Майский парк считался кровным массивом студентов-машиностроителей. Над ним постоянно брались какие-то обязательства. Может быть, потому, что парк сильно смахивал на студентов - был таким же бесхозно заросшим и с Пушкиным внутри.
Окрестности находились как бы в одной компании с институтским комплексом. Только два пуританизированных общежития - женское и мужское заговорщицки стояли в стороне. Они не могли соперничать с кремлевской кладкой старинных построек, а простым силикатным кирпичом нынче не каждого прошибешь.
Архитектурным довеском к ним служила столовая N19, попросту "девятнарик". Питались в ней большей частью в дни стипендий. Она была удобна тем, что любое мясо, принятое в ее мушиной утробе, могло перевариваться и неделю, и две. В зависимости от количества пива, залитого поверх.
За углом бульвара высилась длиннющая девятиэтажка. В обиходе "китайская стена". Ее молоденькие и не очень обитательницы, в основном, дочки городских голов разного калибра, безвылазно паслись в мужском общежитии. Но жениться на них студенты почему-то не желали. Наверное, родители много секли дочек по партийной линии.
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ
Артамонов опасался опоздать на первую в жизни лекцию и проснулся ни свет ни заря. Институт был еще пуст. Артамонов сверил часы с висящими на колонне и принялся перекатывать в записнуху расписание на семестр. Постепенно у доски собралась толпа.
Девушка, стоявшая за спиной Артамонова, заметно суетилась и срывающимся дыханием обдавала его с головы до ног. С высоты своего роста она долго посматривала то на доску, то в записную книжку Артамонова. Осенило ее не сразу. Она тронула Артамонова за локоть и спросила:
- Ты, что ли, тоже в 76-ТЗ?
Артамонов обернулся и уперся взглядом в ее плечевой пояс. Подняв голову выше, он увидел улыбающееся веснушчатое лицо и с таким удивлением осмотрел фигуру незнакомки, что девушка застеснялась своей огромности. Однако она тут же оправилась и повторила вопрос, поменяв местами слова: - Ты тоже, что ли, в 76-ТЗ?
В отношениях с женским полом Артамонов был скромен и застенчив. Его опыт в этом плане исчерпывался тасканием портфеля соседки по парте. Тут пришлось задрать нос кверху, чтобы говорить одногруппнице в лицо, а не в грудь.
- Да, - произнес он после тщательного осмотра фигуры.
- Вот и отлично! Значит, будем учиться вместе! Давай познакомимся. Меня зовут Татьяной, Черемисиной Татьяной. Но называй меня лучше Таней - девчонки говорили, мне так больше идет. Ты уже переписал? Тогда я у тебя перекатаю. А тебя как зовут?
Артамонов сложил губы, чтобы произнести: Валера,
но Татьяна, не дожидаясь ответа, начала вразнос делиться переживаниями по поводу первого дня занятий. Перешагивая через три ступеньки, она поволокла Артамонова по лестнице и, словно лучшей подруге, рассказывала, как из-за одного симпатичного мальчика она не удосужилась прибыть в институт хотя бы за пару дней до занятий, а явилась только сегодня утром самым ранним автобусом, в котором то и дело приставали парни и не дали спокойно дочитать "Дикую собаку динго".
- Я из Кирова, - закончила она о себе. - А ты?
- Из Орла. Только я не пойму, как ты с утра успела добраться. Отсюда до Кирова двое суток езды.
- Это не тот Киров. Мой в Калужской области. Ты что, ни разу не слышал? - Татьяна нависла с такой ревностью и нажимом, что Артамонов засомневался в знаниях Нечерноземья.
- Знаешь, не приходилось как-то...
- Странно, - укоризненно заметила Татьяна. В наступившей паузе как будто послышалось продолжение:
"Стыдно не знать такое!"
Помедлив, она вернулась к теме первого дня занятий:
- Ну вот, кажется, пришли. Высшая физика! Боже мой! Аж страшно делается!
В аудитории не было никого.
- О! - воскликнула Татьяна.