После обеда мы все перешли в захламленную гостиную. Джо остался в столовой, и я предложила помочь ему убрать посуду, но он сказал, что будет лучше, если я поразвлекаю Клару. Клара уселась на диван среди груды мятых газет и закрыла глаза. Я так и не нашла, о чем с ней говорить, и сидела, уставившись на потолок, украшенный в центре гипсовой розеткой; когда-то под ней, наверное, висела люстра. Я вспоминала Клару, какой она была в школе: высокая, хрупкая девочка, которую всегда освобождали от занятий спортом, и когда мы, напялив синие тренировочные костюмы, бегали по залу, она устраивалась на скамейке у стены и смотрела на нас с таким видом, будто ее забавляет зрелище неуклюжих, потных девиц. В классе у нас почти все были толстушки, объедающиеся картофельными чипсами, и Клару считали образцом той прозрачной женской красоты, которую изображают на рекламах духов. В университете Клара казалась уже не такой болезненной, но к тому времени она отрастила свои светлые волосы, придававшие ей еще более несовременный, даже средневековый вид: она напоминала мне дам, сидящих среди роз, на старинных гобеленах. Характер у нее был, конечно, совсем не средневековый, но на меня всегда очень влияло внешнее впечатление.
В конце второго курса, в мае, Клара вышла за Джо Бейтса, и сначала я считала, что они - идеальная пара. Джо был высокий, лохматый и немного сутулившийся парень, старавшийся оберегать Клару; он был почти на семь лет старше ее и уже кончал университет. До свадьбы они так обожали друг друга, что это даже отдавало каким-то нелепым романтизмом. Так и казалось, что Джо вот-вот бросится расстилать в грязи свое пальто, чтобы Клара не замочила ноги, или упадет на колени и станет целовать ее резиновые сапоги.
Дети у них рождались случайно; первая беременность удивила Клару: она никак не ожидала, что с ней может приключиться такое; а вторая - повергла в уныние; теперь, во время третьей беременности, она впала в мрачный фатализм. Детей она сравнивала с ракушками, облепившими корабль, и с улитками, присосавшимися к скале.
Глядя на нее, я чувствовала, как меня охватывают жалость и смущение: ну что я могу для нее сделать? Может, предложить, что я как-нибудь приду прибрать в доме? Клара настолько непрактична, что не в состоянии справиться даже с простейшими бытовыми проблемами; она никогда не умела следить за своими расходами или вовремя приходить на лекции. Заходя во время перерыва к себе в комнату в общежитии, она вечно застревала там, оттого что не могла найти вторую туфлю или кофточку, и мне приходилось извлекать свою приятельницу из груды барахла, в котором она погрязала. Ее неаккуратность не отличается творческим накалом, свойственным Эйнсли, которая - в соответствующем настроении - может за пять минут перевернуть все вверх дном; в отличие от Эйнсли, Клара просто пассивна. Она будет беспомощно стоять посреди комнаты, глядя, как волна грязи поднимается и поглощает все кругом, но не сделает даже попытки остановить ее или хотя бы отойти в сторону. Так у них получилось и с детьми: за своим собственным организмом Клара пассивно наблюдала как бы со стороны и не пыталась им управлять. Я стала разглядывать цветы на ее платье для беременных; стилизованные пестики и лепестки двигались словно живые при каждом Кларином выдохе.
Мы ушли рано, как только унесли в постель вопящего Артура; выйдя из гостиной, Джо обнаружил, что Артур совершил за дверью, как выразился Джо, "оплошность".
- Оплошность, как же, - заметила Клара, открывая глаза. - Он просто обожает пи́сать за дверью. Не понимаю, откуда это. Видно, будет тайным агентом, или дипломатом, или еще чем-нибудь в этом роде. Скрытный, как чертенок.
Джо проводил нас до двери, неся охапку грязного белья.
- Обязательно приходите опять, - сказал он. - А то Кларе совсем не с кем по-настоящему поговорить.
5
Когда мы шли к станции метро, было уже почти темно, трещали цикады, бубнили телевизоры в домах (иногда в открытом окне мелькал голубой экран), пахло теплым асфальтом. Я чувствовала, что кожа у меня задыхается, словно мое тело облепили мокрым тестом. Я подозревала, что Эйнсли недовольна проведенным вечером: она как-то неодобрительно молчала.
- Обед был не так уж плох, - сказала я, пытаясь проявить лояльность по отношению к Кларе; в конце концов, по сравнению; с Эйнсли Клара была моим старым другом, - Джо наконец научился прилично готовить.
- Как она это терпит?! - сказала Эйнсли с бо́льшим раздражением, чем обычно. - Муж делает за нее всю домашнюю работу, а она целыми днями лежит в кресле. Он обращается с ней, как с неодушевленным, предметом!
- Послушай, Клара все-таки на седьмом месяце, - сказала я, - и вообще она болезненная женщина.
- Болезненная женщина! - возмутилась Эйнсли, - Она в расцвете сил. Уж если там кто болен, так это он. Я его знаю всего четыре месяца, но даже за это время он ужасно постарел. Она паразитирует на нем.
