брёвна, из которых был слеплен барак. Главарь лежал на том же месте, где и стоял, но уже в луже кровавой слюны и с неестественно вывернутой головой. А тварь, под именем Олег, кого собирались сегодня хорошенько избить, чтобы восстановить воровскую справедливость, как-то неторопливо вернулся и лёг на своё место. В этот момент вдруг откуда ни возьмись появились равнодушные ко всему вертухаи; трупы и покалеченных убрали, Олега, для порядка, немножко побили, допросили о случившимся непорядке и отправили бумагу о необычном зеке в Москву.
Итог налёта для стаи оказался плачевным - главарю и трём самым самоуверенным хамам свернули шеи, у двоих лопнули головы, а остальные отделались переломами и кровоподтеками.
Прошло полгода, воры в барак Олега больше не заходили. Живые скелеты долбят промёрзшую землю кайлом, валят лес; лопатами, а когда нет лопат, так и руками нагружают тачки, и все бегом, бегом, бегом. Для создания светлого будущего, во имя построения коммунизма во всём мире, а не в отдельно взятой стране. Так каждый день, по восемнадцать часов, утром - баланда из свеклы, вечером - баланда из гнилой картошки, а в обед - двести граммов хлеба и куски рыбы, остатки того, чего не доела охрана (рыбу ловили те же зеки, но уголовники). Ночами, используя свои знания, своё колдовство, Рыжий лечит от туберкулёза, от воспаления лёгких, от тифа. Думать, философствовать, даже разговаривать не с кем. Нет, неправда, есть с кем, но усталость, свинцовая усталость, даже нет сил хоронить, трупы сбрасывают в реку, а их с каждым днем всё больше и больше. Каждое утро, несмотря на свой семипудовый вес, главный строитель Беломорканала Раппопорт взлетает через две ступеньки на смотровые башни и орет на качающихся от бессилия зэков:
- Товарищ Сталин и наша родная коммунистическая партия приказали нам построить канал! Для этого надо сделать плотины! Мы их построим! Вы все здесь издохните, но мы и без вас построим!
"Великий князь хренов, - мысли ползают как вши, неторопливо и аккуратно. - Я же сам был за рабство когда-то, но не в таком же извращённом виде. Буду бегать с тачкой, рубить лес как все".
Сглатывая солёный пот, на плечах таскает брёвна, как и все, строит, во имя великой цели товарища Сталина - крепит оборону страны, хотя этот Беломорканал никому не нужен. Обычный, псевдонормальный геноцид. А по ночам, когда бродят только вездесущие и вечно живые, как товарищ Ленин, тараканы, лечит тела и души, знает, что стоит ему только попросить, он вернется в свой родной десятый век, а всё равно в голове стучит одна фраза: "Терпи, казак, атаманом будешь".
Как-то раз на его глазах прорвало плотину. А плотина была хилой, брёвна да глина, техники нет никакой, вместо машин - зеки, а сроки-то поджимают, ведь скоро у товарища Сталина день рождения, а самый лучший подарок для вождя народов - исполнение его повелений. Вот Раппопорт и расстарался. Всхрапнув от ненависти к реке и к беззащитным зекам, его Высочество, Главный Архитектор Беломорканала (почему эта сучка-речка и эти суки-зеки ничего не хотят делать; ладно, речушка хоть жрать не просит, а этих врагов народа ещё и кормить надо) хрюкнул и тут же вспомнил, что на завтрак они, то есть он остался голодным (подумаешь, всего-то соизволил откушать стерлядь с укропчиком, политую лимоном, и кружочками порезанный лучок, пельмешки из медвежатины с телятиной, квас брусничный, пирожки, нашпигованные гусиным паштетом, куриные яйца и чуть-чуть лосятины с черемшой, ну и, как положено, 250 грамм водки, настоянной на кедровых орешках), а эти, гады, враги народа, смотрят голодными глазами, они, небось, так не страдали за народ, за товарища Сталина, за товарища Ленина, и вообще - хамло, быдло! Нагнетая в себе ненависть к врагам трудового народа и заодно к социально близким элементам, раздув щеки, рявкнул:
- Кто закроет плотину грудью, тому сокращу срок на семь лет!!!
И рванули политзеки закрывать плотину грудью, а вода - холоднючая, градуса два-три. Олег сумрачно на всё это смотрел, на его глазах умирали от холода, от ужаса его потомки, лучшие из лучших в трудовой России, его дети. А вода рвала тела тех, кто бросился; рвала души тех, кто ещё не захотел броситься в белесо-синюю воду, не бросались только шестеро из десяти; бросались те, кто свято верил в Сталина, что он их не может забыть, ведь он их вождь и друг, и отец всего трудового народа, и вообще все это случайность и попали они в зону из-за местных чекистов, а вождь разберётся. Не бросались в смертельно холодную воду те, кто презирал товарища Сталина и не верил ни единому слову Раппопорта, ну и конечно же уголовники; оно им надо, им и в зоне хорошо, есть, что пожрать, есть, как развлечься, да и всего другого хватает.
