ПРИМЕЧАНИЯ
Глава третья
ОДИНОКОЕ ВОСХОЖДЕНИЕ
1. Мокша-Дхарма, 260, 21.
2. Там же, 214, 14-15.
3. См.: Б. Смирнов. Санкхья и Йога, с. 223 сл.
4. Мокша-Дхарма, 220, 6.
5. С. Вивекананда. Философия йога, ч. 2 с. 48.
6. Мокша-Дхарма, 318, 19-20. Примечательно, что образ безветрия родствен буддийскому понятию Нирваны, которая также означает безветрие.
7. Там же, 6-7.
8. Yoga-Sutra, III, 1.
9. Мокша- Дхарма, 308, 17.
10. (Махендра Нет Гунта). Провозвестие Рамакришны. СПб., 1914, с. 130.
11. Yoga-Sutra, I, 23.
12. Последователи Патанджали выдвигали ряд аргументов в пользу существования Бога. Прежде всего это свидетельство Вед (которые почитались всеми шестью философскими даршанами), затем - градация совершенства в мире, требующая высочайшей ступени, и, наконец, то, что идея Ишвары должна объяснить взаимодействие между Пурушей и Пракрити
(см.: С.Чаттерджи и Д. Датта. Древняя индийская философия. М., 1954, с. 286-287; S. Dasgupta. A History of Indian Philosophy, I, р. 258).
13. Yoga-Sutra, I, 24.
14. Там же, I, 25-26.
15. Там же, I, 27. Слово "Oм" (означающее Божество) распадается на три звука: А-У-М, произнесение которых подчинено особым правилам. Смысл его связывали с тремя Ведами и с тремя аспектами Божества. См.: Н. Gотрегz. Die Indische Theosophie, 1925, S. 254.
Глава четвертая
БОГИ И АВАТАРЫ
Какие бы образы с верой ни почитал поклонник, его нерушимую веру Я ему посылаю.
Он ищет милости у образа, укрепляется этой верой.
Бхагавад-Гита
Индия между II в. до н.э. и началом н.э.
В центральной Индии, недалеко от Санчи, сохранилась колонна с любопытной надписью. Она гласит, что памятник воздвигнут Гелиодором, послом греческого царя, в честь Васудевы (1), "Бога богов". Васудева - это уже знакомый нам персонаж Бхагавад-Гиты Кришна (См. Том 3). В его лице надпись прославляет не просто героя-кшатрия, но воплощение бога Вишну.
Почему же иноземец чтит как Высочайшего именно Кришну, а не Брахмана или кого-либо из богов ведического пантеона? По-видимому, ко II веку до н. э., когда была составлена надпись, культ Васудевы-Вишну получил широкое распространение и возвысился над прочими. А если учесть, что этот бог не играл никакой роли в традиции Вед, то следует заключить, что индийская религия вступила в какую-то новую фазу.
"Брахманское возрождение", начавшееся при Шунгах, сводилось не только к реставрации учения Вед и Упанишад. В русло обмелевшей реки брахманизма влились иные потоки, которые сделали ее вновь широкой и полноводной.
Произошло это не сразу. Индо-арийская религия существовала уже более тысячи лет; она знала периоды расцвета, пережила годы оскудения и кризиса, связанные с проповедью Махавиры и Будды. А тем временем в глухих уголках на юге страны и в Гималаях, где больше всего сохранилось коренных обитателей полуострова, незаметно жили старые культы и старинные обряды.
Апофеоз Кришны в Бхагавад-Гите явился первым признаком того, что наряду с брахманизмом и реформаторскими доктринами в Индии продолжает существовать еще одно духовное течение, которое далеко не умерло и готово предложить свое решение проблем жизни и веры.
Пока шел спор между брахманами и буддистами, это оттесненное в тень направление вновь заявило о себе. Верования, возникшие еще тогда, когда в Индии никто не слышал об арьях, обогатили брахманизм и отлили его в новую форму. Так появилась религия, получившая название индуизма.
Индуизм трудно считать строго определенным учением, ибо он скорее образует пеструю амальгаму культов, что, однако, не мешает его устойчивости и жизнеспособности. Начало его восходит к доарийской древности, в то же время он и поныне исповедуется миллионами индийцев.
Успех принесла ему приверженность жителей Индостана к древним верованиям. Подобно грекам и египтянам, индийцы были более склонны принимать веру в любых новых богов, нежели отвергать прежних. Брахманы великолепно умели совмещать в одной религии десятки направлений.
Нет оснований, как иногда делают, видеть в индуизме только реакцию, реванш, который сумели взять над буддизмом полузабытые боги дравидов. Победа индуизма была обусловлена прежде всего тем, что он смог ответить на глубокую религиозную потребность человека.
