Её работа в Кустэкспорте продлилась до 1932 года, пока Советская власть в очередной раз не выплеснула вместе с водой очередного ребёнка - Ламанову лишили избирательных прав "как кустаря, имевшего двух наемных мастериц"… Может быть, это было не так уж и неожиданно, но, несомненно, несправедливо. Она пыталась бороться, трогательно писала в своём заявлении: "Я совсем не являюсь портнихой в общепринятом смысле этого слова. Я работаю в деле пошивки женского платья как художник, то есть я создаю новые формы, новые образцы женской одежды… Мои искания направлены к тому, чтобы создать такие формы и образцы женской одежды, которые были бы приспособлены по своей простоте, удобству и дешевизне к нашему новому рабочему быту и в которых нашли бы широкое применение наши современные кустарные вышивки и материи". Но, видимо, это больше не было нужно.
Что ж, у неё по-прежнему была её частная практика (сколько жён советских чиновников и актрис хотели одеваться у "самой Ламановой"!), а, главное, работа в театре и кино. Помимо Московского Художественно театра, Надежда Петровна работала в театре Вахтангова, в частности, создав костюмы для спектакля "Принцесса Турандот" в 1921 году из вещей из собственного гардероба. Для Станиславского она была "незаменимой" и "драгоценной", он называл её "Шаляпиным своего дела".
Она принимала участие в разработке дизайна костюмов для таких знаменитых фильмов, как "Аэлита" (1924), "Цирк" (1936), "Александр Невский" (1938). Сергей Эйзенштейн так писал о Надежде Ламановой и Якове Райзмане (создававшего костюмы к его фильму "Иван Грозный": "…Так строга лепка их костюма, так поразительно сбалансированы в них живописные массивы… Ибо мастера эти не только облекают фигуры тех, кто счастлив попасться им в руки. Они создают и пересоздают его облик, исправляют дефекты, убирают аномалию или, ухватив ее, не замалчивают, но возводят ее средствами искусства в завершенный образ характерности. Именно поэтому так давно пришла Ламанова от "светского" костюма к костюму театральному, где еще больший простор игре индивидуальностей, чем в комедии салонов и гостиных".
В 1935 году Надежда Петровна лишилась самого близкого ей человека, мужа, Андрея Павловича. Они прожили вместе столько лет, и в радости, и в горе, и с его уходом в жизни пожилой дамы - а она всегда была дамой, несмотря ни на что - возникла страшная пустота. Исчезала и та радость, которую давало ей творчество…
История её смерти, как и история её жизни, обросла легендами. Рассказывают, что когда в октябре 1941 года шла спешная эвакуация москвичей - немцы подошли уже совсем близко, - Ламанова должна была уехать вместе с Художественным театром. Но, поскольку она прощалась с тяжело больной сестрой, опоздала и не пришла к назначенному времени на сборный пункт. Тогда она спешно направилась к Большому театру, где тоже шёл сбор, и, видимо, устав - всё-таки ей было уже восемьдесят, - присела на скамейку в сквере. Там её и нашли…
Её забыли на несколько десятков лет и вновь вспомнили только в 1970-х, в 1990-х её именем назвали конкурс молодых художников-модельеров, а настоящий интерес вернулся только в последние годы. Вот только могила Надежды Петровны на Ваганьковском кладбище, где она похоронена вместе с несколькими членами своей семьи, настолько заброшена, что найти её можно с трудом.
И если вы однажды придёте туда навестить любимого поэта или актёра, положите несколько цветов и Надежде Петровне Ламановой, славе русской моды, одному из немногих наших мастеров, сумевшему добиться международного признания. Женщине, которая сумела сделать это в две разные эпохи. Она это заслужила.
Люси, леди Дафф-Гордон
(1863–1935)
Она родилась в эпоху, когда дамы носили пышные юбки с огромными кринолинами, а ушла из жизни, когда дочери и внучки этих дам открыли для себя юбки короткие и узкие. Она, англичанка, отважно вторглась в мир моды, где почти безраздельно царили французы. Она ввела в этот мир многое из того, что нам сегодня кажется само собой разумеющимся. Она придумывала великолепно-изысканные, смелые наряды и бельё. Она добилась огромного успеха, будучи женщиной, - и это в те времена, когда женщине полагалось быть хрупким цветком, украшающим жизнь мужчин. И, наконец, она была на "Титанике" - и выжила…
Люси Кристиана, дочь инженера-строителя Дугласа Сазерленда и его жены, канадки Элинор Сондерс, родилась в Лондоне, в 1863 году. В жилах девочки смешалась шотландская, ирландская, английская и французская кровь. Семья переехала на Джерси, там родилась младшая сестра Люси, Элинор (которая в будущем станет достаточно известной писательницей). Когда старшей девочке было два года, а младшей всего два месяца, мистер Сазерленд скончался, и миссис Сазерленд, забрав дочерей, вернулась в Канаду к своим родителям, в город Гелф. Бабушка со стороны матери, в чью честь назвали Люси, немало вложила в воспитание и внучек, стараясь вырастить из них настоящих леди. Люси затем напишет в своей биографии, что интерес к моде появился у неё уже тогда, в детстве - она сама шила платья для кукол, а позднее для себя и сестры, так что первой настоящей клиенткой будущей "Люсиль" можно считать Элинор.