Олег всё равно терпит, терпит, сжав зубы. "Я должен пройти всё, что прошли мои дети, я должен всё просмотреть, я должен всё ощутить, чтобы не было повторов на новой Земле". Но все равно не выдержал, рявкнул:
- Прекратить!!!
Бить его не стали, пускай последнюю ночь проведёт со своими политическими, ну а вечером…
В тот же вечер великого князя перевели в другой барак, там воров одна треть. В бараке воняет смертью, а еще хуже - наглостью уголовников, которым разрешено убивать ни в чём не повинных людей, но самое главное - измываться над ними; ведь как это приятно - бить и не ждать отпора, унижать, как пожелаешь, а в ответ - тишина. Что может быть сладостней этого?
Олег от унижения из-за людей, ведь все они его будущие дети, сжевал всю свою верхнюю губу, из губы потекла какая-то жёлтая слизь, от бешенства глаза затянуло серой дымкой. Ночью его пинком под зад подняли, все блатные уже ждали его.
- Вот что, - заявил Тихон, вор в законе с большим стажем, и вильнул бедрами. - Лечишь - лечи, молчишь - молчи, а закричишь - замолчишь. Сейчас меня от сифилиса лечить будешь, наслышаны про твои ручки шаловливые, - и заржал, довольный своим каламбуром, стая тоже дико загоготала.
- Вот как? - из сузившихся глаз Олега полилась мрачная угроза.
Несколько минут из барака неслись крики, полные ужаса и боли, потом всё стихло.
Охрана примчалась быстро, часа через два, половина поседело вмиг, такого ещё никто и никогда не видел. Оторванные ноги, руки, головы, куски человеческого мяса и молчаливые от всего увиденного ужаса политзеки, - всё залито кровью, аж до потолка.
1994 год. МОСКВА
Илья подумал и решил немного помочь измученному Олегу, ведь уговаривать вельмож-чиновников, которые родятся через одиннадцать веков - сложное дело.
Небольшое совещание, в подвальчике на Разгуляй-поле, официанты бегают в кафтанах от XVII века, приносят медовуху и сказочный квас, расстегайчики, осетрину всех видов и прочие вкусности.
Илья представился президентом крупной фирмы из Австралии, поговорили, выпили, закусили.
- Господин генерал, извините, товарищ генерал, товарищ адмирал, мне нужны ваши офицеры, которые сейчас на пенсии, но в боевой форме, для обучения молодых бойцов.
Товарищ генерал Струйков мгновенно отреагировал, любит он деньги, мгновенно чувствует их за километр, даже за сотню. Полный адмирал Бакринев изобразил умное лицо (он своих подчиненных всегда уважал).
- Господин Пушкарефф, я, как генерал-лейтенант КГБ, готов вам посодействовать, но мы с вами разумные люди, что я буду с этого иметь?
Любитель денег сделал умно-непроницаемое лицо.
- Вам хватит 20 000 долларов, господин генерал? Я имею в ввиду за каждого офицера?
- Разумно, я вам подготовлю офицеров, лучших из лучших, для любых заданий, лучшие сейчас простаивают.
- А вы, товарищ адмирал?
- Мне деньги не нужны. Для меня самое главное, чтобы мои офицеры знали, на что они идут.
- С вашего позволения я им всё расскажу, но это будет их личное решение, вам они сами будут докладывать. Я имею в ввиду - не о постановки задачи, а о том, какое решение они примут. Если и вы захотите принять предложение, милости прошу.
А стол был сказочный, вкусно пахло, а может даже воняло жареными поросёнками, нашпигованными гречкой с яблоками и грушами, мелко порубленными яйцами, луком и морковью. Расстегаи, тройная уха, пироги с визигой, огромный гусь, заполненный рисом и кисло-сладкими вишнями, а самое главное - квас, который придумали сотни лет назад.
Последнее время генерал привык пить либо портвейн, либо дешёвую водку, а тут внезапно почувствовал свою значимость, вылупил глаза с красными прожилками от бесконечного пьянства, заорал, раздувая горло:
- Официант! Телефон и быстро!
Телефон был мгновенно доставлен.
- Гринька, проверь, что это за хмырь, по-своему, по-колдовски…
Через полтора часа кубанец прибыл, весь в чёрной рясе, чёрные башмаки и серебряная цепь на груди с огромным крестом. Григорий достал обереги, начал их перебирать и его передернуло от страха, он понял, что перед ним - бог.
- Всё нормально, товарищ генерал.
- Ну чё, тогда вези меня домой, принимаю твое предложение, - он ткнул пальцем в Илью, пьяно икнул и высморкался в белоснежную скатерть. - Гони аванс, австро-венгерская твоя морда!