Мун отвернулся. Он отнес бомбу наверх, в спальню, и устало сел. Положил бомбу на колени и сгорбился над выпуклым, с плоским дном корпусом в форме граната. Он вдруг почувствовал себя подавленным. Он знал, что самоопрашиванье закончилось неудачей. Попытался пришпилить эмоции к стенке, но ему не хватило слов, чтобы их пронзить. Его самоуверенность осталась непоколебленной - куски в глубине еще сходились, - но он знал, что кончит психом, так как ему не хватает слов, чтобы передать определенную боязнь чего-то столь же реального, как кофейник, но только это не кофейник, у него даже не хватает слов, чтобы это сформулировать. Он мог выбрать растущую опухоль, отделить от нее часть и вынести ее на свет, но она тут же становилась несерьезной. Несомненно, мистер Мун, улицы в определенное время дня становятся довольно людными, но я не вижу никакой причины для беспокойства, даже если вы считаете, что Католическая церковь слишком полагается на метод естественного цикла… (Не в этом дело, не совсем - все расширяется, - а я не знаю никого, кто до конца порядочен или порядочен хотя бы наполовину, а люди этого не знают, потому что непорядочность сейчас в порядке вещей, а искренность не сыщешь днем с огнем, а голод - это статистика, а выгода - бог, а белого носорога уничтожают ради торговли поддельными афродизиаками!) Но, дружище, не можем же мы все швырять бомбы из-за того, что становится все меньше и меньше контроля над все большим и большим количеством людей, а мир сводится к перемещению денег, которые твой разум не в силах отследить, или к любому другому неврозу, которым ты, по-видимому, страдаешь… (А что мне делать?… написать письмо в "Таймс"?) А почему бы и нет? Тебя прочтут влиятельные люди. Можешь начать переписку, попадешь в передовицу, в палате поставят вопрос и постепенно вернутся к меновой торговле, если ты этого хочешь.
(Вовсе не это,
вовсе не это я хотел сказать. Но когда я сформулирую это в словах, когда я сформулирую это, пришпилю к стене булавкой, когда это будет пришпилено к стене булавкой, то как я начну?…)
А как ты осмелишься?
(Вот тут он меня поймал. Как я осмелюсь?) И все-таки Мун знал: что-то прогнило. Он удерживал испарения в сложенных лодочкой ладонях, но они не желали кристаллизоваться. У него не хватало слов. Но чем бы это ни было, оно реально, и даже если оно находится внутри его, у него есть бомба, а бомба сулила очищение. Он осмелится.
Глава вторая
Несколько смертей и уходов
I
Вскоре он услышал, что кто-то поднимается по лестнице, и в открытой двери скромно мелькнула юбка Мари, но сама она в комнату не заглянула. Мун подождал, пока она не зашла в свою комнату дальше по коридору, а затем, положив бомбу на постель, снял пальто, вышел из комнаты и остановился наверху лестницы. Он слышал веселый визг Джейн, необузданную русскую музыку и ковбойские вопли Джаспера Джонса. Он повернулся и постучал в комнату Мари.
- Кто там?
- Это я, - ответил Мун.
В паузе он представил себе ее: настороженная, хрупкая, пугливая, точно мышка. Он услышал осторожное позвякивание цепочки, и дверь приоткрылась на четыре дюйма, туго натянув цепочку между их лицами.
- Да, мсье? - Осторожные глаза зверька над цепочкой.
- Мари… - сказал Мун.
Она спокойно ждала, и у Муна все внутри обмякло при виде ее серьезной кроличьей мордочки.
- Сколько тебе лет? Я хочу сказать, я видел, как ты прошла мимо, и…
Она серьезно смотрела на него.
- Ты счастлива?
- Мсье?
- Мари, ты такая славная. Миссис Мун хорошо за тобой присматривает?
Мари осторожно кивнула.
- Ты такая тихая и ласковая. - Мун барахтался в своем участии к ней и не мог найти слов. - Должно быть, за тобой так приятно присматривать… пожалуйста, скажи мне, если я что-нибудь могу…
Банальность этих слов взбесила его. Он наклонился и сжал цепочку зубами. Уголки ее рта чуть дрогнули, но она не улыбнулась. Мун выпустил цепочку.
- Откуда ты родом? - мягко спросил он. - Из Парижа?
- Мсье?
- Откуда ты приехала?
- Меня прислало агентство.
- Тебе здесь нравится?
- Да, мерси бьен, мсье. Благодарю вас, очень.
- Я только хочу сказать, - произнес Мун, - я рад, что ты живешь в моем доме, потому что ты такая… простая. - Через минуту ему придется ее съесть. - Я хочу сказать, у тебя такие маленькие грудки и… - ("Я вовсе не это хотел сказать".) - Ты так молода, тиха, спокойна, ласкова, тиха и молода - можно мне иногда тебя навещать? Ты будешь со мной говорить?
Мари улыбнулась, кивнула и наморщила свой кроличий носик, а Мун улыбнулся ей в ответ.
