Нет, не зря Дьявол разломил ветви неугасимого поленьего дерева, втыкая черенки во многих местах. Тут лето было обширнее и по размеру, и по размаху. Прогрелся и далеко зазеленел даже прилегающий к лугу лес, из которого в сторону реки все еще текли ручьи растаявшего снега. Наверное, пора было запасаться свежими вениками.
Сделав четыре круга, она остановилась у стола, отдышалась, едва кивнув, когда Дьявол пожелал ей доброго утра. Она никогда не отличалась воспитанностью, там более теперь, когда уличила его в любви к Радиоведущей. Буркнула в ответ что-то нечленораздельное, села за стол и набросилась на еду.
По мере того, как приходила сытость, Манька уже начала подозревать, что, может быть, привязанность к Помазаннице у Дьявола связана с его ответственностью за свое детище, а не любовь - нелюбимой себя она не почувствовала. "Может, - подумалось, - и не будет он смеяться вместе со всеми?" Она посмотрела в его сторону, но Дьявол равнодушно и отстраненно тщательно пережевывал пищу, чего обычно не делал, глотая еду целиком.
Этих раков она в котомке не найдет! - пожалела Манька, гадая, читал он ее мысли или нет?
Лучше бы не читал!
Горбушка железного каравая елась, как свежеиспеченный пшеничный хлеб. Она умяла за обе щеки целый ломоть, и доброжелательно растянула рот до ушей, выражая свою признательность, чтобы Дьявол улыбку ее обязательно заметил. Дьявол отстраненно и не улыбчиво, а передразнивая, ощерился в ответ, растянув рот и обнажив все свои зубы.
"Читал!" - расстроилась Манька, почувствовав себя ненадолго виноватой.
После сытного приема пищи хотелось полежать, но Дьявол расслабиться не позволил.
- Маня, время поджимает, - сказал он строго, убирая остатки пищи в тенечек. - Вот умрешь, и будешь лежать тихо-тихо, долго-долго… Телом, пока не сгниешь. А сознание будет искупать твою лень! Нам надо зеркало так установить, чтобы оборотни на отражение полюбовались.
- Наше зеркало еще криво показывает, - пробурчала Манька, нехотя топая вслед Дьявола, который уже поднимался по ступеням старшей избы.
Боялась Манька Дьявола и уважала за непонятные его качества.
Она так и не поняла, то ли он есть, то ли его нет. То есть, быть то он был, но как-то странно - весь какой-то не существующий: проходил сквозь стены, впрочем, и сквозь него при желании можно было пройти, то он говорил, что не умеет ничего - ни взять, ни выстругать, ни дать в зуб ногой, а то тучи раздвигал. И даже обед готовил не по-человечески - рыба сама выбрасывалась на лед, раки выползали дружным строем, шишки шелушились на кедрах и, как снежинки, семечки сыпались в ведерко, которое он подставлял. Вроде был с душой, а нечисти наплодил, аж, тошно, и знал много. Странный был - порой до неузнаваемости.
Иногда ей хотелось спросить про старика, которого она частенько видела под его плащом: был он, или не было его, а если был, то почему сам он вдруг белое на себя напялил, когда избу сканировал?
И ведь правильно говорят; с кем поведешься, от того и наберешься…
Чувствовала она себя обычным человеком - но вот с нечистью воюет, как какой-то богатырь из древних зашифрованных посланий, которые ей все сказками мнились. И билась с преступными элементами, с чертями, хоронила покойников, спасая избы… А кому не мнятся? И на тебе - покатился клубочек. Сказка ложь, да в ней намек, почитай-ка по-Дьявольски и выучи урок. Теперь то она знала, что имел в виду сказочник, когда при каждом послании оставил приписочку: по усам текло, а в рот не попало. Сколько меда выпила, когда слушала истории про Ваньку или Василису, а еще про других богатырей и жадных царей, но ведь и подумать не могла, что правду о себе сказывали герои, тоже в рот не попадало. Получалось, Ванька Ванькой, а голова у него богатырская была, резвился с Бабой-ягой и чертями, доставая Кощея Бессмертного. У Ваньки Кощей, а у нее Кощеиха… Смерть у них, должно быть, похожая - интересно, какую такую иглу герои доставали? Дьявол что-то говорил про игольницу с несколькими иглами, и каждая в своем месте… Уж не ту ли, что в сердце вампира лежит на другом краю земли?
Избушка радостно распахнула дверь, так что Маньке даже показалось, что у нее в уголке окошка блеснула радость.
Она давно воспринимала избы, как одушевленные существа.
Были они с такими же неимоверными странностями, как Дьявол: кудахтали, дрова собирали, топили сами себя. Наверное, и пироги пекли. Что-то же кашеварила изба тихо сама с собою: попробовать ее стряпню, когда вся она была забита трупными останками, Манька отказалась наотрез. Болели своими избушечьими болезнями, насколько можно это сказать о избушках, имели привязанности и антипатии, независимые были, со своими характеристиками, со своими… смешно сказать, избушечьими мыслями. Ведь как-то же приняли решение и пошли через лес, чтобы искать у нее понимания и помощи! И изба-баня не осталась в той земле, сопровождала самую больную избушку на всем пути. И не просили, ждали, когда сама позовет, как дворняг каких. Значит, верили, что не останется она безразличной к их судьбе.
