Даже некоторые древние писатели были скептически настроены по отношению к свойствам, приписываемым этим гравированным самоцветам, и без колебаний утверждали, что греческие и римские граверы исполняли свои рисунки чаще с целью украшения, чем для использования в качестве талисманов. Вероятно, во многих случаях это было правдой, но все равно, как мы видели, многие гравированные талисманы действительно были изготовлены в древности. Так как искусство гравировки самоцветов в Средние века не практиковалось, некоторые средневековые авторы полагают, что гравированные талисманные камни, распространенные в то время, были произведениями не искусства, а природы. Конрад фон Мегенберг, поддерживая эту точку зрения, писал, что "Бог наделил эти камни красотой и полезными свойствами для помощи и удобства рода человеческого", добавляя, что, когда он надеется на их помощь, он ни в коей мере не отрицает могущество и милосердие Бога".
Дамигерон пишет о сарде, что это хороший камень, приносящий счастье женщине. На нем должно быть выгравировано изображение виноградной лозы, переплетенной с плющом.
Георг Агрикола пишет о знаменитом топазе, принадлежавшем неаполитанцу Адриану Гульельму. На нем древнеримскими буквами была выгравирована краткая, но содержательная надпись:
Природа иссякает,
Удача изменяет.
Во всем Бог узнается.
А вот как звучит этот текст в вольном переводе Томаса Николса:
Природа неустойчива и ежедневно приходит в упадок,
Счастье отворачивается и изменяет каждый день,
Во всем видно око, не знающее упадка,
Иегова виден в этом.
В Императорской академии в Москве есть бирюза диаметром в два дюйма, на которой золотыми буквами написаны тексты из Корана. Эту бирюзу раньше носил в качестве амулета персидский шах, и ювелир, выполнивший эту работу, оценил ее в 5000 рублей.
Хорошо известно, что Наполеон III был склонен к суевериям, поэтому нет ничего совершенно неправдоподобного в том, что он оставил сыну, несчастному наследному принцу, в качестве талисмана печать, которую носил на цепочке от часов. Говорят, на этой печати было написано арабскими буквами: "Раб Авраам, полагающийся на Милосердного (Бога)". Талисман потерял свои свойства в тот несчастный день, когда в далеком Зузуленде юный наследник, на которого возлагалось столько надежд, был убит зулусами.
Глава 5
О ЗЛЫХ И ДОБРЫХ КАМНЯХ
ОПАЛ
Мать
Приди ко мне и возложи амулет на свое чело,
И добрые духи дозволят, чтобы никогда его
Не избороздили даже следы морщин.
Дочь
Твоя любовь, мать моя, есть щит значительно
Лучший для твоей дочери, чем любой амулет.
И все же это замечательный самоцвет,
имеющий дар светлых небес,
Так как в его глубине сияет
изменчивый свет радуги
Или подобие слабой молнии в летний вечер.
Мать
Когда любовь наполняет сердце матери,
На тебя всегда смотрят ее любящие глаза.
Не может быть никакого сомнения в том, что большая часть современных суеверий относительно несчастливых свойств опала обязана своим происхождением невнимательному чтению замечательного романа сэра Вальтера Скотта "Анна из Гейерштейна". В нем рассказывается о леди Гермионе, заколдованной принцессе, которая появилась неизвестно откуда и всегда носила в волосах ослепительный опал. Но ничто не указывает на то, что Скотт действительно считал опал несчастливым камнем. Самоцвет леди Гермионы был заколдованным камнем, как и его хозяйка. Он возник в результате колдовства, и его особенности целиком зависели от его таинственного характера, который в равной степени можно приписать бриллианту, рубину или сапфиру. Жизнь камня была связана с жизнью Гермионы; он сверкал, когда она была весела, извергал красные лучи, когда она сердилась, а когда на него упали несколько капелек святой воды, его блеск погас. Гермиона упала в обморок, ее унесли в спальню, а на следующий день на ее постели нашли только небольшую кучку пепла. Колдовство было снято, чары рассеялись. Выбор опала, а не другого драгоценного камня может быть обусловлен его удивительной игрой света и чувствительностью к влаге. Поэтому полностью оправдано наше возвращение к старому поверью о многочисленных свойствах опала: ведь стоит только вспомнить, что этот камень более хрупок, чем многие остальные, и с ним надо более бережно обращаться, более бережно хранить.
Опал, самоцвет октября, напоминает своей разнообразной игрой цвета яркий октябрьский день в деревне, когда земля и небо соперничают друг с другом, а глаз ослеплен безумным разнообразием красок.
Плиний редко дает информацию о каких-то конкретных драгоценностях, почти всегда ограничиваясь описанием их формы и цвета, и эти данные касаются того, что в народе считается их талисманной и целебной силой. Однако об опале он пишет следующее: "Сегодня существует самоцвет такого рода, из-за которого сенатор Нонний был объявлен Антонием вне закона. Спасаясь бегством, он из всего своего имущества взял с собой одно кольцо, которое, можно с уверенностью сказать, было оценено в 2 000 000 сестерций". Камень был "величиной с орех".
Этот "опал Нонния" был бы знаменитым историческим опалом, если бы мы были уверены, что это действительно был камень, который мы сейчас называем опалом. Поскольку основной европейский источник поступления опала в классические времена, похоже, не был доступен римлянам и поскольку опалы не находили там, откуда, согласно Плинию, он ведет свое происхождение, мы почти вынуждены сделать вывод, что, красноречиво описывая опал, он имел в виду какой-то другой камень. И все же, несмотря на все это, Плиний так хорошо описывает красоты прекрасного опала, что трудно определить, какой другой камень он мог иметь в виду. Ведь об опалах можно смело сказать, что "огонь в них мягче, чем в карбункуле, в них есть блестящий пурпур аметиста; морская зелень изумруда – весь блеск в невероятном сочетании. Некоторые опалы своим сияющим великолепием соперничают с красками художников, другие – с пламенем горящей серы или огнем, оживленным добавкой масла". Возможно, некоторые сверкающие разновидности переливчатого кварца ириса, имеющего внутренние трещины, могут восхитить тех, кто никогда не видел опала, так как эти трещины создают сияние всех цветов радуги по всему объему прозрачного кристалла. Эти кварцевые кристаллы часто обрабатывались в виде кабошона и считались особыми драгоценными украшениями. Тот факт, что Плиний мог хвалить стеклянные имитации oпала и утверждать, что этот камень успешнее поддается имитации, чем любой другой, является почти решающим аргументом против идентификации его с опалом, потому что хорошо известно, что ни один камень не имитируется труднее, чем опал.
Примерно в середине XVIII века один крестьянин нашел в старых развалинах возле Александрии в Египте сверкающий драгоценный камень, вставленный в кольцо. Он был размером с орех, и, говорят, это был опал, отшлифованный в форме кабошона. Если верить этим сведениям, его, в конце концов, привезли в Константинополь, где оценили в "несколько тысяч дукатов". Описание этого самоцвета, его явная старина и высокая цена, которую за него назначили, многих склоняют к выводу, что это и был знаменитый "опал Нонния". Конечно, это всего лишь романтическая фантазия. Также совершенно очевидно, что опал вряд ли сохранил бы игру цвета или плотность в течение двадцати веков, потому что большинство опалов теряет влагу – медленно, конечно, но верно – и за гораздо меньший срок. Даже самые прекрасные венгерские опалы за столетие, а то и быстрее, утрачивали игру и цвет, а некоторые прозрачные мексиканские опалы теряют цвет и покрываются трещинами за несколько лет.