- Две другие - это твой источник энергии. Они бестелесны и не принадлежат к нашему миру.
Растерянная и сбитая с толку, я была способна только изумленно уставиться на него. У меня больше не было вопросов.
- С тех пор, как ты покинула планету сновидящих, - пояснил он, - твои сновидения превратились в кошмары, и перемещения между сновидениями и реальностью стали нестабильны и опасны для тебя и других сновидящих. Впрочем, Флоринда взялась сама защищать и прикрывать тебя.
Я вскочила так стремительно, что опрокинула стул.
- Не хочу больше ничего знать! - закричала я, еле удержавшись, чтобы не сболтнуть, что было бы лучше, если б я вообще ничего не знала об этих сумасбродных путях и реальностях.
Смотритель взял меня за руку и повел наружу, через пустырь, сквозь заросли чапарраля, на задворки маленького домика.
- Мне нужно закрепить генератор, - сказал он. - Я хочу, чтобы ты мне помогла.
Громко рассмеявшись, я сказала ему, что не имею ни малейшего представления о генераторах. И только когда он открыл люк в бетонной обшивке, я поняла, что электрический ток для освещения дома вырабатывается именно здесь. Я не сомневалась, что электрические лампы и приборы деревенской Мексики похожи на эти. С ними я была знакома.
С того дня я старалась задавать поменьше вопросов, чувствуя себя неподготовленной к его ответам. Наши встречи приобрели характер ритуалов, в которых я делала все возможное, чтобы быть под стать старику в его изысканном испанском. Я часами сидела в своей комнате, перерывая всевозможные словари в поисках новых или устаревших слов, которые произвели бы на него впечатление.
Однажды утром, ожидая, пока смотритель принесет завтрак, я впервые оказалась в его комнате одна. Мне попалось на глаза странное старое зеркало и я принялась тщательно исследовать его мутную пятнистую поверхность.
- Это зеркало поймает тебя в ловушку, если будешь смотреться в него слишком долго, - произнес голос у меня за спиной.
Ожидая увидеть смотрителя, я обернулась, но обнаружила, что в комнате никого нет. Охваченная страстным желанием поскорее добраться до двери, я чуть не опрокинула одну из скульптур, стоявших возле меня, и машинально протянула руку, чтобы поправить ее, но не успела дотронуться, как мне почудилось, будто неопределенным круговым движением фигура отдалилась от меня, а затем с поразительно человеческим вздохом заняла первоначальное положение.
- Что случилось? - спросил смотритель, входя в комнату. Он поставил большой поднос на свой шаткий столик и, глядя на мое помертвевшее от ужаса лицо, снова спросил, что же произошло.
- Иногда у меня появляется ощущение, что эти монстры живые и наблюдают за мной, - произнесла я, кивая в сторону ближайшей скульптуры. Увидев его серьезное лицо, на котором не было и тени улыбки, я поспешила заверить, что назвала их монстрами, имея в виду не уродство, а скорее их громадные размеры. Сделав несколько судорожных вдохов, я повторила, что эти скульптуры кажутся мне живыми.
Украдкой оглядевшись и понизив голос до еле слышного шепота, он произнес:
- Они живые.
Я была так поражена, что начала лепетать что-то о том, как однажды вечером впервые обнаружила его комнату, привлеченная мрачным шепотом ветра, шевелившего занавеску у разбитого окна.
- Еще тогда они показались мне монстрами, - призналась я с нервным смешком, - чужими духами, наполняющими сумеречные тени.
Пошевелив губами, смотритель пристально поглядел на меня, затем медленно обвел взглядом комнату.
- Давай-ка лучше обедать, - сказал он в конце концов, - иначе все остынет.
Он придвинул мне стул и, когда я удобно уселась, добавил дрогнувшим голосом:
- Ты права, когда называешь их духами. Ведь они - не скульптуры, они - измышления. Их представил себе из образов, промелькнувших в других мирах, один великий нагваль, - пояснил он таинственным тоном.
- Мариано Аурелиано? - спросила я.
Он покачал головой и ответил:
- Нет, его звали Элиас. Он гораздо старше.
- А почему эти измышления стоят в твоей комнате? Разве этот великий нагваль сделал их для тебя?
- Нет, я только присматриваю за ними.
Поднявшись, он сунул руку в карман, достал аккуратно сложенный белый носовой платок и принялся смахивать пыль с ближайшей скульптуры.
- С тех пор, как я стал смотрителем, следить за ними - моя обязанность. Когда-нибудь с помощью всех этих чародеев, которых ты здесь видела, я должен буду вернуть их обратно.
- А куда именно?
- В никуда, в пространство, в вакуум.
- И как ты собираешься это сделать?
- С помощью той же силы, которая доставила их сюда в первый раз. Силы сновидения-наяву.
