– Меня, старого заслуженного гражданина, дразнить!!! Да я вас… Да я в гороно… Да вашу секту паршивую завтра же закроют… Да я…
А вот этого приличные люди терпеть уже не могли.
– Какая секта? Да ты в своем уме, хрен старый? Счас на руках вынесем…
Интеллигентный люд брызгал слюной, рычал, стонал и чуть не плакал.
– Дурак… Сам такой…
Минут через десяток Тужиков, посчитав, что его миссия – миссия доброй поэзии – завершена, сунув под мышку сумку со своими литературными раритетами, ретировался восвояси.
Его приговор был окончателен: "Ничего они в поэзии не понимают. Неучи, и все тут! Сюда больше ни ногой".
Между тем на улице ярко светило солнышко, шумели на площадках детишки, шелестели листики набирающих сок деревьев, лето входило в силу.
– Да ну их, сектантов, неучей этих, хватит, домой пора. Сейчас бы чайку и поспать, устал что-то.
Матвей Ильич, закинув сумку через плечо, поковылял к дому.
И немного о музе
В среду в вечерней эфирной сетке областного телевидения планировался большой разговор с творческой интеллигенцией. К участию в мероприятии приглашены были лучшие литературные силы, люди хорошо известные не только в городе и области, но и за их пределами, это был народ весьма авторитетный и почитаемый. Среди приглашенных был молодой прозаик Семен Мельников-Заозерский.
Семену предстояло впервые выйти в люди со своим творчеством, а потому его волнения и переживания перед эфиром были вполне естественны. Надо сказать, по возрасту Мельников был не так уж и молод, за сорок ему, но вот в среде пишущей братии он вращался чуть более двух лет. Багаж; творческих изысканий Семена был невелик: пара повестей, десятка полтора рассказов, пьеса и куча репортажей в городском "Вечернем вестнике", и тем не менее в писательских кругах он уже был заметен.
Родные, знакомые и близкие Семена о его участии в передаче были осведомлены и у телевизоров сидели задолго до начала эфира. Супруга Семена, Лола Федоровна, ожидая его триумфа на телевидении, накрыла дома шикарный стол, разорилась на бутылочку хорошего сухого вина и пригласила в гости соседей. Она была несказанно рада за мужа и с волнением ожидала начала передачи.
В студии под ярко горящие софиты гостей собралось меньше, чем ожидалось, и речь не о студийных статистах – их как раз было более чем достаточно, – а вот тех, с кем ведущая Анастасия Широкова готова была рассуждать на темы прекрасного и вечного в современной литературе, оказалось всего двое. По разным обстоятельствам несколько гостей не смогли участвовать в передаче, у телекамер сидели лишь известный в области поэт Александр Власов и Мельников-Заозерский. Впрочем, такая ситуация не смутила ведущую, она владела предметом, была готова к разговору и знала, как вовлечь в активную беседу присутствующих.
Передача началась. Власов, для которого такие встречи были не в новинку, чувствовал себя раскрепощенно и уверенно. Минут через пяток сумел избавиться от волнения и скованности Семен. Разговор получался, и, судя по светлой улыбке Анастасии и аплодисментам статистической братии, получался довольно неплохо. Ведущую скрипку в разговоре играл Власов, ему было что сказать аудитории, он хорошо знал классическую и понимал современную поэзию, прекрасно читал стихи, и, что, пожалуй, главное, умел держать внимание аудитории. Семен пока молчал, он улыбался. Он тоже готов был к разговору, и ему уже не просто хотелось включиться в разговор, он просто мечтал об этом.
И его время пришло.
Мило улыбнувшись, Анастасия обратилась к писателю:
– Семен Михайлович, поделитесь, над чем работаете, что получается, а может, что и не так складывается? Расскажите о своем творчестве.
Сказать Семену было что. Он был готов поделиться своими мыслями, переживаниями судьбы героев своих повествований. Душа его рвалась рассказать о ночных бдениях у компьютера, бессонных ночах, литрах крепкого кофе, но… Ведущая, будто ощущая все то, что кипит в мозгах молодого писателя, продолжает:
– Семен Михайлович, поделитесь, как вы находите сюжетную линию, сам сюжет своих произведений, все ли вами берется из жизни, из сегодняшнего бытия, или то, о чем вы пишете, вымысел?
– Спасибо за вопрос, он, пожалуй, и есть то главное, на чем зациклен любой писатель. Конечно, чтобы написать нечто, нужен сюжет. На мой взгляд, единицы способны придумать сюжетную линию, и именно придумать, так сказать, создать ее. Но к чему сочинительство, к чему эти мучения, если жизнь дает множество историй, ситуаций, из которых вполне можно сделать добротное произведение? Нужно только внимание и желание увидеть, понять ту самую ситуацию, которую следует описать, найти, или увидеть и понять конфликтную линию, завязку, так сказать. Естественно, при этом писателю нужна муза, но не помешают взрыв, некий толчок, озарение, молния, если хотите. Вот простой пример. Вы помните мою повесть "У озера"? Да, по лицам вижу, знаете ее, историю о страшном убийстве и исцелении. Так вот. Дело было прошлой осенью. Мы с супругой решили пикник устроить у пруда за городом. Приехали, развернулись. Пока я с костерком возился, Лола моя решила по берегу побродить. Вдруг слышу ее голос: "Сема! Мать твою за ногу, Сема, Сема…" Я бегом к ней. Смотрю, у сосны ямка, а там прикопана живность, собака, видать, и только лапа торчит из земли. Конечно, какой там пикник? Домой поехали. А приехал, не по себе как-то, не могу, вот перед глазами стоит эта собачья лапа, и все тут. Три ночи не спал. Так родилась повесть.
