- Ты не можешь вспомнить, куда вы пошли?
- Нет. Было т… темно… и мне… не было видно. А потом… потом…
Я крепко держала ее, стараясь успокоить.
- Да. И потом?
- Джосс выпил много виски. И не хотел везти меня домой. Хотел, чтобы я… в… верну… пошла опять к нему… и…
Уголки ее рта поползли вниз, черты расплылись в безудержном рыдании. Я отпустила ее и, встав, отошла в сторону. Место мое заняла Молли.
- Ну-ну, - говорила она. - Все. Все! - С Андреа она была ласковее, чем я, и голос ее был по-матерински нежен. - Не надо больше ни о чем беспокоиться. Доктор уже выехал, а Петтифер готовит тебе в постель чудесную теплую грелку. Не надо больше ничего нам рассказывать. Не надо говорить.
Но, возможно, успокоенная тоном Молли, Андреа, кажется, сама захотела признаться во всем начистоту и, прерывая рассказ рыданиями и всхлипами, довершила свою историю:
- А я не хотела идти… Я… хотела домой. И я… ушла. А он пошел следом. И… я попыталась убежать и споткнулась, зацепилась ногой за тротуар… и ботинок с… соскочил. И тогда он сх… схватил меня и н… начал кричать… а я завизжала, и он меня ударил!
Я смотрела на лица окружающих - на них на всех запечатлелась та или иная степень застылого ужаса. Лишь один Гренвил был холоден и, видимо, глубоко рассержен, но он не двигался и не произносил ни слова.
- Ну, все, - повторила Молли. Голос ее слегка дрожал. - Все. Хватит. Теперь все хорошо. Идем наверх.
Грязная, мокрая, ослабевшая, Андреа с трудом поднялась с дивана, но ноги не держали ее, и она начала падать. Стоявший рядом Морис первым бросился к ней и успел подхватить ее, вскинув с неожиданной силой на хилых своих руках.
- Так, - сказала Молли. - Вот Морис и отнесет тебя наверх. И все будет хорошо… - Она двинулась к двери. - Сюда, пожалуйста, Морис…
- Ладно, - сказал Морис, которому, по-видимому, ничего другого не оставалось делать.
Я наблюдала за лицом Андреа. Когда Морис шел к двери, глаза ее открылись, и взгляды наши встретились, схлестнувшись. И я поняла, что она лжет. А она поняла, что я поняла это.
Приникнув к груди Мориса, она опять начала вопить. Ее быстро уволокли прочь.
Мы слушали тяжелые шаги Мориса из холла и потом вверх по лестнице. И Элиот с непередаваемым и мастерским подтекстом проговорил:
- История эта дурно пахнет. - Он покосился на Гренвила. - Сейчас позвонить в полицию или позже?
Тут Гренвил наконец нарушил молчание:
- Кто говорил хоть слово о полиции?
- Но ты же не собираешься спустить ему это с рук!
- Она лжет, - сказала я.
Оба мужчины с некоторым удивлением посмотрели на меня. Гренвил прищурился. Вот такого его взгляда можно было действительно испугаться. Элиот нахмурился.
- Что ты сказала?
- Может быть, доля истины в ее объяснениях есть. Даже большая доля. Но все-таки она лжет.
- Как это, лжет?
- Ты же сам говорил, что она без ума от Джосса… не оставляет его в покое. Она мне рассказала, что часто бывает у него дома, и, видимо, так и есть, потому что описала она мне его квартиру правильно во всех деталях. Я не знаю, что произошло вечером. Но я твердо знаю, что если бы Джосс захотел, чтобы она пошла с ним, она не просто бы пошла, а побежала бы. Без всяких возражений.
- Тогда каким образом, - ровным голосом спросил Элиот, - ты объяснишь синяк на ее лице?
- Не знаю. Я и говорю, что остального не знаю. Но вот в начале истории все выдумано.
Гренвил шевельнулся. Слишком долго он стоял неподвижно. Он медленно направился к своему креслу и осторожно опустился в него.
- Мы можем узнать, что произошло на самом деле, - наконец проговорил он.
- Как? - выпалил Элиот. Вопрос прозвучал резко и был похож на ружейный залп.
Гренвил повернул голову и внимательно посмотрел на Элиота.
- Мы можем спросить Джосса.
Элиот издал звук, который раньше в классических романах имитировали как "пфу"…
- Мы спросим его. И он скажет нам.
- Да он не знает, что это такое - правда!
- У тебя нет оснований это утверждать!
Элиот вышел из себя:
- Господи Боже, да что, тебе правду под самый нос сунуть надо, чтобы ты ее признал?
- Не смей повышать на меня голос!
Элиот притих и только глядел на старика негодующим и недоверчивым взглядом. Когда он наконец заговорил, это был почти шепот:
- Довольно с меня Джосса Гарднера! Я никогда ему не доверял и не испытывал любви к нему. Я считаю, что он шарлатан, вор и лжец, и я знаю, что прав. Когда-нибудь и ты убедишься, что я прав. Дом этот - твой. Я это признаю. Но вот чего я не могу признать, так это его права распоряжаться в этом доме и помыкать всеми нами только потому, что ему случилось быть…
Мне пришлось его остановить:
- Элиот!
