- Вы знаете, почему меня прозвали Гейгером? - И, не дожидаясь ответа, продолжал: - Я безошибочно определяю, кто чего стоит… Так вот, поверьте мне, акции Артура Германовича катастрофически упали в цене… И не скоро поднимутся, если поднимутся вообще.
- Вам бы на бирже работать,- сказал я.- Миллионером стали бы.
- Может, я свой талант и впрямь в землю закопал,- лицемерно вздохнул Григорий Аркадьевич.
Его невозможно было смутить, Альбина Аркадьевна говорила, что Гейгеру плюй в глаза, а ему все божья роса. По-моему, она заблуждалась на его счет: программист хотя и вида никогда не подавал, что обиделся, однако потом жестоко мстил. Я знал, что геофизику Иванову он подложил большую свинью, причем тихой сапой. Написал на его кандидатскую диссертацию, которая потом была опубликована и вызвала в ученом мире большую дискуссию, разгромную рецензию. В результате Иванов не был допущен к защите.
- Не все же с неба звезды хватают,- болтал Гейгер.- Я где-то читал, что гении, как по заказу, раз в сто лет рождаются. И потом, гении неуправляемы, с ними хлопот не оберешься…
- Не любите вы гениев,- усмехнулся я.
- Мы-то с вами, Георгий Иванович, не гении, чего о них толковать? - как всегда ловко вывернулся Гейгер.
- Лучше уж сплетничать,- заметил я.
Вспомнив некрасивую историю с Ивановым, я уже не мог без раздражения смотреть на чистенького, с розовым личиком программиста. Знает ведь, что я его недолюбливаю, чего лезет со своими дурацкими разговорами? Но, оказывается, у Гейгера Аркадьевича была причина сегодня остановить меня в вестибюле. Заметив, что я проявляю нетерпение, он отвел меня в сторонку, к доске приказов, и доверительно сказал:
- Я знаю, вы давно сотрудничаете в издательстве на Невском… Читал ваши переводы с английского. У вас талант переводчика, об этом все говорят.
- Кто все? - холодно поинтересовался я.
Его вкрадчивый голос, откровенная лесть вызывали во мне все большее раздражение.
- В издательстве вас очень ценят,- не моргнув глазом, все в том же духе продолжал Гейгер.- Мне об этом говорил заместитель директора, мы с ним сто лет знаем друг друга… Он заядлый рыбак, я привез ему фирменную катушку из Японии и набор лесок…- Он быстро взглянул на меня.- Вы не любитель рыбной ловли? У меня осталась коробочка маленьких блесен…
- Я не рыбачу,- сказал я.
- Георгий Иванович, я на днях сдал туда свою рукопись. У меня к вам просьба, если вам ее предложат на рецензию, вы уж, пожалуйста, не отказывайтесь!
- Вы уверены, что мне ее дадут?
- Вы честный и объективный человек…
- И вас это не настораживает? - Я смотрел на него и поражался такому нахальству: утверждает, что я честный и объективный, и вместе с тем ожидает от меня явно положительной рецензии, даже если рукопись плохая…
- Не зарежете же вы своего коллегу? - с обезоруживающей улыбкой посмотрел на меня Гейгер.- И потом, кто знает, может, когда-нибудь и ко мне попадет ваш перевод?..
- Попросите замдиректора, чтобы он отдал вашу рукопись другому рецензенту,- посоветовал я.
- За что люблю вас, так это за прямоту! - рассмеялся Гейгер Аркадьевич.- Я так и сделаю.
Увидев вошедшего в вестибюль Скобцова, Гейгер наконец оставил меня в покое и с улыбочкой засеменил к нему. Поразительный тип! Только что поносил Скобцова и тут же, увидев его, готов пятки ему целовать! Поднимаясь к себе, я думал о том, как, наверное, легко живется на белом свете таким людям, как Гейгер?
Некоторые сотрудники нашего института выступали в технических журналах, писали книги для издательств. Великанов выпустил две книги, одну геофизик Бобриков, о Гоголевой я уж не говорю - она автор не менее двух десятков специальных и научно-популярных брошюр и книг. О том, что пишет Гейгер, я услышал впервые.
На столе у меня лежал перевод с английского Грымзиной - статья американского геофизика о книге М. Месаровича и Э. Пестеля. Мое внимание привлек эпиграф А. Грэга: "Мир поражен раком, и этот рак - сам человек". Мрачновато это звучит по отношению к природе…
Интерес к этой теме всегда несколько болезненный; такая уж страшная болезнь рак, от которой практически никто не застрахован, поэтому лучше не думать о ней, тем более что медицина до сих пор в общем-то бессильна против рака. В статье приводятся обнадеживающие примеры о многочисленных излечениях отдельных видов рака, но пока все это - капля в море. У нас в институте буквально за несколько месяцев рак свел в могилу жизнерадостного обаятельного крепыша из технического бюро - Валерия Медведева. Полный, упитанный, с кирпичными щеками, он всегда производил впечатление несгибаемого здоровяка. Мог веселиться до упаду, в любой компании был душой общества. Говорили, что он никогда и ничем не болел. И вот - рак. Хоронили мы не Валерия Медведева, а его съежившуюся оболочку. Рак выжег его изнутри и иссушил. Уж потом стали говорить, что он много курил и пил, а это, как теперь утверждают медики, предрасполагает к раковым заболеваниям. В статье из журнала "Ньюсуик" рассказывалось об острой миелогенной лейкемии. Незаметно для себя я увлекся чтением статьи: костный мозг, как известно, вырабатывает и регулирует клетки, из которых состоит кровь. Гемоглобин дает нашему организму кислород и энергию, если их мало, то больной умирает от кислородного голодания. Переливание крови в какой-то мере продолжительное время поддерживает жизнь больного, но есть опасность заражения гепатитом…
Крупный специалист по раку доктор Сидни Фербер из Бостонской детской больницы говорил: "Можно предположить, что когда-нибудь мы найдем один общий раковый знаменатель, который мы сможем использовать в лечении всех видов рака. Но более вероятно, что мы найдем 20 разных средств для лечения 200 разных видов рака".
