– Взяли, взяли, я ж тебе не про то говорю. Просто у нас никто не верит ни в конкурсы, ни в голосование, ни в какие кампании. Все знают, что будет сделано, как захочет…не знаю кто, скажем, волшебник Гудвин, великий и ужасный. Некоторые гады этим пользуются. Я в институте преподавал, нашел студентку. Толковенькая, живенькая и к нам на работу согласилась пойти, хоть от ее дома и далеко. Диплом писала у себя на кафедре, но по нашему профилю, а распределение к нам получила. Документы подала и уехала отдыхать. Ну, а я рассчитываю, что где-то в сентябре будет у меня новый сотрудник. Так с этой мыслью свыкся, что сказал начальнику отдела про одну работу: "Это для Кати, придет и сделает". Он мне: "А Катя к нам не придет. Она, ты меня извини, по пятому пункту не прошла". Я сначала пригнул голову, как обычно. Потом думаю, по какому такому пункту? Стал на начальника давить. Он сходил "в кадры" и узнал, что у Кати отец Михаил Абрамович. Ну, и что? Может он из староверов. А даже если еврей? Так ее вообще в институт не берут? "Берут, говорит, в новое отделение цифровой техники. Кадровик сказал, что туда можно". Тут уж я не сплоховал. "Эх, вы, говорю, у вас молодого специалиста уводят из-под носа, а вы удовлетворяетесь дурацкими объяснениями". Смотрю, усы у начальника зашевелились, бороденку вперед выставил, забрало его. Побежал ругаться. Так и оказалось. Начальник нового отделения цифровой техники сказал директору, что сам он набрать специалистов не может, а отдел кадров не помогает, в смысле, ни черта не делает. Директор сердился и ногой топал. Вот кадровик и решил исправиться, нашу Катю похитить. Для чего и придумал причину, по которой не принято объясняться. Но в этот раз ничего у засранца не получилось. Правда, нам от этой победы было мало толку, больше – моральное удовлетворение: Катька вышла замуж и в декрет ушла. Перезваниваемся иногда, но, боюсь, в наш институт она не вернется.
– Рассказал? – спросил Сережа.
– Рассказал… – устало ответил Лев.
– Ну, тогда давай дальше твои любимые бумаги оформлять.
– Давай, – покорно вздохнув, согласился Лева.
* * *
Документы отослали. Через три месяца Сережа получил кандидатские "корочки".
Глава 23
"Ландыши, ландыши, светлого мая приве-ет…", – звонко пели конструктора, а цеховые портили песню: "Ты сегодня мне принес механический насос, вставил в женю, стал нака-ачивать, припустилась я летать, третий спутник догонять, не умею повора-ачивать…" Конструктора не обращали внимания на горлопанов и пели правильно: "Ты сегодня мне принес не букет из пышных роз, не тюльпаны и не ли-илии…" Цеховые замолчали: им и стыдно стало перед хорошо поющими девушками, и слов дальше не знали.
Свежевыкрашенная тележка с трехметровым картонным знаменем "Да здравствует советская наука!" выплыла из ворот предприятия и остановилась по команде "Стой!" Представитель парткома, ответственный за проведение демонстрации, стал оглядывать группки сотрудников, искать пополнение для команды, которая покатит телегу. Сережа слегка присел, спрятался за своих, чтобы не попасться на глаза. Не дай Бог, назначат в команду, мало того, что не отойдешь, так потом, после демонстрации, надо телегу возвращать на предприятие. Сережин маневр удался, из их лаборатории катить телегу позвали Виталия Царькова. Хорошо, теперь никаких забот, тем более, Генка уцепился за телегу, будет помогать везти. Так что в ближайшее время ясно, где его искать…
* * *
Домашние сборы были беспокойными. Анна Петровна, которая поднялась раньше всех, чтобы накормить и проводить демонстрантов, все утро ворчала, бубнила, что не надо бы ходить, дел на огороде по горло, день год кормит, а эти "чтой-то и кудай-то, мужчины, тоже, называются, не сбитая борона"…
Потом выяснилось, что Генке не во что обуться, у ботинка отлетела подошва. Тут уж Сережа возмутился: "Ты что, не мог раньше сказать?! Обязательно перед выходом из дома! Где я тебе ботинки найду первого мая?! Сиди теперь в четырех стенах, никуда не пойдешь! Тоже мне, младенец, сороковой размер обуви!" Бедный Генка расстроился, захлопал глазами, казалось, сейчас заплачет. Помог Андрей Прокофьевич – полез на антресоли и достал хромовые сапоги. Намотал внуку портянки, чтобы сапоги не болтались на ногах. Ничего, сойдет. Генка сначала обрадовался такой необычной обувке, рассматривал свои ноги в сапогах и так, и этак. А потом опять загрустил – большие сапоги у него на ногах выглядели как валенки. Решили брюки выпустить поверх голенищ, тогда не так заметно.
