Я вспомнил свою юность… Разве я в семнадцать-восемнадцать лет не бегал за девчонками? Правда, на парней родители обычно не обращают внимания: гуляет, и ладно! Я помню, как, счастливый, опустошенный, на рассвете тайком пробирался к себе в комнату, у меня тоже был свой ключ. А когда утром мать ворчала на меня, я вообще всерьез не воспринимал ее слова. Разве могла она знать, думал я тогда, как мне было хорошо с девушкой? Мне было хорошо с ней на росистой траве на берегу, в глухом сквере, на влажной скамье, мне было хорошо с ней и в дождь, и в слякоть, и в мороз…
Почему же тогда мое сердце сжимается от тоски? Наверное, и дочери моей хорошо?.. Имею ли я право запрещать ей встречаться, задерживаться, приезжать домой на машине?.. Наверное, я все-таки еще слишком молодой отец, помнится, когда я гулял с девушками, мои родители казались мне стариками… А моя Оля Журавлева дружит с дочерью.
Кстати, вот уже неделя, как я ее не вижу. Не приходит, не звонит… Если раньше мы встречались чуть ли не каждый день, то теперь видимся редко: Оля приходит ко мне только тогда, когда мы можем побыть вдвоем. При всей ее дружбе с Варей - да и дружба ли это? - она старается теперь не приходить, когда та дома… По-видимому, наш роман приходит к концу. Оля Вторая молода, высокого мнения о себе, ей и в голову не приходит, что я могу остыть к ней, но и она рано или поздно почувствует произошедшую в нас перемену. Не может не почувствовать… Я понимал, что все идет своим чередом, так, наверное, и должно было произойти рано или поздно. Понимать-то понимал, но от этого мне было не легче…
Варя улеглась спать, я слышу, как скрипнул диван, щелкнул выключатель. А я надеялся, что она заглянет ко мне, присядет на край кровати и расскажет, где, с кем и как она провела сегодняшний вечер…
Будто лопнул орех: это щелкают отставшие от стены обои.
Я уже понял, сегодня мне долго будет не заснуть: к моим собственным заботам отныне прибавились заботы о дочери.
Глава двенадцатая
Надо верить предчувствиям, они нас редко обманывают. Мне не хотелось сегодня звонить Оле, несколько раз я снимал трубку и, подержав в руке, снова опускал на рычаг. Наконец я набрал ее номер, услышал далекий, такой милый голос. Я был сердит на нее и потому вместо обычного приветствия задал вопрос:
- Как это понимать?
- Послушай, дорогой, я никак не могла…- приглушенно заговорила она в трубку.- Я только в половине второго проснулась…
- Так поздно? - деревянным голосом сказал я.
- Ты же знаешь, сколько я выпила…- оправдывалась она.- А где ты был утром? Я тебе звонила в половине восьмого…
Трубка жгла мое ухо: Оля приняла меня за кого-то другого. Конечно, можно было бы продолжать разговор в этом духе и выяснить еще что-либо, но это было не по мне.
- Что ты замолчал? - спросила Оля.- Если хочешь, мы можем вечером встретиться.
- Да-да,- тусклым голосом сказал я.- Мы должны обязательно встретиться… Извини, я думал, ты помнишь мой голос.
- Это ты? - совсем другим, бесцветным голосом спросила она. И надолго замолчала. Я уверен, что на ее лице выступила краска. Она просто не могла не покраснеть.- Ты так редко теперь звонишь…- будто с того света донесся ее голос.
- Редко, да метко,- вырвалось у меня.
- О чем ты? - после продолжительной паузы спросила она.
- Я жду тебя в половине седьмого вечера у кинотеатра "Аврора",- сказал я.
- Почему у "Авроры"?
Я не ответил и повесил трубку. Немного погодя зазвонил телефон, но я не подошел к нему. Я не был уверен, что мы встретимся у "Авроры". Я слонялся по квартире, не зная, куда себя деть. Попробовал прилечь с книжкой, но читать не смог: в ушах звучал мягкий с оттенком скрытой нежности голос Оли Второй. Я полагал, что таким голосом она разговаривает только со мной. Собственно, ничего особенного она не сказала, но голос… Ее голос, его интонация все мне сказали.
Проклятая ревность! Она червяком заползла мне в душу и стала там расти, пухнуть, раздуваться… Я всячески урезонивал себя, мол, Оля свободна в своих чувствах, а я должен радоваться, что, имея кого-то, она еще находит время встречаться со мной. И щедро делиться своей любовью. Не прими она меня за другого, разве бы я почувствовал, что она мне неверна? Если она способна любить сразу несколько мужчин… Пожалуй, любить - это слишком громко сказано. Если она может быть сразу с несколькими мужчинами, то… Что "то"? Что я могу сделать? Оскорбиться и немедленно порвать с ней? Или в зародыше задушить свою ревность и сделать вид, что ничего особенного не произошло? Как мне поступить?
Я шагал от журнального стола до окна, рассеянно проводил ладонью по корешкам книг, стоявших в нише коричневой стенки, под ногами глухо поскрипывали паркетины. Снова зазвонил телефон, но я на него даже не посмотрел, он мне был ненавистен. Размышляя о наших отношениях с Олей Второй там, в Кукино, я допускал мысль, что она мне изменяет, хотя и утверждала бы обратное. Мысль-то допускал, но в глубине души не верил в это… И вот нынче убедился. Почему же тогда я готов лезть на стену? Почему ум не в ладах с чувствами?