- Если ты умеешь сновидеть так же, как все эти маги, - начала я осторожно, изо всех сил пытаясь скрыть нотки торжества в голосе, - значит, ты и сам должен быть магом!
- Да, но я не такой, как другие.
Его искреннее признание привело меня в замешательство.
- А в чем же разница?
- А, - отмахнулся он - абсолютно во всем. Но сейчас я не могу объяснить этого. Если я расскажу, ты только разозлишься, станешь еще более замкнутой. Когда-нибудь, однако, ты поймешь все сама, без посторонней помощи.
Я отчаянно пыталась спросить что-нибудь еще, но почувствовала, что все смешалось у меня в голове.
- А ты можешь сказать, откуда нагваль Элиас взял эти измышления?
- Он увидел их в сновидениях и захватил, - ответил смотритель. - Некоторые из них - только копии, которые он снял с тех, что не смог забрать с собой. Остальные - настоящие, привезены отовсюду этим великим нагвалем.
Я не верила его словам, но продолжала:
- А зачем нагваль Элиас принес их?
- Они сами его об этом попросили.
- Зачем?
Разведя руками, смотритель прервал мои исследования и пригласил меня заняться обедом. Его нежелание удовлетворить мое любопытство только усилило мой интерес. Я не могла понять, почему он не хочет говорить об этих хитроумных штуках, а только уклоняется от ответов. Ведь он запросто мог все мне рассказать.
Мы быстро покончили с обедом и он попросил меня достать его раскладную койку из кладовки. Зная его вкусы, я разложила ее перед занавешенной французской дверью. Удовлетворенно вздохнув, он лег, откинув голову на маленькую квадратную подушку, наполненную сушеными бобами и маисовыми зернами, которая была пришита в изголовье. Он утверждал, что она приносит сладкие сны.
- Теперь я готов немного вздремнуть, - сказал он, отпуская ремень на своих штанах.
Это был вежливый способ отделаться от меня.
Раздосадованная его отказом говорить о скульптурах, я свалила нашу посуду на поднос и вылетела из комнаты. Его храп провожал меня всю дорогу до кухни.
Из патио слышался звон гитарных струн.
Я машинально потянулась за фонариком, который держала возле гамака, и посмотрела на часы. Было немногим за полночь. Завернувшись потуже в одеяло, я на цыпочках вышла в коридор, ведущий в патио.
Посреди дворика какой-то мужчина, сидя на тростниковом стуле, играл на гитаре. Я не могла видеть его лица, но знала, что это все тот же Исидоро Балтасар, и я уже видела и слышала его, когда попала сюда впервые. Как и тогда, заметив меня, мужчина сразу перестал играть, поднялся со стула и вошел в дом.
Едва я вернулась в свою комнату, как он снова начал перебирать струны. Я уже задремала, когда услышала его чистый сильный голос. Он пел, обращаясь к ветру, маня его из глубины молчания и пустоты.
И, словно откликаясь на его печальный зов, ветер набирал силу. Он свистел в ветвях чапарраля, срывал сухие листья с деревьев и, шурша, сметал их в кучи напротив дома.
Рывком я открыла дверь в патио. Ветер заполнил комнату невыразимой печалью. В ней не было слез, но лишь меланхолия одиночества и пустоты, праха и древних теней. Ветер с легкостью кружил по комнате. Я ловила его каждым движением легких. Он оседал у меня в груди, и чем глубже я дышала, тем легче себя чувствовала.
Я вышла наружу и, пробираясь между высокими кустами, направилась за дом. Луна ярко освещала выбеленные стены домика и широкую открытую лужайку, расчищенную от леса. Опасаясь, что меня могут заметить, я перебегала от дерева к дереву и, прячась в густой, тени крон, наконец добралась до двух цветущих апельсинов за стеной, прикрывающей дорожку к домику.
Из-за чапарраля ветер доносил звуки легкого смеха и неясные обрывки разговора. Собрав все свое мужество, я дерзко ринулась вдоль дорожки и очутилась перед дверью маленького темного дома. Дрожа от волнения, я пробралась к открытому окну и узнала голоса Делии и Флоринды. Но край окна был слишком высоко, и мне не было видно, что они делают.
Я ожидала услышать что-нибудь значительное, откровение, которое поразило бы мой разум, привело бы меня в восторг и помогло бы мне в том, ради чего я была здесь - победить мою неспособность к сновидению. Но они только сплетничали, и я настолько увлеклась их злорадными перешептываниями, что несколько раз рассмеялась вслух, забыв об осторожности.
Сначала я думала, что они болтают о ком-то постороннем, однако, прислушавшись, поняла, что речь идет о женщинах - сновидящих и наиболее язвительные замечания направлены против Нелиды.