- Что же ты предлагаешь? - спросила я, рассердившись; Эйнсли не понимала Клариного положения.
- Она должна что-нибудь делать, хотя бы для виду. Ведь она так и не кончила университет. Вот и занималась бы. Многие пишут дипломы во время беременности.
Я вспомнила, что, когда бедняжка Клара забеременела в первый раз, она считала, что лишь на время бросает занятия. Забеременев во второй раз, она начала жаловаться: "Не понимаю, как это получается! Я так стараюсь быть осторожной". Она всегда была против таблеток - считала, что они могут повлиять на ее личность, но постепенно начала сдавать свои позиции. Во время второй беременности она прочла французский роман (в переводе на английский) и какую-то книгу об археологической экспедиции в Перу и стала поговаривать о вечернем факультете. Теперь она иногда с горечью отмечает, что превратилась в домашнюю хозяйку.
- Но ты сама всегда говорила, - сказала я Эйнсли, - что диплом еще ничего не значит.
- Конечно, диплом сам по себе ничего не значит, - подтвердила она. - Диплом важен как символ. Клара должна взять себя в руки.
Когда мы пришли домой, я вспомнила о Лене и решила, что еще не поздно ему позвонить. Он был дома, и, обменявшись с ним обычными приветствиями, я сказала, что хотела бы повидать его.
- Прекрасно, - сказал он. - Когда и где? Придумай место попрохладнее. Я совсем забыл, что у нас тут летом такая жарища.
- Ну, так нечего было возвращаться, - сказала я, намекая, что знаю, почему он вернулся, и давая ему повод для объяснений.
- Спокойнее было уехать, - сказал он чуть самодовольно. - Им дай только палец, и они откусят тебе руку. - У него появился британский акцент. - Кстати, Клара мне сказала, что у тебя новая соседка.
- Она не в твоем вкусе, - сказала я.
Эйнсли была в гостинной и сидела на диване спиной ко мне.
- Ты хочешь сказать, слишком стара, старше тебя? - с усмешкой спросил Лен. Мой преклонный возраст всегда служил пищей для его острот.
Я засмеялась.
- Ну, скажем, завтра вечером, - предложила я. Мне вдруг пришло в голову, что Лен сумеет отвлечь Питера от мрачных мыслей. - Около половины девятого у входа в Парк-Плаза. Я тебя познакомлю с моим другом.
- А, - сказал Лен, - мне про него Клара говорила. Надеюсь, это не всерьез?
- Нет, нет, вовсе нет, - сказала я, чтобы его успокоить.
Когда я повесила трубку, Эйнсли спросила:
- Это тот самый Лен Слэнк?
Я кивнула.
- Каков он из себя? - спросила она небрежно. Не ответить было невозможно.
- Да так, вполне обыкновенный, - сказала я. - Не думаю, чтобы он тебе понравился. Блондин, кудрявый, в очках. А что?
- Просто так, - она встала с дивана, пошла на кухню и крикнула оттуда: - Хочешь выпить?
- Нет, спасибо, - сказала я. - Принеси мне лучше стакан воды.
Я перешла в гостиную и села у окна на сквозняке. Эйнсли принесла для себя виски со льдом, а для меня стакан воды. Подав мне воду, она села на пол.
- Мэриан, - сказала она, - я хочу тебе что-то сказать.
Голос у нее был такой серьезный, что я забеспокоилась.
- Что случилось?
- Я завожу ребенка, - тихо сказала она.
Я хлебнула воды. Трудно было поверить, чтобы Эйнсли могла так просчитаться.
- Не верю, - сказала я, - на тебя это не похоже.
- Уж не думаешь ли ты, что я просчиталась? - засмеялась Эйнсли. - Нет, я еще только собираюсь забеременеть.
Мне стало легче, но я плохо понимала, о чем она говорит.
- Ты выходишь замуж? - сказала я, вспомнив о бедняге Тригере и безуспешно пытаясь прикинуть, кого из холостых мужчин Эйнсли имеет в виду. Сколько я ее знала, она всегда была принципиально против брака.
- Я так и думала, что ты сразу заговоришь о муже, - сказала она с насмешкой и не без презрения. - Нет, замуж я не собираюсь. Большинство детей только страдает от избытка родителей. Или ты считаешь, что обстановка такого дома, как у Клары и Джо, благоприятна для ребенка? Попытайся представить, какое у них должно сложиться представление об отце и матери. Кларины детки уже сейчас закомплексованы свыше головы, и виноват больше всего отец.
- Джо - замечательный отец! - воскликнула я. - Он все для нее делает. Да как бы Клара справилась без него?
- В том-то и дело, - сказала Эйнсли. - Она прекрасно справилась бы без него. И дети получили бы более здоровое воспитание. Современные мужья только губят свои семьи. Ты заметила, что она даже не кормит ребенка грудью?
- Но у Элен зубы, - возразила я. - Большинство матерей перестают кормить, когда у ребенка появляются зубы.