Не надо мне было попадаться на ее удочку и во время скачки декламировать в перламутровую раковину ее ушка "Лепанто", а на бис еще и "Конго"! И я неловко докончил: - Разве ты не спешишься? - А сам ухватился за луку седла, чтобы устоять на вымощенной кирпичами площадке перед папертью. (Мой вестибулярный аппарат никак не мог успокоиться после галопа).
- Нет, сердце мое, - ответила Рейчел. - Мне надо и дальше играть роль взбалмошной высокородной мисс Ламар. - Ухватив меня за уши (если не сопротивляться, ощущение довольно приятное), она пригнула свое лицо к моему. - Послушай, Черепуша, положись на меня и делай, что тебе скажут. Но не давай наступать себе на ногу и (тут она дернула меня за уши - ощущение малоприятное)держись подальше от этой мужеедки Розы Моралес!
- Я не знаю никого по имени… - начал я, но тут ее лицо склонилось вбок, губы прижались к моим под углом в девяносто градусов, и слова утратили важность. Затем столь же внезапно Рейчел-Вейчел выпрямилась с несколько мелодраматичным и пугающим возгласом:
- До Страшного Суда, мой капитан! - И с более нормальным: - Hasta manana! [13]- повернула коня.
Край моего плаща запутался в сбруе и, прежде чем он высвободился ; меня закрутило вокруг оси - 157 фунтов противовес небольшой - так что мое "Hasta luego!" [14] и попытка помахать рукой вслед Владычице Внезапной Смерти, унесшейся галопом в черно-серебряную ночь, могли бы навести на мысль, будто я сильно пьян.
Голова у меня опять закружилась, и я только обрадовался, когда двое коричневых миниатюрных монахов, шагая на цыпочках, бережно поддержали меня под локти вытянутыми вверх руками и провели в щель между дверными створками, которые тотчас закрылись за нами.
Я находился в длинном помещении, высотой лишь на несколько футов превышающем рост техасцев. Лиловые, розовые, голубые стены и синий потолок с разбросанными по нему пятиконечными серебряными с золотом звездами были освещены языками пламени - пожалуй, самым странным и самым прекрасным феноменом из рождаемых тяготением, хотя его и можно воспроизвести в невесомости с помощью аэродинамической трубы. Языки эти поднимались над узкими белыми цилиндрами, распространяя помимо света еще и пряый аромат. По стенам тянулись грубовато вырезанные и раскрашенные пластмассовые - или даже деревянные - фигуры, сочетавшие в себе особенности скульптур средневековой Европы с майанскими и ацтекскими чертами.
Центр дальней стены занимал Распятый Спаситель, по-мексикански маленький; короткая поперечина креста напоминала ошейник киборга. Справа и слева по бокам жалкого глинисто-коричневого человека под самый потолок уходили две высокие фигуры, словно атланты подпирая плоское синее небо. Даже босые и облаченные в самую простую одежду, они походили на техасцев. Их безмятежные и строгие черты, если присмотреться внимательно, прятали не то злорадство, не то угрозу, а руки словно случайно были расположены так, будто готовились вытащить пистолет или щелкнуть бичом.
Фигуры у боковых стен, несомненно, вдохновленные великими культурами американских индейцев, были либо сгорбленными, либо скорченными. Мужчины, женщины, боги, демоны, ангелы, дьяволы, звери - а во многих случаях я вообще не мог понять, что они изображают. Краски были преимущественно темными с неожиданными вкраплениями ярких мазков - красных, оранжевых, ярко-зеленых и золотых, чаще всего в глазах или клыкастых ртах.
На глинобитном полу лицом ко мне стояли на коленях около двадцати мексов. Их позы - ягодицы, прижатые к пяткам, руки, скрещенные на груди, задранные головы с глазами в белой обводке страха - напоминали мне даже больше, чем разные статуи, те ранние мексиканские изображения, на которых коренастая человеческая фигура вжата в прямоугольник.