Кимерия. Одинокое деревце возле могилы Волошина. Карадаг, заросший кизилом. Скала-парус, торчащая из воды. Бухта Барахта, куда можно пройти только морем, босиком, задрав штаны повыше. Нависшая скала, под которую дождик не капает. Не надобно и палатки, довольно спальников. Мидии, коих можно хошь варить, хошь жарить. Палатка Танина старенькая, плохонькая. Стоит, никто на нее не льстится. А ребятишки ночуют в бухте под скалой. Едят всевозможные блюда из мидий, приправленных кизилом. Вера с Павликом пытались залезть на виноградник – сразу поймали. Пришлось Андрейке изображать секретаря комсомольской организации и прорабатывать ребят на месте. Ходили через виноградники в Старый Крым – помянуть Грина. Город спрятался в низине, еле нашли. Обратно ехали на автобусе. На остановке, пока ждали, их так застыдили за шорты, что стали красны точно раки.
Вера с Павликом. Это сочетание будет встречаться все чаще. Девочка старше Павла на полгода, но смотрит постоянно в его сторону. Павел – повторение Тани в мужском варианте. Мягкий, застенчивый. Почему его, почему не Андрея? тот и выше ростом, и бойчей, и красивее. Не могу знать, но так было. Ведь познакомился с девчонкой Андрей. Выдержал нелегкую аудиенцию у ее отца. Андрей в конце концов старше Веры на год (чуть-чуть округляю). Вот и поехали в Крым. Что касается меня, то я опять гляжу на вас, а вы глядите на него, а он глядит в пространство. Павел не смеет встретиться глазами со своими спутниками. У Кортасара в сходной ситуации братья убили женщину, чтоб не пролить кровь друг друга. Но тут криминальный вариант отпадает: Андрей дал слово доставить Веру к отцу в целости и сохранности. Из Крыма к Тане вернулись взрослые сыновья с омраченными братскими отношениями.
А что же феи? проморгали, увлеклись. Торчали в коктебельском доме творчества и думали больше о Тане, чем о только что вылупившихся птенцах. Феи сидели на перилах волошинского дома, болтали ногами, поминали Таню незлым тихим словом. Да, умна. Да, талантлива. Но на беду разучилась менять мужчин по своему усмотрению и, к сожалению, ждать тоже не умеет. Берет что попало. Что придется. Что совсем ей не подходит. Ну ладно. Уж мы, феи, за нее возьмемся. И в итоге проглядели ребятишек. Могли бы быть и повнимательней. Днем феи укладывались спать в дурманящие крымские маки, Андрей же с Павлом устраивали дуэль на скалах, как в фильме "Ultima Tule". Лезут по опасной отвесной каменной стене – Вера ждет обоих наверху. Первой показывается голова Андрея, но самый буйный восторг вызывает появление макушки Павла.
Приехали, живы и невредимы. Феи носятся по комнатам квартиры на Вернадского. Вот мол мы какие. Хвальбушки. До проспекта Вернадского добралась Вера. Первым делом перемыла все подоконники. В доме убирались Андрей с Павлом, они о подоконниках не подумали, а Таня как всегда витает. Теперь она вроде бы и не спешит найти себе нового партнера. Или так уж нескоро у нее получается.
Тянется нудный роман с Борисом Гутманом. Таня ездит на Пироговское водохранилище, где у Бориса катер. Ночует с ним рядом в желтой палатке (не в желтой подлодке) и говорит о вещах возвышенных. Уж и сентябрь, все трое ребятишек пошли учиться – Вера к себе на истфак, мальчики к себе на физфак. Тут наконец Танин роман дополз до своего апогея. Она ходит пешком в его однокомнатную квартиру, неинтересную, как он сам. Торопись не торопись – Тане в любовном плане еще ничего хорошего не доставалось. Опять феи прохлопали. Да полно валить на фей. Таня сама не подарок. Ее пристроить – замучаешься.
Отца Таниного уж положили в сырую землю. Мать всё такая же пичужка, с жидкими косицами, обвязанными вкруг головы. Вызывает выросших внуков по любому поводу. Колбаса упала промеж заклеенных рам – приезжайте доставать. А то хуже: сломала изящную руку, просвечивающую у запястья. Внуки водят на лечебную гимнастику – с двух сторон под локотки по скользкому нечищеному тротуару. Она же хвастается перед врачом их красотою. Для нее всё игра – и болезнь тоже игра. Старые русские "из бывших" трудно (не скажу – скудно) живут, но легко помирают. За белыми облаками ихний белогвардейский рай. Как бездумно жила, так бездумно уснула – и не проснулась. Стало быть, и феи не вечны. Эльфы взяли ее с двух сторон под локотки и увели. Ушла на пуантах.
Ребята отучились уже год. Слава богу, весною на Вернадского появилась девочка Ирина, высокая и смелая, с факультета журналистики. Тоже первокурсница, на год моложе Андрея. Для него девочка. И трагедия рассосалась. Рановато еще для трагедий. Так и поехали в Крым вчетвером. Танина палатка вместила. А Таня поехала с Борисом и его другом Гришей на Ахтубу. Ее байдарка, ихняя палатка. Так вот, когда в ейной байдарке парни поплыли на тот берег к рыбакам, их в легкой качке притерли бортами два катера. Обратно идучи байдарка на глазах у Тани затонула. Парни выплыли. Но за те секунды, когда головы скрывались под водою, Таня ощутила: Борис ей не дорог. Он один из многих. Заменишь – не заметишь. Чудовище, а не женщина. Через пару часов спокойно мыла за парнями миски. Вода уходила от нее, Таня бежала за ней вдогонку. Там, наверху, целый каскад электростанций. То спустят воду, то подберут.