Он повернулся и взглянул на меня так, словно совершенно забыл о моем присутствии.
- Элиот, пожалуйста, не надо больше ничего говорить.
Он опустил взгляд в стакан, залпом допил виски.
- Ладно, - наконец выговорил он. - Временно молчу.
И он пошел налить себе еще виски. Он наливал, а мы с Гренвилом молча глядели на него. В гостиную вернулся Морис Тетком.
- Ну, тогда я поехал, - сказал он в затылок Элиоту.
Повернувшись, Элиот увидел его.
- Как там она, ничего?
- Она наверху. С вашей мамой.
- Выпейте еще на дорожку.
- Нет, я уж поеду.
- Просто не знаем, как вас благодарить. Страшно подумать, что могло бы быть, если б вы не… - Он замолчал, но оборванная эта фраза рождала в сознании ужасные видения: Андреа, умирающая от переохлаждения, утомления, потери крови.
- К счастью, тут подвернулся я. - Он попятился к двери, видимо, желая поскорее ретироваться, но не зная, как лучше это сделать. Элиот сунул пробку в графин и, отставив свеженалитое виски, пришел ему на выручку.
- Я провожу вас.
Морис неопределенно кивнул в нашу с Гренвилом сторону.
- Спокойной всем ночи.
Однако Гренвил грузно, с достоинством поднялся.
- Вы все очень толково сделали, мистер Тетком. Мы вам признательны. И будем крайне признательны, если вы, к тому же, не станете разглашать девочкиной версии того, что произошло. По крайней мере, прежде, чем факты не будут проверены.
К этому предложению Морис отнесся скептически.
- Все равно просочится.
- Но, надеюсь, не через вас.
Морис пожал плечами.
- Дело ваше.
- Именно. Дело это наше. Спокойной ночи, мистер Тетком.
Элиот пошел впереди Мориса к двери.
Гренвил с трудом опять опустился в кресло. На секунду он прикрыл рукой глаза, и я подумала, что такие сцены губительны для его здоровья.
- Вы себя плохо чувствуете?
- Ничего. Все в порядке.
О, если бы я могла быть с ним откровенной, могла признаться, что мне известно про Софию и что Джосс - ее внук! Но я знала, что если заговаривать об этом, то инициатива должна исходить от него.
- Хотите выпить чего-нибудь?
- Нет.
Я оставила его в покое и стала поправлять подушки на диване, придавленные и сбитые Андреа.
Элиот вернулся не сразу, но когда он появился, то казался опять бодрым и веселым, а внезапная ссора, вспыхнувшая между ним и Гренвилом, была забыта. Элиот принялся за оставленное виски.
- Твое здоровье! - сказал он деду, поднимая стакан.
- Я считаю, мы в долгу перед этим молодым человеком, - сказал Гренвил, - и надеюсь, будет случай отдать ему этот долг.
- Насчет Мориса я не стал бы слишком беспокоиться, - бросил Элиот. - Думаю, он вполне способен сам о себе позаботиться. А Петтифер просил меня передать вам обоим, что ужин готов.
Ужинали мы втроем. Молли оставалась с Андреа, а в середине ужина приехал доктор, и Петтифер повел его наверх. Позже мы услышали, как доктор и Молли спустились в холл и разговаривают, после чего, распрощавшись с доктором, Молли вошла в столовую, чтобы сообщить нам, что сказал доктор.
- Шок, конечно. Он дал ей успокоительное и велел полежать в постели день-другой.
Элиот отодвинул стул для нее, и она села, изможденная и потрясенная.
- Подумать только, что такое могло произойти! Как мне сказать это ее матери, ума не приложу!
- Не думай об этом, - сказал Элиот. - Отложи до завтра.
- Но такая кошмарная история! Она ведь совсем ребенок… Ей всего семнадцать. И о чем только думал Джосс! Он просто с ума сошел.
- Может быть, пьяный был, - сказал Элиот.
- Да, вероятно. Пьяный и буйный.
Ни я, ни Гренвил ничего не сказали. Мы словно заключили между собой безмолвное соглашение, не означавшее, однако, что я простила Джосса или как-то извинила его поступок. Возможно, потом, когда Гренвил его расспросит, правда всплывет наружу и мы узнаем все как есть. Но к тому времени я, наверное, уже буду в Лондоне.
Но если бы я оставалась здесь… Я медленно общипывала гроздь винограда и клала в рот виноградины. Наверное, это мой последний ужин в Боскарве, но я так и не знала, рада я этому или нет. Казалось, я стою на перепутье и понятия не имею, какую дорогу выбрать. Но скоро мне так или иначе придется решиться.
Элиот назвал это компромиссом, и прозвучало это холодно и не слишком завлекательно. Но после всей дурной театральщины этого вечера его предложение кажется основательным, разумным, солидным, имеющим достаточную опору в реальности. "Ты создана для того, чтобы жить с мужчиной, иметь дом, детей".