Теперь настала очередь Бэрдена предстать перед судом. Он смотрел на своего обвинителя и чувствовал любовь к нему. Клей казался таким молодым и уязвимым, но и по-мальчишески нетерпеливым; скажи Бэрден нужное слово, его возвышение будет гладким, скажи он не то слово, и грязь покроет их обоих с головой, и Клей, возможно, лишится той движущей силы, которая вознесла его уже так высоко, что можно было без преувеличения назвать его будущим королем.
Бэрден, как ему показалось, обезоруживающе улыбнулся:
- Ты сильно к этому стремишься?
Вызов был брошен ему мгновенно.
- А вы, в мои годы?
Бэрден кивнул:
- Но не любой ценой.
Клей посмотрел на него с искренним изумлением:
- Цена не так уж высока.
Бэрден непроизвольно вздрогнул. Правда невыносима, но и неотвратима. Он принял взятку. Разоблачен. И заслужил наказание. Но не от Клея; хотя, если ад существует...
- Для тебя это плохое начало.
- А для вас - плохой конец. Вот почему этого надо избежать.- Пауза была театральна, намерения - самыми лучшими.
- Ты ждал так долго.- Расчетливость Клея приводила Бэрдена в восхищение. Что ж, было чем восхищаться - тайно вооружиться с таким расчетом, что, как только вспыхнет война, ничего не подозревающий противник моментально будет уничтожен, сражен оружием, которое он, в данном случае, сам же изготовил.
- Как бы то ни было, я не собирался воспользоваться...- Снова незаконченная фраза, из деликатности конечно. После жестокого удара пусть тело врага мягко покоится в могиле.
- Но ты воспользовался. Или намерен...
- У меня нет выбора. Сами понимаете.
- Возможно ли, в самом деле, чтобы ты держал это наготове десять долгих лет, так, на всякий случай? - Более всего поражал его многолетний улыбчивый обман.
Клей не лгал, и это был дурной знак.
- Да, только на всякий случай.
- В тихом омуте...
- Вода не течет.- Клей засмеялся. Комбинация из двух пословиц была их старой шуткой. Бэрден улыбнулся своему убийце. Он относился к Клею, как к сыну, который, как положено в легенде, поднимает на него руку, чтобы занять его высокое место.
- Ты говорил тогда с Эдом Нилсоном? - Бэрден удивлялся, откуда у него такое любопытство к деталям.
- Да. Он заплатил конгрессмену, который передал мне пленку, и сказал, чтобы я вас не тревожил.
Лицо Бэрдена исказилось.
- Жаль, что не потревожил.
- Знаете, в те дни я был так наивен.- Клей внезапно решил исповедаться. Даже in extremis их отношение друг к другу не изменилось.- Я не мог поверить, что вы на это способны.
Бэрден закрыл глаза, ища смерть под веками, но вместо нее увидел лицо своего отца. Наконец победа! Сын, вызывавший зависть, сломлен и обесчещен. Капрал конфедератов восторжествовал, как оба они и предполагали с того самого дня, когда он объявил: "Я добьюсь успеха", а отец ответил: "Ты достаточно лжив, способен на вкрадчивые речи и выбираешь кривые дороги. Почему бы тебе не стать президентом? Стране это пойдет на пользу. Все кругом воры, все лгуны! О, ты пойдешь далеко!" На что юноша ответил: "Я пойду далеко, потому что я не такой слабый, как ты. Я никогда не жалуюсь. Я добьюсь победы своим путем". Иронический смех: "Это путь на панель. Туда тебе и дорога. Я же предпочитаю остаться самим собой, со своими ранами..." - "Будь они прокляты, твои раны!" - "Вы правы, мистер Президент. А теперь убирайся к черту!"
И вот он убрался в ад, и дьявол сидел напротив, заставляя его вспоминать, как он совершил то, чего надеялся никогда не совершить. И что еще хуже, прогулки по панели никуда его не привели.
Клей продолжал исповедоваться:
- Я считал, что это совершенно немыслимо. Вы, самый неподкупный человек в сенате, так я считал, во всяком случае. Вот почему сначала я отказывался верить. Но затем понял, как все это увязывается одно с другим. В тот год вы хотели подняться на самый верх. И вам нужно было достать денег. И где еще могли вы достать сразу так много?
Бэрден намеренно прижал больное плечо к рукоятке кресла. Боль приходила и уходила острыми приливами, но подлинная агония продолжалась, ничуть не ослабевая.
- Я даже искренне восхитился вами. Суметь так сохранить облик политического святого, такого праведного, что дух захватывало, а на деле...
С этим пора кончать.