Прокофьич из комнаты крикнул: "Сереж, я, что тебя хочу спросить…" Когда Сережа подошел, Прокофьич сунул ему стеклянную фляжку из-под коньяка с темной водкой, настоянной на калгане. Такую же фляжку тесть засунул во внутренний карман своего пиджака.
Наконец вышли из дома втроем: дед, отец и Генка. Пришлось поднажать, чтобы успеть вовремя, к перекличке. А потом почти час топтались у предприятия. Ну, это как всегда.
* * *
"Андрей Прокофьевич, а где ваш внук?"
"Ой, какой большой!"
"Андрей Прокофьевич, вы его наказываете? А как?"
"Квартальной премии лишает, хи-хи-хи…"
"Андрей Прокофьич, а внучку вы тоже привели?"
Гомон сотрудников его лаборатории, вопросы, и настоящие (какой действительно у начальника внук), и с подковыркой, приятно будоражили Прокофьича, вонзались в него с разных сторон, как струйки циркулярного душа. Прокофьич неспешно поворачивал голову к вопрошавшему, отвечал через раз и блаженно улыбался. Андрей Прокофьевич был счастлив.
За много лет он привык, что любой вопрос о собственном ребенке, о единственной дочери Татьяне, вызывал тревогу, душевное напряжение. Для ответа нужно было сосредоточиться, подумать, что сказать. Всегда нужно было обмануть себя и убедить других. Даже для того, чтобы на дежурное: "Как дочка?" – ответить: "Да все нормально", требовалось подобрать тон. Он-то знал, что не все нормально. А если дальше будут спрашивать? "Конечно, перешла в следующий класс, нет, троек мало… конечно, сдала сессию…" Но как перешла, как сдала, каких родительских усилий это стоило, знал только он!
Теперь же всякое упоминание о внуках было приятно Прокофьичу, и любой его ответ был непринужден и правдив. Генечка и Настя. Ребята – первый сорт. Всегда хотелось о них говорить. Тут уж, наоборот, следовало удерживаться, не рассказывать больше, чем спрашивали. И самые превосходные дедовы оценки вполне соответствовали действительности. Нет, совершенно объективно! Он мог бы ответить, что Генечки тут нет, потому что он улетел в космос, и это было бы меньшей неправдой, чем та, которую он допускал раньше, когда говорил, что Таня хорошо сдала сессию.
* * *
Колонна института вслед за телегой продвигалась по аллее, выходившей на круглую площадку. Эта площадка была похожа на замощенную лесную поляну, тут заканчивался лесок, отделявший институтские территории от жилых кварталов. В эту поляну вливалась еще одна аллея. Объединенные поляной, две аллеи превращались в городскую улицу Бульвар космонавтов.
На другой аллее уже стояла колонна из соседнего института, катившая телегу "Выше знамя социалистического соревнования!". В назначенную минуту единая колонна двух институтов должна была двинуться по Бульвару космонавтов к центральной площади, чтобы вовремя пройти мимо трибуны, на которой стояли отцы города.
Когда колонна Сережиного института подходила к поляне, раздалось громкое приветствие: "Поздравляем с Днем международной солидарности трудящихся наших коллег и смежников, которые стремятся к вершинам науки, подобно воздушным гимнастам, поднимающимся под купол цирка!" Веселое поздравление через мегафон с обязательным употреблением слова "купол", в честь руководителя Сережиного института Петровичева-Купола, было традиционной и санкционированной первомайской вольностью. Первомайское приветствие придумывалось в другом институте и хранилось в тайне. В прошлом году разведка донесла, что будет провозглашено "Пусть наши изделия защищают рубежи социалистической Родины под ярким солнцем, и под куполом звездного неба! Ура, товарищи!" Поэтому тогда сходу ответили: "Вместе с вами согласны создавать новые изделия днем и ночью и поднимать их качество не в ущерб количеству!" В этом году разведка не сработала. Пришлось крикнуть в ответ нейтральное: "Поздравляем друзей и коллег с праздником! Благодарим за ваши пожелания! Желаем и вам успехов в труде!"
На ноябрьские праздники через мегафон произносили более гладкие фразы. Хотели один раз на 7 ноября крикнуть: "Каждой фирме – сытную зимовку!", поменяв одну букву в правдинском заголовке, вместо "ферме" – "фирме". Но в парткоме не разрешили, разглядели намек на актуальную статью в "Правде" о сытной зимовке крупного рогатого скота на животноводческих фермах.
Две колонны теперь расположились на сходящихся аллеях, поставив рядом головные телеги. На поляне была первая запланированная остановка. Ответственные товарищи пошли вдоль аллей, оценивая, как выглядят праздничные колонны. А группы сотрудников по вполголоса произнесенным словам: "В лес!" брызнули в кусты. Там разлили и выпили первую порцию, по скорому закусили и вернулись на свои места, дожевывая колбасу, а за ними удалились следующие. На другой запланированной остановке перед выходом с Бульвара космонавтов на площадь выпивали еще раз по сигналу "В подъезд!"