Теперь вот огород развели…
Манька оглянулась, бросила взгляд на грядки, пожала плечами и вошла в избу.
Зеркало отразило ее не то, что криво, половинчато.
Нашло способ, чтобы объяснить ей, что не додумала она одной стороной.
- М-да, - молвил Дьявол, постояв у зеркала. - Не имею я ничего сказать, просто посмотрись и пойми, какой у тебя сегодня ум.
- И что сие значит? - полюбопытствовала Манька, тупо пялясь на свое половинчатое отражение.
- А ты догадайся с трех раз, - предложил Дьявол.
Сам он в зеркале не отражался, не имея ничего общего с материальностью. Или с ним никогда не было такого, чтобы он в себе засомневался.
Пока Манька думала, начала проявляться вторая ее половина.
- Не в ту сторону думаешь, - сообщил Дьявол, наблюдая за Манькиными трансформациями. - Мне было бы приятнее на него смотреть, если бы ты там не показывалась вовсе.
Манька расстроилась еще больше.
- Я красивая, я счастливая, я интересная, - занялась она аутотренингом, но зеркало так не думало, потому что она там стала ярче. - Тьфу! - плюнула она и тут же пропала.
- Теперь совсем другое дело! Можешь же, когда захочешь! - прищелкнул языком Дьявол, сделав жест рукой в сторону зеркала. - Такая ты мне нравишься больше!
- С чего начнем? - поинтересовалась Манька. - Проверим, сколько чертей осталось, или сразу зеркалом займемся?
- И то и другое. Ты пойдешь проверять чертей, а я останусь и попробую рассмотреть его с других точек зрения. У меня их, как известно, девять, так что иди, не надоедай мне!
Как можно иметь девять точек зрения, Манька не представляла, но не удивилась, недвно у нее тоже появилось еще одно - с затылка. Согласно кивнув, она отправилась в горницу.
Получилось не сразу, то ли свет мешал, то ли еще что, но она никак не могла сосредоточиться. Были какие-то сомнения, что делает правильно, но вдруг уловила, почти у самой стены шевеление и поняла, что этот интересный субъект и закрывал вход в пещеру. Пещера уже не была такой каменистой, скорее, пещерка, выемка - земляная и неглубокая.
- Я такая страшная, я такая некрасивая, я само чудовище, - причитал черт. - Все, все любят не меня! Никто про меня песни не поет, именно мне мысли не посвящают, недостойная я! А-а-а-а! - рыдая, черт стал валяться по полу и колотить ногами.
Манька опешила - ну, надо же, достал таки с утра!
А пел Дьявол про нее, просто понял, что она проснулась… Он же мысли читать умеет! - вспомнила она. Совсем из головы вылетело. Наверное, ждал, когда проснется, и специально подразнил ее.
"Задам я тебе сейчас перца!" - подумала Манька, двигаясь задом наперед к входу.
- Любить себя надо, любить! И будет у тебя много-много всего, будут песни тебе петь, стихи сочинять, денег тебе дадут, - ворковала Манька слащавенько, пока черт не исчез. - Я вот тоже сегодня облажалась…
- Я такая красивая, я совершенство! Посмотри на себя, какой головой ты мне даешь? Что?! Что ты сказала?! Стыдно тебе должно быть, зачем ищешь встречи со мной? Голова у тебя есть? Ведь все в тебя плюют, все! Боже, стыдно иметь таких страхолюдин в своем государстве! - Манька заметила еще одного черта.
- Ты достойна любви высокой, высокой любви, но мне надо быть Дьяволом, чтобы любить тебя. - сказала Манька, но ответ прозвучал неубедительно. Распинаться перед чертом ей совсем не хотелось. - Как я, недостойная, могу приравнять себя к тебе?
- Посмотри, на эту дрожащую тварь! - в поле зрения попал еще один черт. Он указал на уже пустое место, где исчез первый черт. Манька поняла, что "тварь дрожащая" идеально изображала ее саму. А черт между тем продолжал стыдить: - Мерзкое чудовище, понимаешь ли ты, что мы видеть тебя не можем?! Достала всех! - он обернулся к черту, который нахваливал себя. - Отравилась бы она, или бы повесилась.… - он перевел взгляд обратно и заорал громко и страшно, - Иди, вешайся! - и снова обернулся ко второму черту. - Судами ее затаскаем за клевету на твою чистоту и непорочность… - пообещал он.
Манька начинала закипать. Мало того, что они достали ее с утра, так еще исчезать не собирались, а изображали…
- Сами вы твари дрожащие, кого собрались пугать судами? Где суды? А нету - мы в лесу! Это не умная мысль - черти у людей судам не подлежат. Но если хочешь, я буду судить. В чем твои претензии к несчастному черту, заключенному в темницу? - выплеснув злость, она слегка успокоилась. В какой-то степени черт был прав - и повесят, и затаскают. - Да-да-да, ты прав, худо будет всем, кто сунется к вам… - согласилась она.
Черт мужского полу растворился. Но черт-Благодетельница продолжал гнуть свою линию: