* * *
Мэкки вернулся из аэропорта в больницу около половины четвертого и вместе с Нормой просидел у Элнер до шести. По пути домой довольный Мэкки сказал:
- По-моему, она молодцом. Правда? Сама говорит, что чувствует себя прекрасно.
Притихшая Норма ничего не сказала в ответ.
Мэкки взглянул на нее:
- Все ведь замечательно, разве нет? И кости целы, и голова работает.
Норма вздохнула:
- Кто знает…
- Ты о чем?
- Ну…
- Что значит "ну"?
- Я не хотела ничего рассказывать, Мэкки, но у меня душа не на месте.
- Отчего?
- Мэкки, если я тебе расскажу, клянешься никому ни слова?
- Само собой. В чем дело-то?
- Тетя Элнер говорит, что гостила на небесах.
- Что?
- Да… Вчера она рассказала, что, пока мы ждали в приемной, она встала, пошла по коридору искать людей, села на лифт, а тот заходил ходуном и перенес ее в другое здание.
- Куда?
- Погоди, Мэкки, дальше - хуже. Она пошла по длинному белому коридору, навстречу ей - Джинджер Роджерс, в боа из перьев и в туфлях для чечетки.
- Джинджер Роджерс? Шутишь!
- А в конце коридора за большим столом сидела моя мама.
У Мэкки вдруг загорелись глаза.
- Дальше?
- Мама повела ее по хрустальной лестнице на небеса, а в итоге привела в Элмвуд-Спрингс пятидесятилетней давности. И тетя Элнер ходила в гости к Соседке Дороти и ее мужу, почему-то Реймонду.
Мэкки рассмеялся.
Норма строго глянула на него:
- Ничего смешного, Мэкки. Она сказала, мама знает, что Тотт ее причесывала и пудрила. Откуда?
- Норма, успокойся… это просто сон. Впрочем, если ей снилась твоя мамаша, то скорее кошмар.
- Я ей сказала, что это сон, а она в ответ: нет, все правда. Она клянется, что говорила с Эрнестом Кунитцем и Томасом Эдисоном, а этот самый Реймонд ей рассказал, что яйцо было раньше курицы, и еще что-то про блох. Ах да! И велел кое-что передать.
- Что именно?
- Да всякую избитую чушь. Сам знаешь. Будьте счастливы. Улыбайтесь… и тому подобную ерунду. Я ничего не поняла, очень уж путаный был рассказ, но она божится, что все правда и ее там даже пирогом угостили.
- Не пугайся, Норма, ей все это приснилось.
- Уверен?
- Разумеется! Она ведь была без чувств. Кто знает, какими ее лекарствами накачали. Помнишь, когда Линде удаляли гланды, ей приснилось, что в палате пони?
- Так просто?
Мэкки кивнул:
- Через денек-другой она наверняка все забудет, вот увидишь.
- Хорошо бы… А вдруг примется трезвонить направо и налево, что была на небесах? Поболтать тетя Элнер большая любительница, сам знаешь… Если проговорится, что видела Джинджер Роджерс, - не выпустят ее из больницы до конца дней.
Немного спустя Мэкки поинтересовался:
- А что за пирог?
- Понятия не имею, она не сказала.
Мэкки вновь расхохотался:
- Реймонд! И откуда только взяла?
- Ума не приложу… А как по-твоему, могла мама узнать, что Тотт ее причесывала? Не хотелось обижать Тотт, что же мне еще оставалось?..
Мэкки с тревогой глянул на жену - та терзала в пальцах бумажный платочек.
- Норма, тебе бы выспаться хорошенько.
Сестра Бутс
19:19
Вечером, перед самым концом дежурства, медсестра Бутс Кэрролл, подруга Руби Робинсон, наведалась к Элнер.
- Могу я что-нибудь для вас сделать, пока не ушла? - спросила она.
- Нет, спасибо. Со мной и так все носятся.
- Тогда спокойной вам ночи, утром забегу.
Бутс, самая пожилая медсестра в больнице Каравэй, оставалась на работе допоздна лишь потому, что сестер не хватало. В те времена, когда они с Руби только начинали, все было по-другому. В юности обе бредили фильмом "Женщины в белом", а профессия медсестры тогда считалась благородным делом, служением на благо людям - "всего ступенькой ниже монахини", как говаривали ее подруги-католички… но с тех пор много воды утекло. Теперешним молодым сестрам подавай денег побольше, остальное их не волнует. Вступив в профсоюз, они вечно бастуют или грозят забастовать. А до больных никому дела нет. Все сестры - участницы забастовок ненавидят Бутс за то, что в дни стачек она выходила на работу, но для Бутс превыше всего - пациенты. Профессия медсестры перестала быть чисто женской. В сестринское дело хлынули мужчины, и Бутс это не по душе. В прежние времена из-за мужских предрассудков женщине трудно было стать врачом, а теперь мужчины заполонили даже ее профессию. Многие медбратья - ребята серьезные, работают на совесть, однако немало и неженок, белоручек. До их сексуальных пристрастий Бутс дела нет, но один из них донес на нее директору больницы, несправедливо обвинил в ошибке, и Бутс понизили в должности. И разговоры у него гадкие. Всех пациенток он потехи ради называет "сучка из триста четвертой палаты", "жирная сука", "тощая сучонка". Ненавидит женщин - как можно?! Для профессионала что женщины, что мужчины, все равны. Бутс никогда не называет больных "ублюдками" или "сучками", хотя за годы работы вдоволь насмотрелась на тех и других. Противный юнец вечно слоняется по коридорам, бахвалится своими похождениями, трезвонит о кинозвездах, которых в глаза не видел, и послушать его, так все мужчины мечтают с ним переспать. Он сплетник и негодяй, в медицине таким не место. В 1987 году у Бутс обнаружили рак и ампутировали правую ногу, она ходит на протезе. Когда она услышала ненароком, как этот желторотый за спиной называет ее "сучка-хромоножка", ей было не до смеха. Знал бы он, как все болит по ночам после беготни по коридорам, представил бы хоть на секунду, как это непросто и мучительно - заново учиться ходить. А она ведь живой человек. "Хоть я и медсестра, - думала Бутс, - но я еще и женщина!"
Добро пожаловать домой!
20:48
Подъехав к дому, Норма и Мэкки увидели на дорожке автомобиль Нормы, с запиской на ветровом стекле, - Мерл и Вербена перегнали машину от дома Элнер. А под дверью их ждали шесть-семь записок от друзей: все счастливы, что Элнер жива. Войдя в дом совершенно без сил, Норма обнаружила, что на автоответчике кончилась пленка - столько оказалось сообщений с вопросами об Элнер. Неудивительно: тетушка знала каждого в округе, и из всех, кого знала Норма, лишь Элнер не пряталась от "Свидетелей Иеговы". Обзвонив всех и очистив автоответчик, Норма села рядом с Мэкки.
- Линда звонила, она уже дома. Завтра хотят взять котенка.
Мэкки кивнул:
- Отлично.
Помолчав, Норма скосила глаза на мужа.
- Я говорила, что тетя Элнер прошла сквозь пуговицу?
- Сквозь какую пуговицу? - опешил Мэкки.
- Большую, перламутровую, с дверью посредине.
Мэкки покатился со смеху.
- Смейся сколько хочешь, но я очень вовремя предупредила мистера Пикстона насчет показаний, а то тетю Элнер упекли бы в психушку - и поминай как звали!
- Норма, если кого и упекут в психушку, так тебя - за то, что веришь в такую чушь.
Норма вздрогнула.
- Я не верю! Зато тетя Элнер ни капельки не сомневается. Но ты прав, я так устала, что мысли путаются… Честное слово, если еще что-нибудь стрясется…
В дверь постучали.
- Ну кого принесло? - простонала Норма.
На пороге стояла Руби Робинсон с пистолетом.
- Не смогла дозвониться до вас. Вот что я нашла у Элнер в бельевой корзине… Не знаю, возвращать или нет?
Остолбеневшей Норме даже не удалось упасть в обморок.
- Заходите, Руби, - выдавила она. - Пусть Мэкки с этим разбирается. Мне надо прилечь, не то на пороге рухну.
Чуть позже Мэкки нашел жену в спальне - она лежала пластом на кровати, с мокрым полотенцем на лбу.
- Что за кошмар на этот раз? - простонала Норма.
- Пустяки. Руби нашла эту штуковину у Элнер в корзине с бельем и испугалась, только и всего.
- Скажи, что он ненастоящий! Нет, лучше молчи. Это выше моих сил.
- Ненастоящий, - заверил Мэкки, расстегивая рубашку. - Всего лишь безобидный стартовый пистолетик, из каких стреляют на автогонках. Не иначе Лютер Григз оставил тете Элнер на хранение. Спи спокойно.
- Настоящий или нет - какая разница?! Руби-то, бедняжка, наверное, страху натерпелась! Скажи Лютеру, чтоб не смел оставлять у тети Элнер всякую дрянь; сперва грузовик, теперь пистолет. А вдруг тетя Элнер нечаянно застрелилась бы?
- Исключено. Он стреляет холостыми.
- Неважно. В корзине с бельем ему не место. Не одно, так другое. За тетей Элнер глаз да глаз нужен!
Норма уснула, а Мэкки не мог сомкнуть глаз. Ему ведь пришлось соврать Норме. Пистолет не игрушечный и не стартовый - это ясно и ему, и Руби. Ну откуда у Элнер в бельевой корзине заряженный пистолет тридцать восьмого калибра?! Определенно от Лютера Григза… и хватило же ума притащить старушке в дом такую опасную штуку! Лютер, конечно, парень хороший, да только мозгов маловато; дать бы ему хорошего пинка, чтоб усвистел в соседний штат! Зря Руби принесла эту дрянь. Норма и без того ищет предлог, чтобы отправить Элнер в приют для престарелых, а Элнер ни за что не согласится. Эх, незадача. Сперва история с деревом, а теперь пистолет. Завтра надо встать спозаранку, поехать к реке - и, как говорится, концы в воду, в прямом смысле. Лютер, ясное дело, никого не пристрелил и не ограбил - такой дурень непременно попался бы. Взломав отцовский фургон, он оставил записку: "Это я".