Отрешенные от сего мира глаза его были полны сострадания к кому-то. Они, вероятно, видели чью-то боль. Она жалила ему сердце. Он чуть не плакал. Hо это было не насилие кого-то над кем-то. Это было что-то другое. Что-то личное. И Пытливому страсть как захотелось подсмотреть. Сделать это, имея нимб, не представляло труда. Потом он, правда клял себя за столь низкое вероломство. Hо то — потом.
А в тот момент, ничтоже сумнящеся, бесцеремонно, легким давлением мысли он вторгся в Дремин мир. И тотчас же увидел его печаль. Ею была земляночка. Певунья. Она сидела на пороге своей хибарки и неотрывно, с раздирающей душу тоской, смотрела в звездное небо. И на громадный шар яркой луны. А на луне, как в тигле, золотом восторга плавились Дремины глаза. И ломкий золотистый поток света, струившийся из лунной чаши, с нежной дрожью обнимал девушку…
То была Дремина любовь. Она была сильнее его любви к Камее.
Пытливый поспешно, словно отпрянув от замочной скважины, отключился от Дреминого нимбового поля. Теперь он мог быть спокоен за Камею, которая, кстати, как и Дрема плавала в омуте минора. Ее же милая грусть, навеянная волшебным пением земляночки, была о маме, об отце и о нем, Пытливом.
Hо больше всего Пытливого удивило то, что все пятьдесят практикантов, возлежащих на лугу, тоже пребывали в непривычной для них прострации. Каждый окунулся в самого себя. Казалось даже, что они забыли почему собрались здесь. Что Мастерам от них надо? А ведь сегодня истекла неделя, которую им дали, чтобы осмотреться. Так сказать, адаптироваться. Наверняка шарик этот они облазили вдоль и поперек. Насмотрелись — по уши. И впечатлений у каждого должно быть пруд-пруди, а они вялы. Рассеяны. Конечно переговариваются между собой, но без обычной живости. Так. Лишь бы что-то сказать и для отвязки среагировать.
Оставалось впечатление, что практикантов тяготит ожидание предстоящего совещания. Его же не начинали по причине отсутствия одного из Мастеров — Кроткого. Шеф триумвирата мастеров — Озаренный и Верный прибыли сюда загодя. И, стоя в сторонке, переговаривались между собой, и отвечали на вопросы практикантов. Кроткий, как объявил шеф триумвирата Озаренный, пару дней назад отбыл на Промежуточную, но с минуты на минуту должен объявиться. И действительно, не успел Пытливый усесться с Камеей, как рядом с Мастерами, словно из-под земли, выросла фигурка Кроткого.
— Здравствуйте! Прошу извинить за опоздание, — сказал он, и виновато улыбаясь, добавил:
— Путь мой был не близок.
— Все в порядке? — с участием спросил Верный. Кроткий кивнул.
— Hу что?! Начнем? — спросил у Мастеров Озаренный и, получив их одобрение, вышел вперед.
— Дорогие наши коллеги, — начал он, — минула неделя, как вы прибыли сюда. В самую нижнюю точку шестого Луча Великого Круга Миров. Она, как вы успели убедиться, представляет из себя изумительную по красоте и весьма пригодную для жизни одушевленных особей планету, названную Всевышним — Землей. Вы, безусловно, обратили внимание на разницу во времени. Hа ВКМ, то есть, в Великом Кругу Миров и здесь, на Земле. По ВКМ вы провели здесь семь дней, а по времени Земли шестьсот семьдесят два. Время для адаптации вполне достаточное. Вот почему я сегодня официально, от имени триумвирата Мастеров, которым имею честь руководить, объявляю сегодняшний день рабочим. За четырнадцать земных месяцев вы успели поэкспериментировать. Одним они принесли разочарования, другим позволили наметить направление работы. Неправда ли, Камея?
Вопрос застал девушку врасплох. Она смутилась и, не выпуская руки Пытливого, сказала:
— У меня пока версия, Мастер. Я ее еще не могу четко сформулировать.
— Сформулируешь, — ободрил он ее.