Андрей-Павел-Вера-Ирина возвратились вполне определившимися. Младшему из четверых – Павлу – исполнилось восемнадцать. Заговорили о свадьбах. Из детской – под венец. Таня разрешения не дала. Те две пары родителей благословили. Причина простая: у детей намечались дети. Да что они, сбесились, акселераты чертовы? Пошли Андрей и Павел примаками в богатые семьи. Вроде той, в которой сами уродились. Юные жены родили каждому по сыну. Назвали Петром и Сергеем. Богатые деды-бабки повздыхали, потужили и наняли нянек. Так что все четверо юных родителей продолжали учиться.
Монстр Татьяна жила одна в трехкомнатной квартире на Вернадского. Недоутопленный Борис, подсознательно чуя Татьянино равнодушие, вскоре слинял. Кто любит, тот любим – а Таня не любила. В черной книге своей отметил ее Купидон. Не строй теорий смолоду. Дофилософствуешься. Лучше уж – с головою в омут, как Андрей с Павлом. Несчастные родители дочерей. Им отдуваться. А эгоистка Татьяна отплясывает на сборище однокурсников в ресторане "Прага". Легко, красиво – откуда что взялось. Была всю жизнь куда как неловка. Растормозилась, дрянь этакая. И подсыпался к ней человек, которого она вовсе не помнила. Записал ее телефон. Всё как водится. Явился – не запылился. В открытые окна квартиры на Вернадского пахло летним дождем. Гостя звали Александром. Был собой хорош, только глаза беспокойно бегали. С первого свиданья заявил: жить надо вместе, иначе всё скоро развалится. И Таня покорилась, как бывало, хоть и с некоторой опаскою. Свобода женщины оплачивается одиночеством.
У этого Александра Македонского были свои достоинства. Хорошая внешность, умная речь. Он понравился давним Таниным интеллигентным друзьям – вместе ездили летом в Эстонию. Светлые северные дни, пока ничем не омраченные. Он, Шура, разбирался в хорошей современной музыке. Знал и любил китайскую, японскую многовековую культуру. Литературу, поэзию в особенности. При всем при том тихо садился Тане на шею, копил деньги на третью официальную женитьбу и рожденье третьего ребенка. Немного эксплуатировали Таню и в прежних любовных историях. Сама была работяга со скромными запросами. Ее шея так и просила: сядьте. В конце концов Шура обменял с доплатою комнату, отсуженную у второй жены, на однокомнатную квартиру. Женился на молодой приезжей женщине. Родил дочь, назвал Улитою. Кроме денег, перетаскал у Тани, интеллигент хренов, много хороших книг и пластинок – это еще не всё. Таня дважды видела его. Один раз бежал в детский мир, заботливый отец (по третьему заходу). Другой раз стоял ждал поезда в метро на станции Кропоткинская в стащенной у Тани колонковой шапке. На Тане прочно лежало проклятье. Только чье? Вячеслава? Евгения, который, будучи сам кругом виноват, всегда винил кого-то другого? Вряд ли Вячеслав, скорей Евгений тут наколдовал. На него похоже. Танин злой гений – Евгений. Против него, ведьмака, все феи бессильны.
Сыновья учились некоторое время у Тани. Она им нарочно ставила отметки пониже, чтобы другие студенты не обижались. Всё равно Андрей с Павлом понимали, какая редкая умница мать. Было с кем сравнить – иные преподаватели ей в подметки не годились. Богатые сваты, наскучив писком ранних внуков, быстро организовали юным родителям по двухкомнатной кооперативной квартире. Никчемную презираемую Таню не тронули. Прозвали "бесполезной бабушкой". Обе ребячьи квартиры были вблизи Таниной. Бесполезная Таня приезжала туда на недавно купленных жигулях. Смущенно опускала глаза перед красивыми невестками, совала свои бесполезные подарки. Девочки были одинаково хороши собой. Всё равно глаза Андрея во время общих посиделок обращались к Вере. Ничего поделать с этим было нельзя. Оттого и получалось, что Вера взрослела, поверив в собственную неотразимость – обгоняла Ирину. А феи – они конъюнктурщицы, феи. Забирались в Танину сумку, оставались у Павла с Верой, а на Ирину – ноль внимания. Но Ирина держалась неплохо. Комплексы непутевой свекрови на нее не перешли. На факультете журналистики ошивалось много куртуазных юношей из привилегированных советских семей.
А уже перестройка на носу. Четверо ребятишек только-только успели окончить вузы, ан глядь – Горбачев на троне. Еще безобидно – ускорение, и только. Вселенная сама расширяется с ускорением, то и удивляться не приходится. Мальчиков взял в аспирантуру Танин благодетель, что приютил ее, заикающуюся, некогда в ГАИШе. Он сильно постарел. На те отметки, что Таня ставила сыновьям, ему было наплевать. Он знал: яблочко от яблоньки недалеко падает. А уж Таня – яблонька с золотыми яблочками. Скоро, скоро обесценятся все дипломы. Уборщиц в фирмы будут нанимать не иначе как с высшим образованием. Но Тане до фени. Таню настигла последняя в ее жизни реализовавшаяся любовь. Действительно любовь, а не просто так.