- Разумеется, - продолжала Молли, - как вы, должно быть, догадались, мы с Элиотом здесь только потому, что миссис Петтифер скончалась и нельзя было оставить двух стариков без всякой помощи. К нам сейчас по утрам ходит миссис Томас, она возится по хозяйству, но готовлю я и за домом смотрю тоже я, - стараюсь, как могу, чтобы здесь было уютно и красиво.
- Здесь у вас чудесные цветы.
- Для меня дом без цветов - не дом.
- Ну, а ваш собственный дом?
- Господи, воображаю, какой он сейчас пустой! Надо будет однажды взять вас в Хай-Кросс, показать дом. После войны я купила там две старые развалюхи и привела их в божеский вид. Нехорошо хвастаться, но там сейчас очаровательно. И, конечно, очень удобно для Элиота - недалеко от его гаража. А живя здесь, он все время в разъездах.
- Да, могу себе представить.
В холле раздались шаги, и через минуту дверь распахнулась и в нее опасливо шагнул Петтифер с подносом, уставленным всем необходимым для дневного кофе, включая большой серебряный кофейник, из носика которого шел пар.
- О, Петтифер, спасибо…
Он приближался к нам, сгибаясь под тяжестью подноса, и Молли встала, чтобы быстро подставить под поднос табуретку и тем облегчить задачу старику, боровшемуся с подносом, который грозил накрениться, сбросив все содержимое на пол.
- Вот прекрасно, Петтифер!
- Одна из чашек - для Джосса.
- Он работает. Наверно, забыл про кофе. Неважно, я выпью за него. И знаете, Петтифер…
Тот распрямился медленно, с усилием, словно превозмогая боль в суставах. Молли взяла письмо с Ибицы с каминной полки, куда перед тем положила его для сохранности.
- …Мы тут подумали, что самое лучшее, если командиру о смерти дочери сообщите вы, после чего дадите ему это письмо. Пусть это известие он услышит из ваших уст. Вы не возражаете?
Петтифер взял в руки голубой тонкий конверт.
- Не возражаю, мадам. Я сделаю это. Я как раз иду будить командира и помогать ему одеваться.
- Вы такой добрый, Петтифер.
- Не стоит благодарности, мадам.
- И скажите ему, что Ребекка здесь. И что она остается у нас погостить. Придется поместить ее в мансарде, но, думаю, там ей будет вполне удобно.
И опять лицо Петтифера просветлело. Интересно, улыбается ли он когда-нибудь по-настоящему или же лицо его постоянно бороздят эти угрюмые морщины, так что веселое выражение просто недоступно ему физически.
- Я рад, что вы остаетесь, - сказал он. - Командиру это будет приятно.
Когда он вышел, я сказала:
- У вас масса дел. Мне, наверное, стоит уйти и не путаться у вас под ногами.
- Так или иначе, вам надо забрать ваши вещи от миссис Керноу. Но интересно знать, каким образом. Вас мог бы отвезти туда Петтифер, но он занят с Гренвилом, а мне нужно дать распоряжения миссис Томас насчет вашей комнаты и позаботиться об обеде. Что же нам делать?
Что делать - я ума не могла приложить. Не тащиться же мне пешком с вещами из города, да еще в гору! К счастью, Молли сама ответила на свой вопрос.
- А, знаю. Джосс. Он отвезет вас в город и привезет обратно на своем грузовике.
- Но ведь Джосс работает, разве не так?
- Ну, раз в жизни работу можно и прервать. Не так часто мы его о чем-то просим, и я уверена, что он согласится. Идемте, надо его разыскать.
Я решила, что она направится со мной к какому-нибудь заброшенному флигелю или сараю, где скрылся Джосс, - в укромном месте, среди деревянной стружки и запахов горячего клея. Но, к моему удивлению, она повела меня наверх, и я позабыла о Джоссе, потому что это было мое первое знакомство с Боскарвой - усадьбой, где выросла мама, - и я не хотела пропустить ни единой мелочи. Лестница не была застелена ковром, стены до половины покрывали деревянные панели, а сверху - темноватые обои, на которых были развешаны написанные маслом полотна. Все это разительно отличалось от уютной и женственной нижней гостиной. На втором этаже налево и направо от площадки отходили коридоры. Там стояли высокий комод, полированный, орехового дерева, и книжные шкафы с массой книг. Пройдя по коридору, мы опять вышли на лестницу и поднялись еще выше. Здесь лежал красный половик, а стены были выкрашены в белый цвет. И здесь тоже в обе стороны шли коридоры, и Молли свернула в правый. Коридор оканчивался открытой дверью, из которой доносились голоса - мужской и девушки.
