У хронопов есть предшественник в творчестве Кортасара - это герой драматической поэмы "Короли" (1949). Положив в основу поэмы античный миф о Тесее, убившем Минотавра - чудовище с телом человека и головой быка, - Кортасар кардинально переосмыслил его. "Тесея, - говорил он впоследствии, - я представил стандартным индивидуумом, лишенным воображения и порабощенным условностями". Своим героем автор избрал Минотавра, изобразив его "поэтом, существом, непохожим на остальных, совершенно свободным. Его за то и подвергли заключению, что он представляет собой угрозу установленному порядку".
Таковы и хронопы - мечтатели, фантазеры, поэты, внутренне свободные и презирающие условности. Наделенные обостренной чувствительностью и ощущением своего родства с животным и растительным миром, они постоянно вступают в конфликт с окружающим обществом, по побеждают его лишь в собственном воображении, а подчас попадают впросак, из-за чего, впрочем, не унывают. В отличие от Минотавра они не особенно угрожают господствующей системе - вернее, система не видит в них потенциальной угрозы. Характерно, что фамы, потомки кортасаровского Тесея, предпочитают покровительствовать хронопам, нежели воевать с ними. И когда сам Кортасар причисляет себя к хронопам - в этом не только вызов, но и автоирония.
А все же недаром хронопы с таким почтением относятся к своим сыновьям: ведь за ними - будущее, которого нет у фамов, надеек и их отпрысков. В сказочной "Жизни…" теплится мечта о новом, свободном человеке, поддерживавшая Кортасара в его борьбе против стандартов, мифов и фетишей бесчеловечной капиталистической цивилизации.
Но пришло время, когда эта мечта получила опору в реальной действительности. Со второй половины 50-х годов Кортасар напряженно следит из Парижа за событиями, развертывающимися на Кубе. "Победа кубинской революции, первые годы существования нового государства, - рассказывает он, - были торжеством справедливости уже не только в чисто историческом или политическом отношении; вскоре я ощутил и другое - решение проблемы Человека как наконец-то осознанную и поставленную цель. Я понял, что социалистическое движение, которое и до тех пор представлялось мне исторически оправданным и даже необходимым, является единственным движением современности, исходящим из интересов, человечных по самой своей сути, из нравственных основ, настолько же элементарных, насколько и преданных забвению обществами, где мне выпало жить; из простого, непостижимо сложного и вместе простого принципа: человечество станет по-настоящему достойным своего имени в день, когда будет уничтожена эксплуатация человека человеком".
Перелом в художественном сознании Кортасара начался с того, что он, по его словам, испытал властную потребность впрямую, а не иносказательно поставить проблему человека, обратиться к конкретной, индивидуальной судьбе. "…Я решил отказаться от всякого изобретательства и окунуться в мой собственный личный опыт, иначе говоря, вглядеться немного в самого себя. Но вглядеться в самого себя означало также вглядеться в человека, в моего ближнего".
Этим ближним стал негр-саксофонист Джонни Картер, герой повести "Преследователь", имеющий реального прототипа в лице американского музыканта Чарли Паркера, памяти которого автор посвятил свое произведение.
"Преследователь", увидевший свет в 1959 г., во многом продолжает тему "Менад". С другой стороны, он вплотную смыкается с "Жизнью хронопов и фамов" ("Луи, величайший хроноп" - так называлась опубликованная еще в 1952 г. статья Кортасара о концерте Луи Армстронга). Но все, чего доискался писатель с помощью фантастических допущений и сказочного вымысла, в повести остается "подводной частью айсберга". Перед нами образ творческой личности, созданный исключительно реалистическими средствами, тем более достоверный, что он как бы пропущен через рассудочное восприятие рассказчика, способного критически отнестись и к своей рассудочности.
В музыке - смысл и оправдание всей подвижнической и грешной жизни Джонни, и в ней же - источник его терзаний. Гениальный самородок, перевернувший искусство джаза, "как рука переворачивает страницу", он не может удовлетвориться достигнутым, презирает успех и рвется в область неизведанного. Предъявляя себе поистине максималистские требования, он неистово жаждет узнать, что скрывается "по ту сторону двери", постичь сокровенную суть бытия и сделать ее внятной для всех людей. Его бунт против времени, отмеряемого часами и календарями, вовсе не прихоть болезненного воображения: взыскующий правды и справедливости, Джонни Картер стихийно стремится своей музыкой приблизить завтрашний день человечества.
Однако и сам Джонни смутно догадывается, что цель, которую он так неутомимо преследует, не может быть достигнута лишь средствами искусства. Вынужденный творить на потребу довольных и сытых, он то и дело взрывается, пытаясь отчаянными, а порой и дикими выходками пошатнуть их слепую веру в устойчивость окружающего мира. Но этих людей ничем не проймешь: с непоколебимым благодушием, присущим фамам, выдерживают они любые скандалы. Когда же алкоголь и наркотики сводят музыканта в могилу, общество, погубившее Джонни Картера, окончательно присваивает себе его творчество и погребает под лживой маской его трагическое лицо.
Маска - дело рук того человека, от имени которого ведется рассказ, - музыкального критика Бруно. Биограф Джонни и щедрый его покровитель, терпеливый слушатель его бессвязных излияний, небескорыстный свидетель его вдохновенных свершений и патологических срывов, Бруно предельно честен наедине с собою - иначе мы не узнали бы всей правды не только о Джонни Картере, но и о духовной драме самого рассказчика. Единственный из окружающих, кто способен по-настоящему понять и оценить музыканта, он не в силах принять его, и постоянно колеблется между преклонением перед Джонни и глухою враждой к нему, между признанием высшей правоты художника и паническим страхом перед этой правотой. И когда Бруно исповедуется в своей зависти к гению - зависти отнюдь не мелкой! - в тайном своем желании, "чтобы Джонни взорвался разом, как яркая звезда, которая вдруг рассыпается прахом", невольно приходят на память слова, которые пушкинский Сальери обращает к Моцарту: "Так улетай же! чем скорей, тем лучше".
Но Джонни уходит из жизни непобежденным, а Бруно капитулирует. Со смертью друга отмирает и лучшая часть его "я"; он безвозвратно "падает в самого себя". И в книге, которую переиздает музыкальный критик после гибели гения, реальный облик, самоотверженные искания и мученическая судьба Джонни Картера сознательно и расчетливо искажены в угоду вкусам публики, превращены в дешевую легенду, в расхожий миф массовой культуры.
Работая над "Преследователем", Кортасар сознательно отказался от замкнутой структуры, характерной для прежних его рассказов, отступил от выработанной манеры, достигшей "угрожающего совершенства" и чреватой самоповторением. "В этой повести я перестал чувствовать себя уверенно, - признается он. - Я взялся за проблематику экзистенциального, общечеловеческого плана, углубив ее затем и расширив в романе "Выигрыши"".
Этот роман (он вышел в 1960 г.) писатель задумал на борту пассажирского судна, совершавшего рейс Марсель - Буэнос-Айрес. Ему пришло в голову, что сами обстоятельства подобного путешествия, соединившего на время различных людей, которые никогда бы не встретились в обычной жизни, таят в себе некую "романную ситуацию". Вопреки обыкновению он принялся сочинять без какого-либо предварительного плана, набрасывая портреты действующих лиц и "не имея ни малейшего понятия о том, что произойдет дальше… Со временем, - продолжает Кортасар, - меня захватила идея самому оказаться в числе персонажей, иными словами, не иметь никаких преимуществ перед ними, не быть демиургом, который решает судьбы по своему усмотрению".
Для эпиграфа Кортасар взял слова из романа Достоевского "Идиот" - авторское рассуждение о людях ординарных, совершенно "обыкновенных", которые составляют необходимое звено в цепи житейских событий и без которых, стало быть, никак нельзя обойтись в рассказе. У Достоевского эти слова играют ключевую роль - напомним, что одним из ведущих конфликтов романа "Идиот" является, как писал известный советский литературовед, "противопоставление людей неординарных ординарному миру и людям ординарным - неординарных людей". Подобный конфликт был развернут в повести "Преследователь", однако теперь Кортасар неспроста обращается к тому именно месту в "Идиоте", где обосновывается необходимость рассказать о людях совершенно обыкновенных (которые, впрочем, как демонстрирует Достоевский на примере Гани Иволгина, способны, хотя бы однажды, вырваться из плена своей ординарности). Ибо все действующие лица "Выигрышей" - люди вполне ординарные, и сталкиваются они не с оригинальными, выдающимися личностями, а с критическими обстоятельствами, раскалывающими их на два враждебных лагеря.