Дочь моя всерьез увлекалась "Опытами" Монтеня, да и я иногда кое-что перечитывал, чтобы быть во всеоружии в философских спорах с Варей. Удивительный человек был Монтень! Жил почти пятьсот лет назад, а до чего мысли его созвучны и нашей эпохе! Так вот, Монтень много размышлял не только о смысле жизни, но и о смерти, приводил десятки убедительных примеров, как великие мужи древности мужественно умирали. Для некоторых смерть была избавлением, иные сами искали ее, а те, кто не искал, уж во всяком случае не трепетали от страха перед ней. "Всюду смерть,- писал Монтень,- с этим бог распорядился наилучшим образом; всякий может лишить человека жизни, но никто не может отнять у него смерти: тысячи путей ведут к ней. Все явные недуги менее опасны: самыми страшными являются те, что скрываются под личиной здоровья".
Я отложил статью в сторону: Грымзина постаралась, перевод на уровне. Надо будет только по оригиналу сверить фамилии, цифры, библиографию. Я просмотрел еще несколько переводов: "Солнечная энергия будущего", "Питательный раствор", статьи Д. Фишера, Н. Самойлова, Д. Винсента… Это о них говорила мне Гоголева. Своими делами на сей раз я мог быть доволен…
Ко мне пришел Бобриков, очень смешно было видеть его, долговязого, в проеме двери, над которой парили два амура. Впрочем, заместитель секретаря партбюро не долго маячил в дверях: плюхнулся на жалобно заскрипевший стул, полез в карман за трубкой, но, поймав мой рассеянный взгляд, машинально скользнувший по табличке: "У нас не курят!", снова спрятал ее во внутренний карман куртки.
- В понедельник собрание,- сказал он.
- Читал объявление,- ответил я.
- Не раздумали выступать?
Я не успел ответить, как требовательно зазвонил внутренний телефон. Скобцов сухим, официальным голосом сообщил, что Грымзиной необходимо срочно быть в райкоме.
Взглянув на Вячеслава Викторовича, я неожиданно для себя сказал:
- А что она там забыла?
- Не задерживайте ее, пожалуйста,- проигнорировав мои слова, сказал Артур Германович и повесил трубку.
- О чем мне говорить-то? - взглянул я на Бобрикова.
- Об этом тоже,- кивнул на телефон Вячеслав Викторович. Он догадался, о чем был разговор со Скобцовым.- После собрания - кстати, на нем будут присутствовать ответственные товарищи из райкома и обкома партии - наконец закончится эта волынка с назначением директора…
- Даже не верится,- усмехнулся я.
- Георгий Иванович, а почему вы не в партии? - вдруг спросил Бобриков.
Почему я не в партии? На этот вопрос однозначно не ответишь. Я всегда с огромным уважением относился к партии, в "Интуристе" подал заявление о приеме в свою первичную организацию, даже взял рекомендацию у Острякова, но из-за дурака директора вынужден был оттуда уйти, а на новой работе желающих вступить в партию было много и без меня…
- Надо было раньше,- ответил я.- А сейчас вроде уже и поздно.
- В партию вступить никогда не поздно,- сказал Бобриков.- Я вам с удовольствием дам рекомендацию.
- Можно ведь быть и беспартийным коммунистом?
- Можно, но нужно ли? - возразил Бобриков.
Наш разговор прервала Грымзина. Она была в пальто и зимней шапке. Вячеслав Викторович, выразительно посмотрев на меня, мол, подумайте над моими словами, ушел.
- Я с отчетом в райком,- сообщила она. Действительно, под мышкой у нее была солидная папка с бумагами. Лицо озабоченное, будто она про себя репетирует речь для райкома.
- Мне понравился ваш перевод,- сказал я.
В лице ее что-то дрогнуло, оно стало мягче, и на глазах Коняга стала превращаться в женщину.
- Ученые еще когда предсказывали, что климат на Земле изменится в худшую сторону,- сказала она, глянув в окно.- И вот результат технического прогресса - в феврале лето!
- А в июне - зима,- вспомнив про снег, выпавший в прошлом году, прибавил я.
- Куда идем? - вздохнула Грымзина.- Начитаешься этих статей, жить не хочется!