Казалось, Молли колеблется, входить ли, но потом, видно, решившись, ускорила шаг. Сзади фигура ее внезапно показалась мне устрашающей. Молли прошла в конец коридора, я - за ней, а затем, войдя в открытую дверь, мы очутились в чердачном помещении, преображенном с помощью круглого окна в подобие мастерской художника или бильярдной, потому что к одной ее стене был прислонен массивный кожаный диван на дубовых ножках и с дубовыми же подлокотниками. Теперь эта просторная и холодная комната была превращена в столярку, где царил Джосс в окружении кресел, сломанных картинных рам, стола с гнутыми ножками, кусков кожи, инструментов, гвоздей, а также газовой плитки, на которой грелась неряшливого вида кастрюлька с клеем. Облаченный в поношенный синий фартук, Джосс был поглощен обивкой одного из кресел. Он тщательно натягивал кусок красной кожи на сиденье кресла, одновременно беседуя с развлекавшей его разговором молодой девушкой, которая без всякого интереса взглянула, кто вошел, и моментально прервала свой приятный тет-а-тет.
Молли сказала:
- Андреа! - И тут же, уже не столь резко: - Андреа, я не знала, что ты встала.
- О, я уже несколько часов как на ногах!
- Ты завтракала?
- Мне не хотелось есть.
- Андреа, это Ребекка. Ребекка Бейлис.
- А, да. - Она внимательно посмотрела на меня. - Джосс рассказал мне о вас все.
- Здравствуй, - сказала я.
Она была очень молоденькая, очень тонкая, с длинными русалочьими волосами, свисавшими по обеим сторонам лица - хорошенького, если не считать глаз, слишком светлых и выпученных, чего никак не скрывала неумело наложенная косметика. На ней были неизбежные джинсы и хлопчатобумажная рубашка, производившая впечатление не совсем свежей и, без сомнения, надетой прямо на голое тело. На ногах у нее были сандалии, выглядевшие как бахилы хирурга - полосками: зеленая и лиловая. На шее у нее висел ботиночный шнурок, а на нем - тяжелый серебряный крест, отдаленное подобие кельтского. Вот и Андреа, подумала я. Андреа, которой так скучно в Боскарве. Было неприятно думать, что они с Джоссом обсуждали меня. Интересно, что он ей сказал.
Она не шелохнулась - продолжала сидеть, оседлав стул и облокотившись на тяжелый стол красного дерева.
- Привет, - сказала она.
- Ребекка остается здесь, у нас, - сообщила Молли.
Джосс поднял глаза. Во рту у него торчали обивочные гвоздики, глаза сверкали любопытством, клок черных волос упал на лоб.
- Где же она будет спать? - спросила Андреа. - По-моему, дом полон под завязку.
- В спальне в конце коридора, - решительно сказала ее тетка. - Джосс, сделай мне, пожалуйста, одолжение.
Он аккуратно выплюнул гвоздики в ладонь и поднялся, запястьем смахнув волосы с лица.
- Отвези Ребекку сейчас к миссис Керноу и скажи ей, что Ребекка переезжает к нам. Потом помоги ей вернуться с вещами обратно в Боскарву, хорошо? Тебя это не очень затруднит?
- Ничуть, - сказал Джосс, при этом лицо Андреа приняло скучающе-отстраненное выражение.
- Я понимаю, что тебе это очень некстати - ведь ты работаешь, - но это настолько облегчит дело…
- Меня это вовсе не затруднит. - Положив свой молоточек, он принялся развязывать узелок на фартуке. Он бросил взгляд на меня: - У меня уже входит в привычку возить Ребекку туда и обратно.
Андреа фыркнула пренебрежительно или нетерпеливо - было трудно сказать, - быстро встала и вышла из комнаты с таким видом, будто нам еще повезло, что она не хлопнула изо всех сил дверью.
А я опять вернулась к началу, оказазшись с Джоссом, втиснутая в его колымагу. Мы молча выехали из Боскарвы, пересекли строящийся участок мистера Пэдлоу и, очутившись на склоне холма, направились в город.
Молчание нарушил Джосс.
- Ну, вот все и устроилось.
- Да.
- Как вам понравились ваши родичи?
- Я не всех видела. Я не встретилась с Гренвилом.
- Он вам понравится, - сказал Джосс, словно подразумевая, что уж он-то понравится.
- Мне все они понравились.
- Это хорошо.
Я смотрела на него. На нем была его синяя матерчатая куртка и сине-белый свитер с высоким отложным воротником. Профиль его был непроницаемым. Я чувствовала, что легко могу вспылить.
- Расскажите мне об Андреа, - попросила я.
- Что вы хотите знать об Андреа?
- Не знаю. Просто хочется, чтобы вы мне рассказали.
- Ей семнадцать лет, и она думает, что влюблена в одного парня, знакомого по художественной школе; ее родители его не одобряют, поэтому ее и сослали к тете Молли. И ей здесь дико скучно.
- Похоже, она выбрала вас в свои конфиданты.
- Здесь ей не с кем больше поговорить.
- А почему бы ей не вернуться в Лондон?
- Потому что ей только семнадцать. У нее нет денег. И думаю, что не хватило храбрости пойти наперекор родителям.
- Чем же она заполняет свое время?
- Не знаю. Я же здесь не целыми днями нахожусь. По-моему, она поднимается не раньше, чем к обеду, а потом слоняется и смотрит телевизор. Боскарва населена стариками. Трудно винить ее за то, что она скучает.
Я машинально сказала:
- Скучают только скучные люди.
Изречение это некогда вдолбила в меня из самых лучших побуждений одна мудрая директриса.
- Боже, как жутко назидательно! - заметил Джосс.