Также знайте, моя алтарная картина говорит, что она дала бы дукат за то, чтобы Вы могли ее увидеть. Она хороша и красива по краскам. Она принесла мне много похвал, но мало пользы. Я мог бы заработать за это время 200 дукатов и отказался от большой работы, которая дала бы мне возможность возвратиться домой. Но я заставил умолкнуть всех живописцев, говоривших, что в гравюре я хорош, но в живописи не умею обращаться с красками. Теперь все говорят, что они не видели более красивых красок. Также кланяются Вам мой французский плащ и итальянский кафтан. Также мне кажется, Вы провоняли девками так, что я это чувствую здесь. И мне здесь рассказывают, что когда Вы ухаживаете за кем-нибудь, Вы говорите, что Вам не более двадцати пяти лет. О да, помножьте-ка, тогда я этому поверю. Милый, здесь великое множество итальянцев, совершенно похожих на Вас, я не знаю, отчего так случилось.
Также герцог и патриарх видели мою картину. Остаюсь Вашим преданным слугой. Мне пора спать, так как сейчас бьет семь часов ночи. И я сейчас уже написал приору августинцев, моему шурину, Дитрихше и моей жене и исписал несколько листов. Поэтому я спешил. Читайте по смыслу, от этого Вы станете еще более искусны в разговорах с князьями. Желаю много добрых дней и ночей. Писано в Венеции в день нашей богоматери в сентябре [8 сентября].
Также Вы не должны одалживать ничего моей матери и жене, у них теперь достаточно денег.
Альбрехт Дюрер
IX
[Венеция, 23 сентября 1506 года]
Достопочтенному мудрому господину Вилибальду Пиркгеймеру в Нюрнберге, моему милостивому господину.
О радостных событиях [у Вашей достопочтенной мудрости]сообщило мне Ваше письмо, из которого я узнал о безмерных похвалах, расточаемых Вам князьями и господами. Вы, должно быть, совершенно переменились, что стали таким кротким. Это тотчас же бросится мне в глаза, как только я к Вам приеду.
Узнайте также, что моя алтарная картина готова, и еще другая картина, подобной которой я никогда не делал. И подобно тому, как Вы нравитесь сами себе, также и я хочу убедить себя, что лучшего изображения Марии нет в стране. Ибо все художники расхваливают ее, как Вас господа. Они говорят, что никогда не видели более возвышенной и красивой картины.
Также масло, о котором вы писали, я посылаю с посыльным Каненгисером. И я надеюсь, Вы получили обожженное стекло,которое я послал Вам с посыльным Фербером. Что же касается ковра, то я его все еще не купил, ибо я не могу достать квадратного, все они узкие и длинные. Если же Вы хотите иметь такой, я охотно его куплю, поэтому известите меня.
Знайте также, что я буду готов самое большее через четыре недели. Ибо я должен сделать портреты нескольких человек, которым я обещал. После того как я закончил мою картину, я отказался, ввиду скорого отъезда, от работы более чем на 2000 дукатов; это знают все, кто живет со мною рядом.
Остаюсь готовым к услугам. Я бы написал Вам еще много, но посыльный готов в дорогу. И я надеюсь, что если богу будет угодно, я скоро сам буду у Вас и смогу почерпнуть у Вас новую мудрость. Бернард Хольцбок отзывался о Вас с большим почтением, но я думаю, он делает это потому, что Вы теперь стали его шурином. Но больше всего сердит меня, когда они говорят, будто Вы красивы; тогда я должен считаться безобразным. Это может свести меня с ума. Я сам нашел у себя седой волос, он вырос у меня от бедности и оттого, что я столько страдаю. Мне кажется, я рожден для того, чтобы иметь неприятности. Мой французский плащ, гуссек и коричневый кафтан Вам кланяются. Но я хотел бы посмотреть, на что способна Ваша комната, что она так важничает.
Писано в 1506 году в среду после дня св. Матвея [23 сентября].
Альбрехт Дюрер
Портрет Вилибальда Пиркгеймера
Рисунок углем. 1503 г.
X
[Венеция, около 13 октября 1506 года]
Поскольку я знаю, что Вам известно о моей готовности служить Вам, об этом нет надобности писать. Гораздо важнее рассказать Вам о большой радости, которую я испытал, узнав о великих почестях и славе, достигнутых Вами благодаря Вашей мужественной мудрости и ученому искусству. Это тем более достойно удивления, что в молодом теле лишь очень редко можно встретить нечто подобное или даже совсем нельзя найти. Это происходит от особого благословения божьего, так же как и со мною. Как хорошо нам обоим, что мы можем быть довольны собой, я – благодаря моим картинам, Вы – благодаря Вашей мудрости. Когда нас прославляют, мы задираем головы и верим этому. Но, быть может, позади стоит злой соблазнитель и насмехается над нами. Поэтому не верьте, когда Вас расхваливают. Ибо Вы сами не можете представить себе, насколько Вы дурны. Мне кажется, я почти вижу Вас, как Вы стоите перед маркграфом и как Вы любезно говорите. Вы ведете себя при этом так, словно Вы ухаживаете за Розентальшей, так Вы склоняетесь.
Я также хорошо заметил, что когда Вы писали последнее письмо, Вы были совершенно полны любовных помыслов. Вы должны стыдиться теперь, ибо Вы стары, а думаете, что Вы красивы, и флирт подходит Вам, как большому косматому псу игра с молоденькой кошечкой. Если бы Вы были так же мягки и кротки, как я, то я бы поверил. Но если я стану бургомистром, я буду стыдить Вас и грозить Вам заточеньем в Лугинсланде, как Вы грозили благочестивому Цамессеру и мне. Я Вас когда-нибудь заточу вместе с девицами Рех [енмейстершей], Роз [ентальшей], Гарт [нершей], Шутц и Пёр[шт] и еще многими, которых я не хочу называть ради краткости. Пусть они Вас изрежут. Но обо мне спрашивают больше, чем о Вас. Ибо Вы сами пишете, что обо мне спрашивают и девки, и благочестивые женщины. Это признак моей добродетельности. Если только бог поможет мне возвратиться, не знаю, как я должен жить с Вами из-за Вашей великой мудрости. Но я рад Вашей добродетельности и кротости. И Вашей собаке будет теперь хорошо, так как Вы не будете больше избивать ее до хромоты. Но теперь, когда Вас прославили дома столь великим, Вы никогда не отважитесь разговаривать на улице с бездельником-живописцем, – показаться с живописцем было бы для Вас большим позором.