Люси, леди Дафф-Гордон
Когда Люси было восемь лет, а Элинор шесть, их мать вышла замуж во второй раз, и они вернулись на Джерси. Обычная, спокойная, ничем особо не примечательная жизнь семьи, которая принадлежала к верхнему слою среднего класса, - вот разве что когда в 1875 году сёстры навестили своих родственников в Англии и возвращались обратно, их корабль едва не потерпел крушение. И это будет первая корабельная катастрофа в жизни Люси - к сожалению, не последняя.
В двадцать один год Люси Сазерленд вышла замуж, став миссис Уоллис, через год у неё родилась дочь Эсме. Увы, брак сложился неудачно - муж Джеймс оказался алкоголиком и зачастую изменял жене, несмотря на то, что Люси была очаровательной молодой дамой. А она… она стала отвечать ему тем же. В 1890 году, прожив вместе шесть лет, супруги разъехались, а ещё спустя три года развелись. Люси осталась одна с ребёнком и, как многие другие молодые женщины в её положении, вынуждена была искать способ зарабатывать на жизнь.
Тут-то и пригодились навыки, полученные в детстве и юности. Она начала шить на заказ, причём настолько успешно, что всего через год после развода уже смогла открыть в самом центре лондонского Вест-Энда собственный салон, "Мэзон Люсиль", который быстро стал популярным. Уже в 1897 году Люси, отныне "Люсиль", смогла снять более просторное помещение, а всего за первые девять лет своего существования салон, расширяясь, переезжал четыре раза.
В чём же секрет успеха Люсиль, ведь хороших портных было много? В немалой степени - в индивидуальном подходе. Позднее она скажет: "Я никогда не проектировала платье, не учитывая характера женщины. Я полагаю, что оно должно обязательно доставлять удовольствие своей владелице, стать частью ее индивидуальности". Таким подходом в наше время никого не удивишь, но тогда это было новаторством! Более того, Люсиль могла не просто сшить платье, но и создать весь образ в целом, включая аксессуары, причёску, шляпу… Сегодня мы назвали бы это работой стилиста - и это тоже было совершенно новым подходом в то время.
Кстати, что оно собой представляло в том, что касалось моды? Начало нового, XX века, эпоха, которую назовут "эдвардианской", в честь короля Эдуарда VII, который сменил на престоле свою мать, королеву Викторию, в 1901 году - это время узких силуэтов, длинных, туго затянутых корсетов, плавно расширяющихся книзу юбок, больших шляп, светлых тонов, изысканных кружев, тонких тканей… Этому миру было суждено просуществовать совсем недолго - "настоящий, некалендарный XX век" должен был вот-вот начаться, и вместе с прежним образом жизни уйдут в прошлое жёсткие корсеты, десятки крошечных пуговиц, длинные подолы, словом, всё то, что сковывало женское тело.
Люсиль же смогла сделать то, что удавалось немногим - создавать то, что нравится сегодня, и предугадывать то, что понравится завтра, а зачастую и придумывать это "завтра" самой. Не в этом ли и заключается мастерство настоящего кутюрье? Именно поэтому, как писали о Люсиль, "мир женской моды годами лежал у её ног".
В своих воспоминаниях, опубликованных в 1932 году, она писала: "Я обрушилась на поражённый Лондон, Лондон фланелевых ночных рубашек, шерстяных чулок и объёмных нижних юбок, каскадами шифона, драпировками, столько же прекрасными, как в античной Греции".
Полупрозрачные ткани, многослойность, изящные складки, пышные рукава, глубокие декольте, нежные тона в разных сочетаниях - Люсиль создавала наряды и для званых вечеров, и для балов, и для будуаров, и для спален. Она убрала жёсткие кости из корсажей и отказалась от корсетов, и вдруг оказалось, что женщина может быть соблазнительной, даже если не стягивать её талию до предела. Наряды Люсиль делали женщину сексуальной - и для той поры это было вызывающе… Но так привлекательно! Старые леди возмущались, молодые спешили сделать очередной заказ.
До Люсиль бельё в основном делали из батиста, она же предложила кружево, прозрачный тюль и шифон. В газетах писали: "Так уходят в прошлое серые фланелевые ночные рубашки, которые обожали наши бабушки, и на смену им приходят восхитительные творения Люсиль". Сорочки, пеньюары, нижние юбки - смелая леди не стала ограничиваться рекламными рисунками, как это было принято раньше, а соблазняла всё новых и новых клиенток фотографиями, на которых привлекательные молодые девушки демонстрировали тончайшие произведения портновского искусства. Можно сказать, это были первые фотомодели, показывавшие бельё!