Философия Упанишад и Будды, по существу, убивала молитву как проявление непосредственного порыва души к Богу. Радость богообщения, которая порой чувствуется в гимнах Риг-Веды, сменилась созерцанием Абсолютного, отвечавшего человеку лишь загадочным безмолвием. Если отдельным возвышенным душам слово "Брахман" говорило о подлинных мистических переживаниях, то для обычного человека оно звучало достаточно абстрактно. Индуизм восторжествовал именно потому, что вернул людям "религию сердца", воскресил надежду быть услышанными и получить ответ, открыл богатство веры, устанавливающей взаимную связь Бога и человека.
Выход индуизма на авансцену истории совершился почти без борьбы, как бы незаметно. Этому способствовала, во-первых, отмеченная выше склонность индийцев сближать различных богов, что создавало терпимость между их почитателями. Такая черта религиозного мышления отнюдь не была результатом агностицизма, вроде того, который классически выражен в "притче о трех кольцах" Лессинга. Отказ от возможности распознать, где Истина, родствен религиозному равнодушию. Индийский же пантеизм приводил к мысли о своего рода диффузной природе истины, пребывающей повсюду и в разных обличьях.
Вторая особенность индуизма тоже связана с пантеистическим мирочувствием. Любая вера стремится найти средства преодолеть дистанцию между человеком и Высшим. Пантеизм же просто игнорировал эту дистанцию. Убеждение, что все миры пронизаны Божеством и тесно спаяны между собой, создавало чувство близости Священного. Поэтому религии древних, населявшие Вселенную сонмами духовных сил, всегда имели огромную притягательность.
Вместе с архаическими богами неизбежно вернулись и многие доарийские обычаи. Первобытный тотемизм обрел "второе дыхание", хотя истолковывали его уже по-новому. Поскольку Бог может проявляться во всем, то горы, растения, животные должны восприниматься как Его воплощения. Нигде, кроме, пожалуй, Египта, культ животных не держался так стойко, как в Индии. Почитание коров, обезьян, змей и по сей день остается неотъемлемой чертой Индуизма.
Не избежал он, однако, и воздействия реформаторских доктрин. По примеру джайнизма и буддизма индуисты, за редкими исключениями, отказались от кровавых жертвоприношений. Это же влияние сказалось и на религиозном искусстве. Первые известные нам храмы и статуи Индии - буддийские; но вслед за ними стали появляться и индуистские.
Статуя рассматривалась индусом не только как эмблема, но и как реальное воплощение Божества. К ней относились как к живой: будили утром, омывали, ставили перед ней пищу и цветы, играли и пели для нее. В этом проявилось все то же стремление обращаться не к безликому Нечто, а к конкретному олицетворению Божественного (2). Храмовые церемонии редко носили публичный характер, ибо предназначались прежде всего для бога. Служение совершали, как правило, без лишних свидетелей, и оно доныне является частью повседневной жизни индусской семьи.
Всенародными же были праздники. Ритуальные танцы, торжественные процессии со слонами в пестрых попонах, игры и состязания, вынесение статуй из храмов, массовые омовения в водах Ганга - все это делало праздники незабываемым событием для людей, внося в их существование чувство священности жизни. Уже одно это давало индуизму перевес над строго аскетическими и монашескими учениями.
Усвоив разнородные обряды, верования и суеверия, индуизм стал походить на фантастическое переплетение форм, украшающих фасады индийских храмов, где боги и демоны, люди и звери образуют единый узор - картину многоликого бытия. Эта мозаика, сложенная из элементов, заимствованных у разных племен и эпох, - главная особенность индуизма, который в силу своей эклектичности не создал ни единой теологии, ни единого культа. Однако в нем можно выделить некоторые основные черты.
Учит ли эта религия о едином Боге или низводит брахманизм до уровня простого язычества? Однозначно ответить на этот вопрос невозможно. На первый взгляд индуизм есть почитание тысяч богов. Греки тоже соединяли множество культов, и их поэты лишь с трудом могли классифицировать обитателей Олимпа, но это не идет ни в какое сравнение с индуистским пантеоном. Населявшие его боги двоились, троились, расплывались и снова сплавлялись. За сотни лет ни один индийский богослов не был в состоянии навести порядок в этом хаосе. Впрочем, к системе и не слишком стремились, так как все трудности устранял старый брахманский взгляд на божества как на формы Единого.
Однако не эта идея, наметившаяся еще в Ведах (авторитет которых индусы всегда признавали), определяет своеобразие индуизма, а открытие личностного аспекта Божества, открытие, вдохновившее автора Бхагавад-Гиты. В ней Кришна говорит, что ему дорога молитва, обращенная к любому образу, что его любовь простирается на всех, кто "вручил ему сердце и разум". Индуизм приходит к осознанию того, о чем еще раньше говорили библейские пророки: вера - это двустороннее отношение любви:
Постоянно преданных Мне, в Меня погрузивших сердце,
Чтущих Меня с глубокой верой, их наиболее преданными считаю.
Погрузи в Меня свое сердце, в Меня углуби свой разум.
Так ты пребудешь во Мне.(3)