Он вернулся в спальню и сел на кровать. Музыка внизу достигла пика и смолкла, раздались аплодисменты в четыре руки, звучавшие будто заводные. Мимо двери спальни, не заглядывая внутрь, быстро прошла Мари, а секундой позже вошла Джейн, сняла халат и остановилась перед Муном совершенно голая, за исключением кольца с сапфиром, вставленного в пупок.
- Дорогой! Что ты сидишь тут и дуешься? Мы праздновали обряды весны!
Мун и циклопический живот подозрительно глядели друг на друга.
Джейн погрузила пальцы в шевелюру, сжала локоны и пряди цвета всех оттенков меда улыбающимся ртом и выгнулась назад, подставив Муну сапфир и распутный овал бедер. Он наклонился и сжал кольцо зубами. Когда она ловко повернулась, оно отделилось, и он едва успел оценить предложенную ему фантазию, как она ускользнула к зеркалу, мерцая умащенными холодным кремом ягодицами.
- Ты не сидишь на моих трусиках?
"Так не похоже на домашнюю жизнь нашей дорогой королевы".
Он не сидел на ее трусиках.
Она подвела губы и глаза, осторожно, как ребенок, у которого на все про все лишь два цвета (розовый и зеленый).
- По-моему, твой друг очарователен… почему ты раньше не приводил его домой?
- Он мне не друг. Я на него работаю.
- Как чудно, дорогой. Я бы тоже не прочь.
Он наблюдал, как она прилаживает разные лоскуты материи - чулки, подвязки, кружева, ленточки; резинки, - придающие ее наготе праздничный вид.
- Это у тебя с ним была встреча?
- Да, - ответил Мун. - Ты ведь не верила, что у меня встреча, а?
- Ты будешь работать на него каждый день? По большей части. Это, можно сказать, постоянная работа.
Кто бы мог подумать, - сказала Джейн. Она натянула чулок и провела руками по ноге, приобретшей под ее чудодейственным прикосновением карамельный цвет. - Я думала, ты уже совсем отчаялся стать Босуэллом.
На это Мун промолчал.
- А он тебе платит?
- Да.
- Что ж, дядя Джексон и того не делал. "Джексон-шмексон", - подумал Мун; иногда он хотел стать иудеем, но имел самое приблизительное представление о том, с чего начать.
- Это частично сэкономит мне деньги, доставшиеся тяжким трудом.
- Они не твои, - сказал Мун. - Ты зарабатывала не больше моего.
- Я просто шучу, дорогой.
Она принялась выдвигать и задвигать ящики в поисках чего-то - судя по ее наружности, решил Мун, это лифчик.
- Как бы там ни было, мой папочка заслужил их больше, чем твой.
С этим не поспоришь.
- А как же твоя книга, исследования и все остальное?
- Придется работать над ней в свободное время, - напомнил он себе.
Джейн задвинула последний ящик и выудила лифчик из корзины с грязным бельем.
- Ты много написал, дорогой?
- Нет… понимаешь, мне надо подготовить материал.
Все дело в том, чтобы подготовить материал. Нет смысла начинать писать, пока материал не подготовлен. Мун, поэкспериментировав с несколькими вариантами первого предложения, очень сильно это чувствовал. Он обнаружил, что обширность избранного им поля скорее успокаивает, чем отпугивает, но это комкало его стиль; он не мог написать ни одного слова без подозрения, что оно может оказаться неправильным, а если он денек выждет, то промежуточный опыт подскажет правильное. Этому не было конца, и Мун в страхе провидел себя чистым писателем, который, не написав за свою жизнь ровным счетом ничего, на смертном одре сочинит единственное предложение, которое будет сутью всего, что он сэкономил, и умрет, не успев его прохрипеть.
- Быть может, ты прославишься, когда напишешь свою книгу.
- Если меня кто-нибудь не опередит. - (Вот чего еще следовало опасаться.) - С историками такое часто случается.
- О господи, неужели? На твоем месте я бы поторопилась.
- Да, - согласился Мун и принялся наблюдать за ней всерьез.
Ее способ надевать лифчик всегда поражал его и переполнял нежностью. В фильмах и на фотографиях он видел женщин, которые стоят, в нельсоне вывернув руки за спину, и застегивают и расстегивают, нахмурившись и сосредоточившись, будто это некий тест на пригодность для страдающих параличом нижних конечностей. Он никогда не подвергал этот способ сомнению, но когда впервые увидел, как Джейн задом наперед опоясала лифчиком живот - чашки по-дадаистски висели на спине, - застегнула концы спереди, повернула всю конструкцию вокруг тела и подтянула вверх, со щелчком приладив чашки на место, то восхитился изобретательной невинностью, которая десять тысяч лет назад могла дать миру колесо.
Щелк-щелк.
Джейн повернулась - светло-голубой лифчик с белыми кружевными цветами, пояс для подвязок ему в тон и кремово-карамельные чулки, - очаровательно нахмурилась и уперла в щеку указательный палец, позируя фотографу из "Тэтлера": "Миссис Джейн Мун гадает, где же она забыла свои трусики".
- Ты точно не сидишь на них?
- Да. Возможно, на них сидит Джаспер Джонс. "Мне плевать, мне просто плевать".