- Я рад, что ты действительно восхищался мной.- Бэрден хотел быть ироничным, но вышло патетично.- Что же, теперь это все в прошлом, да?
- Пока - в прошлом.- В первый раз Клей угрожал.
- Миллисент! - Голос Бэрдена показался неожиданно резким ему самому, это был крик Прометея: клюв стервятника вонзился в его сердце.
Вошла Миллисент:
- Разрешите?
- Пожалуйста,- сказал Бэрден. Превозмогая боль, он попытался встать с кресла. Клей подбежал к нему, взял под руку. Все было как в доброе старое время.
III
- Я хотел бы сказать несколько слов перед этой комиссией, состоящей из необычайно... я бы даже сказал, пугающепредставительных американцев. Я обратил внимание, что ваше, без сомнения, искреннее стремление к конформизму в политике подчинено вашей коллективной... простите мне это слово ... страсти к рекламе. Ведь политика - единственная профессия, в которой посредственности могут привлечь к себе внимание клеветническими выпадами.
Председатель комиссии подал знак сенатскому приставу:
- Выведите его!
Другой член комиссии закричал:
- Он проявляет неуважение к конгрессу!
Но Питер не двинулся с места. Он невозмутимо продолжал:
- Господа, вы пригласили меня для обсуждения проблемы коммунизма, именно к этому я и намерен приступить. Как все мы знаем, коммунисты проникли в Белый дом, Пентагон, в школы, печать, церкви, кинопромышленность. Они всюду заняты своей тайной подрывной деятельностью. Что же следует предпринять? Как можем мы остановить эту ужасную болезнь, подтачивающую самую сердцевину нашего общества? У меня есть рецепт. Каждый гражданин должен ежедневно приносить клятву верности флагу. Таким образом мы сумеем скоро выяснить, кто хороший американец, а кто - нет, потому что, как нам известно, агенты Советов предпочитают смерть клятве верности нашему довольно-таки неугомонному флагу. А если мы обнаружим врага, мы сможем выслать его в Россию, предоставив возможность Федеральному бюро расследований заняться своим настоящим делом - взнузданием черномазых.
Давайте теперь поразмыслим о борьбе за умы людей за пределами этой свободной страны. Коммунисты сулят утопию, привлекающую людей двух типов: невежд и дегенератов. В самом деле, раз статистика нас убеждает в том, что все невежественные болваны и сексуальные дегенераты являются ipso facto коммунистами, мы можем сделать отсюда вывод, что любой сексуальный дегенерат, по определению, является не только невежественным болваном, но и коммунистом или по крайней мере сочувствующим. Поскольку сенатор установил, что сотрудники государственного департамента сплошь гомосексуалисты, вряд ли кого-нибудь удивит, что они одновременно представляют из себя и невежественных болванов, и коммунистов, которых надлежит искоренить. То, что сам сенатор питает склонность к молоденьким мальчикам...
- Вот его показания. Чем, черт побери, ты занимаешься? - Иниэс появился в комнате в тот момент, когда Питер изображал, как он игриво подносит палец к носу председателя комиссии.
- Я разговаривал с самим собой,- сказал Питер.
- О чем?
- На разные темы. В данный момент я выступал с речью перед Комиссией палаты представителей по расследованию антиамериканской деятельности.
- Очень похоже, что тебе действительно придется ее произнести. Ты будешь апеллировать к Пятой поправке , как поступили все, кроме Билли Торна. Он пел соловьем. Посмотри.- Иниэс швырнул показания Торна в постель, где восседал Питер среди подушек и гранок дюжины статей для журнала. Он полдня проводил в постели, работая, разговаривая по телефону, принимая сотрудников журнала, чьи рабочие кабинеты помещались на первом этаже большого дома в негритянских трущобах, который Питер купил для себя и редакции.
До сих пор соседи Питера не проявляли ни малейшего интереса к попыткам журнала привлечь внимание к их печальной доле. Питера и его друзей подозревали в том, что они устраивают оргии. Зачем еще нужно белым прятаться в "респектабельном" негритянском квартале? Большинство белых склонны были согласиться в этом со своими черными собратьями. В лучшем случае они считали Питера эксцентричной натурой, которая, как им казалось, деклассируется. Несмотря на всю расплывчатость своих политических позиций, Питер находил родной город все более и более забавным. Политика и возмущала его, и доставляла ему удовольствие. Не без интереса он отмечал, что каждое новое знакомство напоминает бесконечный роман с бесчисленными главами, которые приходилось либо пропускать, либо домысливать, так как за один раз можно было внимательно прочитать только несколько страниц; и все же на основе этих неполных данных (как это опасно для критиков!) выносилось суждение о всем произведении.