По ходу рассказа Семена у Анастасии вытянулось лицо, на нем появилась растерянность. Но слово не воробей, об "энтакой матери" сказано в прямом эфире и при ней. Ведущая была опытным человеком, быстренько смекнула, что к чему, и решила продолжить беседу с Мельниковым. Скандал в эфире – это тоже польза, рейтинг передачи только возрастет.
– Так что, Семен Михайлович, ваша Лола еще и ваша муза? И часто она толчки такие вам дает?
Студийная аудитория притихла. Что-то будет? А Семен и не замечал подвоха в голосе Анастасии, он был честен, искренен и говорил именно то, что хотел сказать.
– Да, моя Лола прекрасная помощница в творчестве, она много читает, знает новинки литературы, вычитывает, поправляет меня. Может, мне и не все и не всегда нравится, что она говорит, но выводы после бесед я делаю всегда. И, как правило, выводы верные, и произведения в итоге неплохо получаются, достаточно добротные, так что жене я многим обязан. Кстати, к вопросу о сюжетах. Как-то в прошлом году, где-то под осень, соседи мои решили ремонт сделать в квартире, сами понимаете, ремонт, потоп и пожар для соседей всегда одинаково проблематичны. Так вот, вышла моя Лола на лестничную клетку, а там все завалено дверьми, железками какими-то, мешками с цементом и прочим. В темноте она споткнулась и грохнулась. Слышу, кричит: "Семен, Семен, зараза, ты где? Спалю сейчас все здесь, бегом ко мне, милицию вызывай и скорую!!!" Все, конечно, обошлось, и с соседями замирились, и скорую не пришлось вызывать – царапиной все обошлось. Но вот истошный голос и фраза "спалю сейчас все тут" просто в мозг впечатались. Три ночи не спал, сновидения разные мучили, а в итоге рассказ вышел, небольшой, но очень такой эмоциональный, резкий, о добре и зле, о несправедливости. "Страшная правда" назвал я его. Пока не опубликован, но в планах есть. Или вот еще…
Опытный Власов, слушая Семенов монолог, все больше и больше грустнел и нервничал. Он понимал – простой, открытый и бесхитростный мужичок с псевдонимом Заозерный медленно, но очень уверенно роет себе яму. Он пытался ногой достучаться до ботинка Семы, но куда там! Мало того что молодой прозаик сидел от него далековато, он еще и ни на кого не обращал внимания, все говорил и говорил. Остапа явно несло.
– Или вот еще. Летом мы с Лолой…
По лицу ведущей было понятно, откровения мастера пера Семена веселят ее и уже нисколько не смущают, но скоро, видимо, и она поняла: надо спасать ситуацию. Люди ведь впрямую смотрят на монолог этого чудака и не понимают, о чем он лепечет. У главной камеры уже минут пять гримасничал выпускающий редактор. Надо было завершать эфир, что она и сделала. Причем надо отметить, сделала это мастерски, вроде как и ничего не случилось.
– Стоп, стоп, стоп, уважаемый Семен Михайлович. Вы так много и интересно рассказывали, остановитесь, пожалуйста. Это не последняя наша встреча, мне кажется, нам стоит сейчас остановиться, а вновь встретившись, и, я уверена, это произойдет, вы вновь покажете нам удивительный мир писательского творчества.
Умела Анастасия работать и с аудиторией, да и с собеседником, в этом ей не откажешь.
Через пяток минут эфир был завершен. Статисты потянулись к выходу. Власов ушел по-английски, ни с кем не прощаясь. Техники, операторы и прочий студийный люд оперативно приводили аппаратуру в исходное положение, жизнь продолжалась. Семен приходил в себя. Так долго, пространно и горячо он давно не говорил, он чувствовал усталость и разбитость.
– Я что-то не так говорил?
– Все нормально, Семен Михайлович, все хорошо, Анастасия, взяв Семена под руку, вывела в холл.
– Вы передохните, перекурите, если есть желание, о следующем эфире мы договоримся. Люди поняли ваше откровение, вы ведь видели их реакцию? Спасибо, всего доброго.
Ведущей предстояло еще получить порцию не совсем ласковых слов от руководства, она это знала, но расстраиваться было некогда. Дела, дела. Да и что, собственно говоря, произошло? Выговорился в эфире человек, хороший человек, но уж больно бесхитростный, простак, одним словом.
Легкой походкой, с улыбкой Анастасия направилась к редактору.