Такая видная, интересная девушка, как Оля, не станет избегать мужчин. Она не скрывала, что ей приятно их внимание. Если мы шли рядом и на нее оглядывались, это меня раздражало, а отнюдь не ее. Когда я ей заметил, что на нее смотрят мужчины, Оля небрежно сказала: "Как они мне все надоели!" Тогда я спросил "А если бы они перестали вдруг обращать на тебя внимание?" Она подумала, а потом с детской непосредственностью воскликнула: "Я бы тогда, наверное, умерла с тоски!"
Тогда я посмеялся над этим…
- Ты, Шувалов, не подумай чего-нибудь плохого,- первой начала неприятный разговор Оля в кафе "Север", куда мы зашли поужинать.- Да, я не узнала твой голос, подумала, что звонит мой знакомый, который достает мне и другим нашим девочкам импортные вещи… Я должна была отдать ему деньги за "недельку".
- Недельку?
- Есть такой финский гарнитур женского белья.
- Ну и отдала?
- Что отдала? - посмотрела она на меня чистыми невинными глазами.
- Деньги, наверное…
- Если ты мне не веришь…
- Тогда что? - перебил я.
- Ничего,- улыбнулась она.- Ты же умный, Шувалов! Неужели из-за такого пустяка мы поссоримся?
- Да-да, это пустяк…
Она не пожелала почувствовать в моих словах иронию и положила свою маленькую руку с тонким золотым колечком на безымянном пальце на мою.
- Не будем об этом, Шувалов, ладно?
- И все-таки, кто он? - спросил я.
- Ты его не знаешь и никогда не узнаешь,- согнав улыбку с лица, жестко заметила она.- Он не стоит того, чтобы о нем говорили, честное слово!
- Зачем же ты с подонками водишь дружбу?
- Увы, дорогой, порядочные люди не занимаются спекуляцией,- с обезоруживающей улыбкой ответила Оля.- Они не знают, что такое для девушки "неделька" или модные австрийские сапожки. Им не до этого. Солидные порядочные люди занимаются своими серьезными делами, и женские проблемы их меньше всего трогают.
Я вдруг вспомнил обходительного Мишу Марта и подумал, что с Оли он вряд ли заломил бы двойную цену за модную вещь. Кстати, Оля сама говорила, что она никому не переплачивает.
Глаза ее заблестели, нежно-округлые щеки порозовели, маленький припухлый рот улыбался. Я увидел в верхнем ряду ровных белых зубов крошечную щербинку, раньше почему-то я ее не замечал. Все-таки удивительное существо женщина! Глядя на Олю, никогда не подумаешь, что она могла вчера вот так же сидеть рядом с другим мужчиной, смотреть ему в глаза, улыбаться и, может быть, говорить те же самые слова… Только вряд ли знакомый из торговли задавал бы ей те же самые вопросы, что и я: у них свои разговоры. А ревность - она конкретной цены не имеет, что же о ней толковать?..
Когда Оля возбуждена, в ее глазах что-то мелькает неуловимое, но очень волнующее. Я чувствовал, что мне хочется поцеловать ее в маленький рот, погладить рассыпавшиеся по плечам русые волосы, обнять ее… И еще одно вдруг неожиданно почувствовал я: оттого, что ее обнимал и целовал другой - я в этом теперь не сомневался, что бы она ни говорила,- желание быть с ней стало мучительно острым. Безусловно, что-то нарушилось во мне, я уже вряд ли буду относиться как прежде к Оле Второй, но, с другой стороны, меня потянуло к ней еще сильнее. Это было удивительное, непонятное ощущение, совершенно не свойственное мне. Когда я почувствовал, что моя бывшая жена - Оля Первая - изменяет мне, я стал быстро охладевать к ней. Почему же сейчас происходит обратное?
- Варя… дома? - красноречиво посмотрев на меня, спросила Оля.
Когда я шел к кинотеатру "Аврора", я думал, что иду на последнее с Олей свидание, потому и не пригласил ее к себе. Варя сегодня в театре, придет поздно. Презирая себя, я сказал об этом Оле.
- Чего же мы тут сидим? - тотчас забеспокоилась она, взглянув на часы.- Шувалов, рассчитывайся, лови такси - и к тебе! Если бы ты знал, дорогой, как я по тебе соскучилась!
И я верил, что это действительно так. Оля притворяться не умела, да и ей это было ни к чему.
В такси она прижалась ко мне, положила голову на плечо, завитки ее жестких волос щекотали мне шею, запах духов был такой приятный, знакомый. Тоненькая рука ее скользнула под пиджак, холодные пальцы пробрались под рубашку и нежно прикоснулись к плечу.
- Поцелуй меня! - требовательно прошептала она.- Не так! Вот та-а-ак…
"Боже мой, какой я осел! - сжимая ее в объятиях, подумал я.- Расстаться с ней? С такой чудесной, нежной, моей… черт побери! Пусть нашей… Олей!.."